Один из лучших дней (сборник) - Яна Жемойтелите

– Анна Константиновна, – спрашивает Павел, – вы давно общались с мамой?

– В тот же день, когда и с тобой, – недоуменно отвечаю я. – Ты же забрал ее из кафе.

– Вот об этом я бы хотел поговорить подробнее. Вы когда заканчиваете работу?

– Минут через двадцать. Только зайду к себе, положу формуляры на место.

– Я буду в машине. Красная «Ауди» у входа, – не дождавшись моего ответа, он идет к выходу, а я остаюсь в фойе в растерянности, будто мокрая брошенная кошка. Хотя меня, напротив, вроде бы подобрали. Павлик вообще кажется мне несколько нервным и странным, но делать нечего.

В своем закутке за стеллажами абонемента я еще успеваю заново накрасить губы и поправить размокшую прическу. Завтра наверняка наши девушки будут обсуждать, что за мной заехал молодой мужчина на «Ауди». Хромой, ну так это детали. Главное – лет на двадцать младше. И с длинными волосами. Не сын, это точно.

Как ни в чем не бывало я шествую через фойе, гордо задрав нос над мокро-противным воротником своего пальтушки. Павлик, то есть Павел, любезно распахивает передо мной дверцу красной «Ауди». Вообще все это похоже на сон, особенно внутри мокрого снега, который лепит, не переставая, забивая собой все вокруг.

– Куда поедем? – спрашивает Павел.

– А разве мы куда-то собирались?

– Надо поговорить, – он отвечает опять немного нервно. – Тогда на мой вкус. Тут место одно недавно открылось. Вполне приличное. Далековато, зато народу немного.

– Хорошо. – Я киваю.

Так это странно. Особенно странно, что после работы мне больше не надо никуда спешить, и я все никак не могу к этому привыкнуть. Долгое время после работы я забирала Владьку из садика, потом из «продленки» и тащила домой, попутно навьюченная сумками с продуктами. Кстати, муж тогда у меня еще был. Потом, когда муж свалил, я все равно торопилась домой, потому что надо было готовить ужин и кормить кота. Теперь Владька наконец научился кормить кота и при случае сделать себе яичницу с колбасой, хотя он все равно ждет, чтобы я вернулась и что-нибудь ему приготовила.

Между тем мы уже выехали за черту города и движемся, кажется, по направлению к кладбищу. Там бабушка моя похоронена.

– А куда мы вообще-то едем? – немного испуганно спрашиваю я.

– В кафе «Сказка». Я не так давно снимал там свадьбу. Друг женился, поэтому я и согласился. Вообще-то я студийный фотограф.

То есть он попытался сообщить мне, что не разменивается по мелочам. Что он профессионал. Хорошо. Что дальше и при чем тут я? Если он хотел поговорить о маме, вовсе не обязательно было сообщать такие подробности.

– Там уютно и тихо, – добавляет Павел.

Наконец в лесной просеке появляется эта самая «Сказка», к которой ведет дорога, украшенная по обочинам небольшими елочками с праздничной иллюминацией, наверное, еще с Нового года. А возле самого входа в кафе стоит деревянный кот, а может быть, лев и толстой лапой указывает на дверь: вам сюда. Мы входим.

Внутри и правда уютно и очень необычно – под потолком клетка с двумя канарейками, вдоль стены аквариумы, в которых плавают огромные рыбы с выпученными глазами. Они беззвучно открывают рты, будто силясь что-то сказать. Павел помогает мне снять пальто и устраивает его на вешалку. Меня все это немного смущает, хотя он всего лишь сын моей школьной подруги. Я видела его на фото – маленького и голенького, с трогательными «веревочками» на ручках и ножках. Где теперь тот мальчик? Исчез? Или спрятался внутри этого странного парня в слегка помятом шерстяном пиджаке с подвернутыми рукавами?

Пиджак надет прямо на футболку. А рукава подвернуты, наверно, затем, чтобы открыть дорогие часы. Хотя дорогие часы или нет – я в этом совсем ничего не понимаю.

Павел проводит меня за столик в самом углу, и я так понимаю, что он был предварительно заказан.

– У вас хороший вкус, – мимоходом замечает он.

– Это ты о чем?

– Да обо всем вместе, в вас чувствуется стиль и, я бы даже сказал, порода.

– По-моему, ты о маме хотел поговорить, – я намеренно беру ернический тон, потому что больше всего все это походит на обычное свидание. Хотя и хорошо обставленное. Да!

– Тогда я повторю свой вопрос. То есть немного иначе спрошу: насколько хорошо вы знаете маму?

– А то ты сам не разумеешь. Мы с ней школьные подруги. Правда, потом она уехала в Саратов.

– И давно вы снова встретились?

– Нет, недели две назад.

– Вино пьете? – Павел кивком подзывает официанта.

– Вино?

– Красное или белое?

– Красное сухое, – наконец нахожусь я. Однако не хватало надраться на голодный желудок.

– Может быть, вы есть хотите? Все-таки после работы.

– Если только какой-то салатик с креветками.

– На диете?

– Нет, просто уже вечер. А почему ты спрашиваешь, ну, насколько хорошо я знаю твою маму?

– Вы уже договорились о какой-то лекции? – Он не отвечает на мой вопрос.

– Да.

– И отменить нельзя?

– Ну зачем же отменять? Потом, мы сделали афишки, расклеили в библиотеке, университете и училище культуры, дали объявление на сайте, а…

– У мамы весеннее обострение, – резко обрывает Павел.

– Обострение чего?

– Неужели вы ничего странного за ней не заметили?

– Павел, – говорю я. – Марина всегда была очень оригинальной девушкой. А с позиции нынешнего века многие наши поступки кажутся тем более странными, и это еще мягко сказано. – На этих словах я невольно трогаю шею. Она как будто опять побаливает. – Что именно странного в ее поведении? Мне, например, представляется странным, что ты привез меня именно сюда. Можно спросить почему?

– Мне просто так захотелось. Здесь уютно и тихо, лес за окном. От него исходит какое-то умиротворение.

И в этом он прав. Голосок канарейки, заполняющий пространство, усиливает ощущение нереальности. Но вот же знает человек, чего он хочет! – это я про Павлика. И главное, реализует желаемое. А может, у него была изначально простая, вполне достижимая цель – провести вечер в кафе «Сказка». Это же очень просто.

– Хорошо, я приду в библиотеку на всякий случай. – Павел возвращается к исходной теме. – Мама хочет, чтобы было побольше народу и чтобы ей вручили цветы. Я все сделаю, как она хочет.

– Как странно! – невольно восклицаю я.

Может быть, Маринка в свое время просто недополучила желаемого? Она ведь ушла из гимнастики навсегда, когда родила Павлика. А была чемпионкой республики, ездила на всесоюзные соревнования.

– Ну вот, вы сами говорите, что желание странное.

Павел ловит меня на слове.

– Мне странно другое. – Я наконец решаюсь спросить об этом: – Почему у твоей мамы на руках синяки?

– Синяки?

– Огромные, желтые, вот здесь, чуть выше запястий.

– Синяки? Вы уверены?

– Абсолютно. Она прячет их под длинными рукавами, но я все равно заметила.

– Честное слово, не знаю. – Павел залпом осушает бокал. – А вы что же ничего не пьете?

Я пробую вино. Вино хорошее, терпкое. От него сразу становится тепло, и легкое неудобство исчезает. Мне уже кажется, что мы с Павлом были знакомы почти всегда.

– А вы давно работаете в библиотеке? – спрашивает он.

– Прилично, уже лет десять. До этого учительницей была, потом работала в газете.

– Почему именно библиотека?

– Место подвернулось в свое время.

– Но как вы можете там сидеть целый день? Там же темно и пыльно.

– Зато книжек много. Потом, я иногда выезжаю в дом престарелых. Хотя это тоже не больно-то веселое место. Но ведь твоя мама там работает!

– Давайте больше не будем о ней, по крайней мере сегодня.

А что, разве будет какой-то еще случай?

– Честно говоря, я хотел поближе познакомиться с вами, поэтому мы здесь, – говорит Павел, причем на полном серьезе. И смотрит пристально прямо мне в лицо.

– Какой, к-какой в этом смысл? – Я даже заикаюсь.

– Смысл? Зачем обязательно искать во всем смысл? Есть вещи бессмысленные, есть со скрытыми смыслами, и есть такие смыслы, которые раскрываются только через некоторое время.

– Не уходи от ответа, – строго, по-учительски вопрошаю я. Если бы бокал вина натощак, я бы вообще не знала, как себя вести.

– Хорошо. А если вы мне просто понравились?

– Когда успела?

– Еще в «Свиристелях». Сперва приглянулось ваше лицо, оно, как бы это сказать… Очень умело слеплено. Скулы, подбородок.

– Слушай, я же тебе не лягушка, чтобы меня препарировать.

Я пытаюсь встать, и меня покачивает слегка.

– Анна, я вас не хотел обидеть, не обижайтесь, ради бога!

В его голосе сквозит такое неподдельное отчаяние, что я останавливаюсь и, опершись ладонями на стол, наклоняюсь к нему.

– Слушай, Павлик, – получается грубо и даже вульгарно. – У тебя эдипов комплекс? Или что? Зачем тебе тетка, которая вот именно что в матери годится? Я же однажды видела тебя на фото – маленького, голенького, с такими пухлыми смешными ручонками.

– Ты всегда анализируешь момент? Любую ситуацию? – признаться, он держится гораздо лучше меня.