Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века) - Николай Колесницкий

В своем исследовании «священного королевства» буржуазные историки опираются на религиозные легенды, предания, магические формулы и заклинания, молитвы, государственную символику и т. п. При правильном научном истолковании эти источники могли бы дать представление о религиозных верованиях и поверьях, а также о том, как эти верования и поверья использовались государством и церковью для усиления своего господства над народом. Но здесь ставится совсем иная цель: религиозными иллюзиями пытаются доказать священный характер тех порядков, ради освящения которых создавались и культивировались эти иллюзии. Получается двойная фальшь: людям приписывают «представления», которые им внушали посредством тенденциозно сочиненных преданий и легенд, а затем, исходя из этих представлений, объясняют реальную действительность. Вот образец «адекватного» понимания явлений средневековой истории!

В отношении использования источников у этих авторов нет даже элементарного критического подхода. Они используют предания и легенды, появившиеся в более поздние времена для изучения более ранних явлений и совершенно не замечают их явной тенденциозности.

Мы не имеем возможности разобрать здесь критически их работы с этой стороны и сошлемся на статью известного чехословацкого историка Ф. Грауса, который сделал это на материале чешской истории[168]. Фр. Граус убедительно доказал, что легенда о сакральном происхождении княжеской власти в Чехии, на которой пытались строить свои выводы сторонники этой концепции в чешской историографии, была сочинена уже в период усиления княжеского дома Пжемысловичей. В преданиях о начале княжеской власти нет никаких следов «обожествления». Наоборот, традиция связывала появление княжеской власти с угнетением и насилием[169]. В свете этих фактов легенда о «священной монархии» не выдерживает никакой критики. К такому же выводу придет каждый, кто без предупреждения будет читать источники о происхождении королевской власти у германцев. «Святые короли» у германских народов появились позже, уже в христианский период, и то не сразу, а после того, как королевская власть успела укрепиться и упрочиться. Личина «святости» понадобилась для того, чтобы внушить демократически настроенным варварам почтение к своим королям, которые вчера еще были вождями племени. «История франков» Григория Турского весьма колоритно изображает этот процесс роста авторитета королевской власти. Большую помощь оказали при этом христианская церковь и духовенство, платившие королю за его щедрые дары. Но никакой теократии в Меровингской монархии мы не видим. О теократии или цезарепапизме можно говорить только со времени Каролингов и то ненадолго. Позже, с наступлением феодальной раздробленности, престиж королевской власти снова пал настолько, что короля начали считать только первым среди равных. В Германии с ослаблением королевской власти к концу XI в. утвердилась выборная монархия и авторитет короля стал как нигде низким.

Как же все это согласуется с «священным королевством?» Сторонники теории «священства», избегая ответов на подобные вопросы, утверждают, что народ обожествлял не одних королей, но и всех власть имущих. В Германии, утверждают они, верили в священство князей, и эта вера послужила основой усиления княжеств. Ф. Геер идет еще дальше и утверждает, что вера в святость власти, которую он называет «политической религиозностью», служила не только основой государственности, но и предпосылкой национального развития. Во Франции «из сознания религиозной миссии» выросла, по его словам, «единая нация». В Германии этому помешала неудачная судьба «Священной империи»[170]. Другой представитель этого реакционного направления, О. Гефлер, предлагает исходить из религиозных культовых форм при выяснении природы средневековых союзов и корпораций. Это, по его мнению, «покажет нам данные союзы и корпорации в совершенно новом свете»[171]. Выше уже указывалось, что «теория священства» применяется также для объяснения происхождения класса феодалов. Таким образом, буржуазная идеология, в лице представителей этой «историографии», возвращается снова к тем давно прошедшим временам, когда считали, что бог сотворил людей и сделал так, что одни стали господами, а другие слугами, одни правителями, а другие верноподанными. Вот как завершается «круг развития» буржуазной идеологии.

* * *

В заключение нашего краткого обзора немецкой буржуазной историографии феодального государства в Германии необходимо отметить, что в прошлом в этой области было сделано немало положительного, научно ценного. Это положительное мы видим в конкретных исследованиях отдельных сторон государственного устройства, в изучении государственных учреждений и институтов и в привлечении в научный оборот многообразных исторических источников. Дальнейшее изучение истории феодального государства не может быть достаточно плодотворным без использования результатов этих исследований. Однако в области общей проблематики, в понимании существа феодального государства и характера его исторической эволюции буржуазная историография никогда не могла встать на последовательно научные позиции. То, что утверждается ею в этой области, не может быть принято нами как положительное достижение науки, а должно быть отброшено, как и всякое проявление буржуазной идеологии.

В прослеженной нами смене направлений в немецкой буржуазной историографии феодального государства за последние сто лет нетрудно заметить определенную тенденцию. Эта тенденция заключается во все большем отходе от «материализма» – от выяснения экономической основы политического развития – и в создании таких идеалистических концепций, которые принимают за исходный пункт только идеи, понятия, верования и своеобразие «национальной психологии». Если передовые немецкие буржуазные историки второй половины прошлого века пытались в некоторых случаях найти объяснение исторической эволюции средневекового германского государства в изменявшихся хозяйственных условиях эпохи, то немецкие историки XX века ищут это объяснение в немецкой государственно-правовой идее с ее «дуализмом» и прочими своеобразными национальными свойствами, или в представлениях и верованиях людей.

Вторая тенденция, не менее ярко проявляющаяся в новых работах немецких историков о средневековом германском государстве, выражается в том, что вместо отрицательного отношения к феодальному строю провозглашается положительная оценка феодализма (в его буржуазном понимании). При этом особенно восхваляются те стороны политического развития средневековой Германии, в которых со всей очевидностью проявились его отсталость и уродливость. Это особенно ярко заметно на отношении к феодальным смутам (теория «права смут» О. Бруннера), к феодальной раздробленности и ленным отношениям (оценка конструктивной роли ленной системы Г. Миттайсом) и к территориальным княжествам (восхваление их исторической роли А. Допшом, Т. Майером и др.).

В одном, пожалуй, современная немецкая буржуазная историография остается на старых позициях – в понимании общего направления государственного развития в период феодализма и в признании «целеустремленности» этого развития. Буржуазные историки считают, что политическое развитие в период феодализма неуклонно совершалось в направлении к «современному», т. е. буржуазному государственному порядку, представляющемуся им верхом всякого совершенства. В этом смысле можно говорить о неизменном «прогрессивизме» буржуазной историографии.

Сопоставляя работы по истории германского феодального государства современных немецких буржуазных историков с работами немецких историков прошлого века, мы прежде всего замечаем, что новые работы значительно уступают старым по своей научной основательности и многосторонности. П. Рот, Г. Вайц, К. Т. Инама-Штернегг и К. Лампрехт строили свои концепции государственного развития на основе изучения землевладения, социальной структуры общества и политических отношений. Современные историки ограничиваются изучением одного только государственного строя или отдельных учреждений. Некоторые из этих работ по существу не вносят ничего нового в изучение феодального государства и ни в какой степени не могут служить показателем прогресса исторической науки. Этот факт является ярким свидетельством того, что регресс в области методологии имеет своим неизбежным следствием упадок исторического исследования, его размаха и методики.

ФЕОДАЛЬНАЯ МОНАРХИЯ В ГЕРМАНИИ

до возникновения территориальных княжеств

(IX – вторая половина XII в.)

Политическое развитие Германии в период перехода от раннего феодализма к развитым феодальным отношениям характеризуется специфическими особенностями. Германия, в отличие от некоторых других западноевропейских стран того периода, представляла относительно единое государственное целое. Германское государство возглавляла сильная монархическая власть, которая господствовала так или иначе на всей территории страны. Германская монархия, поддерживаемая всеми феодалами страны, могла предпринимать большие грабительские походы, покорять соседние страны и устанавливать свое господство в пределах возрожденной средневековой «Римской империи». В чем же следует искать причины этого своеобразного положения германского феодального государства в X – XII вв.? На этот вопрос историография не дала еще достаточно обоснованного ответа[172]. Предлагаемый очерк может явиться посильным вкладом в его решение. Мы лишены возможности в рамках данной работы подробно выяснить весь комплекс условий, определивших собой характер политического развития Германии той эпохи. Для этого потребовалось бы специальное исследование экономических отношений и социального строя в стране. Наша работа ограничивается, в силу необходимости, изучением только политического устройства. Но и в пределах этого круга вопросов вполне возможно поставить, и с большей или меньшей полнотой выяснить те социально-экономические моменты, которые обусловили в конечном счете своеобразие политического развития Германии.