Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века) - Николай Колесницкий

В довершение характеристики политических взглядов К. Т. Инамы-Штернегга и К. Лампрехта следует сказать, что они откровенно идеализируют вотчину и патримониально-княжеское территориальное устройство.

* * *

Реакцией против либеральных взглядов на государство Гирке и Маурера, которые по существу отрицали настоящий государственный смысл средневековой германской монархии, явилась книга Р. Зома о Франкском государстве[90].

Взгляды Зома были позже развиты Г. Беловым и Ф. Кейтгеном в их полемике против вотчинной теории. По своему политическому характеру «публично-правовая» концепция является консервативно-монархической концепцией. Она считает грехом для настоящего немца проявлять сомнение в извечности государства или не признавать за средневековым германским государством подлинно публичного характера. Государственность, основанная на тех же принципах, что и милая их сердцу прусская монархия, существовала у немцев извечно и неизменно. А то, что в живой действительности феодальное государство вовсе не походило на «современное», их ничуть не смущает: государственность, мол, оставалась та же, перемещались только верховные государственные права, то концентрируясь в руках монарха, то переходя от монарха к князьям.

В смысле научного метода эта теория представляет явную деградацию. Она оперирует одними голыми юридическими и правовыми категориями и совершенно отказывается видеть конкретную историческую действительность. Поэтому ее «победа» над прежде господствовавшими представлениями является мнимой победой. Положения вотчинной теории по существу ею не опровергнуты. «Опровержение» произошло только в идеалистической спекуляции этих авторов.

Р. Зом формулирует свою «правовую» точку зрения с присущей ему четкостью[91]. Он пришел к ней в результате изучения судебного устройства Франкского государства[92]. Он решительно выступает против «господствующего мнения» (О. Гирке, Г. Маурер), отказывавшегося видеть в устройстве Франкского государства разграничение публично-правовых и частно-правовых начал и отрицавшего наличие в нем системы публичного государственного подданства (Untertanenverband)[93]. Особенно он нападает на «теорию товарищества» О. Гирке, которая, по его словам, отрицает за государством государственный смысл и отождествляет его с цехом или «союзом по зажиганию свечей» (в этой критике несомненно скрывается истина). Р. Зом считает, что Франкское государство было таким же настоящим «публичным» государством, как и современное – в полном смысле «правовым государством», не имевшим никаких других задач, кроме реализации права.

Реализация права, закона (Зом признает настоящим правом только государственный закон) составляет главную цель государства. Эту цель государство осуществляет с помощью всех средств насилия, имеющихся в его распоряжении. «Государство держало в своей руке меч, а не пальмовые ветви». «Государство – это сила всех сил, высшая суверенная сила внутри человеческого общества»[94]. Идеалом Р. Зома, как можно судить, является неограниченная монархия.

Р. Зом называл своим учителем П. Рота. Но от Рота он ничего положительного не заимствовал, кроме юридического метода и сконструированной с помощью этого метода системы «всеобщего подданства» (Untertanenverband).

В восхвалении средневековой монархии еще дальше Р. Зома пошел Г. Белов.

Г. Белов считал своим духовным учителем именно Р. Зома[95]. То, что Зом говорил о Франкской монархии, он перенес на Германскую монархию средневековья. Своего противника Г. Белов видел в лице вотчинной теории, критике которой и посвящена его работа о «Германском средневековом государстве». Правда, свои стрелы он направляет против патримональной теории Л. Галлера и о К. Лампрехте упоминает весьма редко. Но патримониальная теория служит для него «точкой отталкивания», а врагом является живая вотчинная теория.

Г. Белов пытается дать положительное построение противоположное вотчинной теории. Посмотрим, что же он противопоставляет этой теории?

Чтобы опровергнуть тезис вотчинной теории о замене в послекаролингское время системы «общего государственного подданства» вотчинной зависимостью, Белов старается доказать, что подданство королевской власти со стороны всего населения государства, в том числе и со стороны крестьянства, никогда в средние века в Германии не исчезало. Для этого он пускается в сомнительное, по научной объективности, исследование положения крестьянства[96] и приходит к выводу (к которому пришли уже задолго до него Каро и др.), что свободное крестьянство существовало в течение всех средних веков и что падение старой свободы непосредственно соприкасалось с рождением новой (коммутация ренты).

Г. Белов считает в подлинном смысле свободными тех зависимых крестьян, которые сидели на помещичьей земле и имели возможность с нее уходить. При этом он утверждает, что невозможно провести строгую грань между свободными и полусвободными, что, по его мнению, служит еще одним аргументом в пользу концепции распространения свободы в средние века[97]. Но этим Белов только опровергает самого себя: невозможность провести такую грань лишь свидетельствует о том, что все крестьяне были феодально эксплуатируемы. Г. Белов ни в какой мере не поколебал «долго господствовавшее заблуждение», что «в средние века были только „господа и слуги“. Те, кого он считает не господами и не слугами, являлись на самом деле людьми эксплуатируемыми в такой же почти степени, как и „слуги“.

Ложным является и основной вывод Белова, что значительная масса населения, в том числе и многочисленные слои крестьянства, находились в период «феодализма» (т. е. в X – XIII вв.) в публично правовых отношениях к королевской власти[98]. На самом деле в прямых отношениях зависимости от короля были только крупные феодальные землевладельцы и некоторая часть средних и мелких феодалов. Из крестьян в зависимости от короля (т. е. в непосредственной эксплуатации со стороны фиска) были только те, кто сидел на землях домена, и в некоторой степени крепостные церкви.

Дальнейшее «исследование» Белова имеет еще меньшую научную ценность. Чтобы доказать «публичный» характер средневекового германского государства (под государством он понимает только королевскую власть с подчиненными ей органами), он пускается в толкование названий Reich, Land, королевских и императорских титулов, эмблем и инсигнии и приходит к выводу, что они от начала и до конца представляли понятия, «сугубо публичные». Особенно убедительным, по его мнению, аргументом публичности средневекового государства являлось наличие различного рода регалий, служивших по самой своей природе прерогативой короля и передававшихся только его именем. (Заметим, что факт отчуждения королем регалий как своей собственности скорее служит аргументом в пользу патримониальной теории). По мнению Белова, если и существовала в средние века другая государственная власть, кроме королевской, то только по мановению последней, в результате получения от нее своих полномочий. Подняться само собой из землевладения и вотчинных отношений никакая истинно государственная власть, по его представлению, не могла.

Подобно тому, как в теологии божество, а у Гегеля «абсолютная идея» не саморождается, а только перевоплощается, так и у Белова перевоплощается государственность. Она может только трансформироваться, но не способна появиться заново. Приобретение крупными вотчинами элементов государственности – следствие получения ими от короля иммунитетов (публичных полномочий), регалий и пр. Образование территориальных княжеств (в государственном характере которых не приходится сомневаться и Белову) – результат сосредоточения в руках князей публичных графских прав[99].

Исходя из всего этого, Г. Белов дает следующее определение государства: «...государство – учреждение, посвященное целям, образующим высший, всеобщий, единый интерес»[100]. При этом Г. Белов с похвалой цитирует следующие слова из диссертации некоего А. Альбрехта: «Монарх живет высшей, чем простые смертные, идеей». Это уже по существу обожествление личности монарха.

Но интересы борьбы с патримониальной теорией заставляют Г. Белова считать короля, несмотря на всю его святость, всего лишь органом и слугой государства.

Весьма убедительным аргументом против патримониальной теории он считает тот факт, что «государственность» существовала и проявлялась независимо от личности короля в периоды междуцарствий, во время королевских выборов и т. п.

Феодализм у Г. Белова рассматривается в полном соответствии с его «публично-правовой» концепцией государства[101]. Автор не соглашается с тем мнением, которое характеризует феодализм как «перерыв государственных связей подчинения и зависимости» «Чисто государственные» связи и отношения существовали, по Г. Белову, несмотря на ленную систему и вопреки ей.