Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века) - Николай Колесницкий

5) Вопрос о священном характере средневековой германской монархии.

Острой борьбы мнений по этим вопросам не заметно. Среди историков скорее заметна тенденция перепевать на свой особый лад одни и те же идеи.

Идея изображения государства в «народном духе», в смысле слитности государства с народом, явно продиктована фашистской демагогией насчет «народного государства». Показать «корни» фашистского «народного государства» в далеком прошлом – вот задача, которую ставили перед историками национал-социалистские правители[120].

Этому государству приписываются совершенно не свойственные ему черты. Отношения гнета и эксплуатации выдаются за отношения сотрудничества, направленные «на достижение общих политических целей». Немецкая средневековая империя трактуется как создание всего немецкого народа[121].

Для доказательства «народного характера» немецкого феодального государства используется «теория товарищества» О. Гирке. Государство преподносится как вся немецкая нация во главе с ее «вождями». Такая трактовка государства не является новостью в немецкой историографии. Государство всегда здесь выдавалось за организацию всего народа. Но прежде проводились различия между «обществом» и «государством»[122]. Теперь эти различия замазываются.

В качестве главной особенности средневекового германского государственного строя объявляется «соперничество» короля с дворянством. Мысль эта не нова. Буржуазные историки, не различающие за деревьями леса, всегда считали, что история феодального общества и государства – это непрерывающаяся цепь столкновений между королем и феодалами, от которых будто бы зависели в€е судьбы народов. Но в прежние времена симпатии историков всегда оставались на стороне королевской власти, которая рассматривалась ими как носительница порядка в беспорядке, а не на стороне феодалов, сеявших постоянные смуты и анархию. Теперь подход изменился. Феодалов признают «строителями государства» наравне с королем, а их постоянную борьбу с королевской властью квалифицируют как «соперничество в деле конструктивного строительства государства» в направлении к «современному государственному устройству».

«Мы утверждаем, что эта борьба [короля с дворянством] только тогда может быть правильно понятой, когда она будет рассматриваться не просто, как спор из-за дележа власти, а как соревнование в деле созидания новых основ будущего государственного порядка»[123].

В связи с этим немецкие буржуазные историки «по-новому» оценивают возникновение немецкого партикуляризма. Упадок королевской власти и образование могущественных территориальных княжеств представляется им не как бедствие, а как некое благо для Германии. Вот что писал А. Допш по этому вопросу: «Немецкий партикуляризм имел не только теневые, но и светлые стороны: он дал возможность создать многосторонние культурные творения, немыслимые в строго объединенных государствах»[124].

Т. Майер предостерегает против отрицательного отношения к образованию территориальных княжеств: «Здесь мы имеем положительное строительство, государственное новообразование»[125].

Г. Миттайс указывает, что без наличия территориальных княжеств не были бы разрешены «многие большие задачи Германского государства»[126].

При таком понимании факта образования территориальных княжеств представляется неудовлетворительным прежнее объяснение возникновения территориальной власти и оценка отдельных «источников» ее формирования. Раз за князьями признается самостоятельная и положительная роль в «государственном строительстве», то и «строительство» территориальной власти должно рассматриваться как дело самих князей. Теория «делегирования» и «отчуждения» верховных прав королем, согласно которой никакая новая власть не могла появиться, не получив своих полномочий от вышестоящей, этих историков не удовлетворяет. Для них больше подходит теория «автогенного» развития судебной и политической власти.

Г. Миттайс, обобщая взгляды современной немецкой историографии по этому вопросу, указывает, что не присвоение регалий явилось основой создания территориальных княжеств, а активная деятельность самих князей. Князья создавали территориальные владения во многих случаях без помощи империи (Reich): «Усиление княжеств совершалось за счет собственных усилий князей. Князья не столько отнимали у империи, сколько создавали... Их земли состояли большей частью из собственных аллодиальных владений, к которым только прибавлялись лены. Территориальная власть являлась в значительной степени властью в собственных владениях (Eigenherrschaft), на новых землях, колонизованных и освоенных с помощью свободных крестьян»[127].

На значение последнего фактора в образовании территориальных княжеств в особенности обращает внимание Т. Майер[128]. Он исходит из того, что вновь освоенные и захваченные князьями земли составляли прямую собственность князей, что население, проживавшее на этих землях, находилось под непосредственной княжеской властью, в прямом княжеском подданстве. Все это, по его мнению, придавало территориальным княжествам характер «современного государства» (mederne Staat).

Эти же мысли о причинах образования территориальных княжеств перепевает на свой лад и В. Шлезингер в книге «Возникновение территориального господства» (die Entstehung der Landesherrschaft). Его вывод сводится к следующему: «не феодализм повинен в разложении империи и образовании территориальных княжеств, в этом повинен „аллодиализм“[129].

Не приходится говорить, что «новый» взгляд на проблему возникновения территориальных княжеств ничуть не ближе к научному решению этой проблемы, чем старые взгляды. То, что центр внимания переносится с империи на сами княжества, на их самостоятельное развитие, ничуть не помогает выяснению истинных причин того специфического пути политического развития Германии, который обусловил торжество в ней территориальной раздробленности. Новым здесь является только чрезмерная идеализация этой уродливой политической системы.

Своеобразной интерпретацией тезиса о «соперничестве дворянства с королем» является теория О. Бруннера о феодальных смутах (Fehden). В своей книге «Страна и власть» (Land und Herrschaft), претендующей установить новый взгляд на феодальное государство, он старается доказать, что в средние века не существовало «правового государственного порядка», а имел место своеобразный государственный порядок перманентных смут (Fehdeordnung). О непрекращавшихся военных столкновениях феодалов историки говорили, как известно, и до О. Бруннера. Что же нового в его взгляде? Новым является то, что вместо прежней отрицательной оценки этих феодальных столкновений как анархии, смуты, им дается положительная оценка; в смутах усматривается основа, определяющая сила средневекового государственного устройства (Grundlegendes Element der mittelalterlichen Verfassung)[130].

Взгляд на эти Fehde как на анархию, нарушающую «нормальное течение» общественной и государственной жизни, О. Бруннер объявляет модернизацией истории средневековья. В этом, конечно, есть доля истины. Феодальные столкновения на самом деле составляли имманентную черту политического строя феодализма. Но историк должен их объяснить, а не принимать за исходный пункт и основу феодального строя.

Чтобы придать своей новой теории научный авторитет, О. Бруннер, как истый историк-немец, старается «обосновать» ее правом. Для этой цели он изобретает «новое право» – право «феодальных смут» (Fehderecht). Наличие такого «права», по его мнению, наносит окончательный удар, по «модернизаторским взглядам на Fehde как на анархию и заставляет видеть в них нормальное, законное явление. Феодалы, вступая друг с другом в вооруженные столкновения, действовали не как разбойники, а как блюстители своеобразного правового порядка – „порядка смут“ (Fehdeordnung) и поступали в полном соответствии с принципами средневекового общественного и государственного устройства.

Таково «истинно историческое» понимание феодальных смут О. Бруннером.

Другим проявлением той же пресловутой «переоценки взглядов на феодализм» является идея о «конструктивной» роли ленной системы.

Если в прошлые времена в ленной системе (которую многие отождествляли с понятием феодализма) видели факт разложения нормального государственного порядка, основанного на «общем подданстве» (Untertanenverband)[131], то теперь в ней склонны видеть не распад, а «возведение» нового здания ленного государства[132].

«Заслуга» в утверждении этого взгляда в немецкой историографии принадлежит Г. Миттайсу. В своей книге «Ленное право и государственная власть» (1933) Г. Миттайс стремится доказать, что в ленных отношениях и ленном праве содержались условия для удержания государственного единства в период раздробленности и для положительного строительства государственной централизации в последующее время. В других странах Европы эти условия были использованы всецело королевской властью, в Германии – по причинам своеобразия немецкого ленного права и немецкой «государственной идеи» – они пошли на пользу князьям и во вред королевской власти[133].