Жених (СИ) - Юлия Шолох

— А какая разница? — ледяным тоном ответила я.

— Я вижу, ты совсем не изменилась, — не очень радостно усмехнулся он. — Не можешь признать, что была неправа. Мариетта, сделай мне одолжение, признайся. Хоть разок.

— В чём?

— Я тебе нравился?

— Зачем тебе знать теперь?

— Раз спрашиваю, то нужно! — повысил он голос.

— Да! — крикнула я в стекло. — Да! Очень! Доволен?

Он наклонил голову.

— Теперь признайся, что была тогда неправа.

— Когда?

— Когда выставила меня прочь. За то, в чём я был не прав. Видишь, это очень просто?

Я сжала губы. С чего его потянуло на откровенности? Столько лет шатался не пойми где, успел жениться, между прочим, пока я тосковала, а сейчас пришел и требует вывернуть перед ним наизнанку душу?

С какой стати?

— Мариетта, дальше не произойдёт ничего хорошего, если ты не научишься говорить. Извиняться. Признаваться в своих чувствах. Никто не продержится рядом с ледышкой, как бы сильно её не любил. Признай свою неправоту.

— А что дальше? О каком ˮдальшеˮ речь?

— Пожалуйста, просто сделай это! Ты не понимаешь, но это нужно тебе! Тебе самой!

Он не отстанет, это я помню. Мы просто поссоримся и на этом разойдемся. Только теперь навсегда.

Наверное, так будет лучше. Он обидится, вернется к жене, потому что я не могу принять ничего от женатого мужчины, ничего из огрызков, которые он может мне предложить.

С другой стороны, вскоре мне предстоит стать женой кого-то другого — и уживаться с этим человеком. Даже если между нами не будет любви, возможно, будет понимание и участие, а это уже немало. А я, возможно, действительно не умею идти на компромисс. Лучше тренироваться заранее.

Даск ждал — я видела, как пристально он смотрит на меня в отражении, застыв и затаив дыхание. Наверное, так ждут вердикта на смертном суде.

— Я была неправа.

Он глубоко вздохнул и резко отвернулся.

— Нельзя было выгонять тебя, как приблудного бродяжку. Ты ничего мне не обещал. Ничего не должен был… не должен был хранить мне верность. Фрейлина была свободной, как и ты. Вы оба… ни в чем передо мной не виноваты. Я никогда не говорила никому, что к тебе неравнодушна, она просто не знала, иначе бы не стала с тобой связываться.

— Значит, ты ревновала?

Он поднял голову. Зачем же он улыбается? Не насмешливо, а очень умиротворенно?

— Да. Жутко. — Мой голос прозвучал пусто. — А теперь уходи, Даск.

Он молча смотрел на меня. Переглядываться через оконное стекло было странно, но одновременно как-то просто — я не могла дотронуться до него напрямую, а до отражения могла.

Но не стала. Это ничего не изменит.

— Я впервые вижу тебя живой. Настоящей. Наверное, тебе непросто пришлось — сирота, которая и при жизни родителей была никому не нужна. Мама часто просила нас с Лизи быть к тебе ласковей. Веселить тебя. Помогать тебе. Мы старались.

— Спасибо. У вас получалось.

Отражение в стекле задрожало, смазалось, из-за слёз, моментально скопившихся в глазах.

— За последние три дня я рыдала столько, сколько не рыдала за последние три года, — сказала я.

— Тогда плачь.

Наоборот, я сжала зубы и пообещала себе, что не буду. Лучше упьюсь пустырником до комы.

— Плачь, Мариетта, потому что это будут последние слёзы в твоей жизни. Обещаю тебе.

Размытое изображение не позволило разглядеть его лица. Быстро прикоснувшись к моим плечам и так же быстро убрав руки, Даск поклонился и ушёл, оставляя меня одну.

Его обещание вогнало меня в ступор, так что плакать я перестала. О чём он? Неужели что-то задумал?

И что же он может поделать с моими слезами? А! Наверное, поступил, как каждый мужчина при виде женских слёз — пробормотал первое утешение, которое в голову пришло, и ретировался бегством. Хотя в детстве, помнится, Даск меня утешал — и по голове гладил, и платочек протягивал, и таким умилительным голосом успокаивал, что хотелось плакать бесконечно, только бы он продолжал.

К сожалению, теперь меня успокаивать некому.

В комнате уже ждала радостная Колетт со стаканом отвара в руках. Вот уж кто не успокаивает, а только тормошит и требует быть сильной, смелой, во всём первой, как и подобает принцессе.

— Я должна тебе кое-что сказать, — лукаво стрельнула глазками она.

— А я тебе.

— Так вот, милая…

— Я хочу остаться одна, — перебила я. — Сейчас же.

— Но это очень важно! Послушай, я тут выяснила, что на самом деле кое-кто хитрит. Прямо как раньше. Не знаю, что уж он там задумал, но на самом деле…

— Молчи, Колетт! — возмутилась я. Слушать очередные сплетни было просто невозможно. — Ничего не хочу знать! Замолчи раз и навсегда!

Колетт тут же нахмурилась и воинственно поджала губы. Сейчас наговорит с три короба! Не дожидаясь отповеди, я крепко обняла её за плечи, прижимая к себе. Когда-то она была выше и прижимала мою голову к своему плечу, а сейчас роли поменялись.

— Пожалуйста, тётушка, — шептала я в её волосы. — Пожалуйста, не мучай меня больше. Просто дай мне побыть одной. Завтра… завтра я назову Имя — и всё закончится. Завтра вы продолжите делать мою жизнь хотя бы отдалённо счастливой. Благодарю тебя за всё, милая Колетт. И прошу — дай мне время до утра. Только мне.

Я отодвинулась, поцеловала её в лоб и отпустила.

Колетт вздохнула, но не сказала ни слова, просто развернулась и ушла. На этот раз её шаги звучали тяжело, грузно, как будто идти ей было невмоготу.

Завтра я вспомню, что она уже не молода. Что она отдала мне лучшие годы, не завела ни семьи, ни детей, а единственная сердечная склонность, которую она себе позволила — лорд Баскем, боится женщин, как огня, поэтому тоже не опасен. Не ответит взаимностью.

А я вот почему-то думаю, что нужно их свести. Это меня позабавит, точно!

Я взгромоздилась на перину, распутывая завязки платья и болтая ногами. Рыдать совершенно не хотелось. Хотелось, чтобы Колетт побыла в моей шкуре.

Да! Решено! Нужно подстроить какую-нибудь каверзу, так, чтобы лорду Баскему ничего другого не оставалось, только жениться на леди Колетт. Может, подарить ему её в качестве поощрения за заслуги перед королевством? От подарков за заслуги не принято отказываться!

Я захихикала. Да, написать красочную грамоту, леди Колетт запаковать в большущую картонку и обвязать кружевным бантом. Всё это доставить лорду на дом. Прямо вижу эту картину, где вечно хмурый лорд таращится на подарок и раздумывает, в чём подвох. А потом открывает и видит — это не подарок, это карма.

— Да вы самый настоящий троянский конь! — вскрикивает лорд, потрясая грамотой. — Как вы посмели проникнуть в мой дом таким изощрённым образом?