Дочь генерала - Александр Петров

Потом до самого отъезда меня по гостям растаскивали. Ко мне в санаторий даже начальник милиции приходил и благодарил. Сказал, что я всех врагов помирил, и народ поселковый успокоился. Вот такое чудо мне тогда Вася устроил.

Отъезд с наездом

Однако, Валентин пропал. Не заходил и не звонил. Секретарь всем отвечала, что уехал в отпуск. Но он перед отъездом всегда появлялся в студии, заботливо наполнял холодильник, выплачивал сторожевые… А тут пропал с концами. И ни слуху, ни духу…

Но это еще не все. Перестала приходить Наташа. Сергей не находил себе места, ругал себя, что не удосужился взять телефон. Понадеялся на то, что она всегда тут, рядом, под рукой. Куда, мол, денется? А вот, поди ж ты, делась…

Борис оба этих исчезновения дидактически связал вместе, припоминая, что они давно знакомы как люди одного круга. Куда, мол, нам, беспортошным, до них, хозяев жизни! Также вспомнил, что несколько раз они обменивались весьма многозначительными взглядами. А Наташа вроде бы даже при этом глубоко вздыхала. Такие размышления вслух, конечно, не поднимали настроения Сергею и, случалось, в Бориса летели шлепанцы. Только что неопознанный летающий объект для настоящего писателя, который практически познал, что такое летящий в собственное лицо реальный кулак.

…Сначала заявился грубоватый лысый парень с мясистым телом и на повышенных тонах хрипло кричал, что если ему не скажут, где скрывается Валентин, он тут все разнесет.

— Как ты думаешь, Вась, какова причина нервозности этого юноши? — спросил Сергей, не обращая внимания на вопли бандита.

— Полагаю, в младенчестве его часто ставили в угол. Мальчик затаил обиду, которая теперь проявляется таким неприличным образом.

— Вы чего там парите, лохи? — хрипел пришелец. — Да я вас на фарш порублю!

— Кто ж тебе позволит, сынок?.. — вздохнул Борис. — Нет, господа, тут дело скорей или в нехватке витаминов, или женской ласки. Слабые мужчины всегда нуждаются в подобных вещах.

— Ты чего меня провоцируешь?!! — вопил бандит, размахивая руками. — Да я вам тут щас разгром устрою!

— Да брось ты переживать, — сказал Василий, наливая из пузатой бутылки в бокал. — Иди лучше успокоительное прими. Марочное…

Бандит залпом выпил коньяк, грузно сел за стойку бара и впрямь успокоился. Василий подсел на соседний стул и заговорил с ним по-отечески мягко.

Вторым искал Валентина молодой участковый Ищенко. За его усталыми плечами легко угадывалась мощная костедробильная государственная машина.

— Непорядок! — возмутился он. — Почему у вас тут проживают граждане без регистрации по данному адресу? Где хозяин?

— Наш Валентин — свободный человек в свободной стране. Он тоже имеет право отдохнуть недельку. Вы, господин старший лейтенант, будете вторым в очереди. Первый — вон тот тревожный мужчина из организованной преступной группировки. А вот и следующие, — указал Борис в сторону лестницы, по которой спускались потрепанный пожарный инспектор под ручку с молоденькой врачихой санэпидстанции. Замыкал шествие хмурый офицер налоговой полиции в состоянии сильного недопития. — Надо же, сколько людей кормит из своих рук наш добрый хозяин! Право же, это достойно уважения.

Налив каждому успокоительного и обласкав добрым словом, Василий проводил делегацию профессиональных вымогателей до дверей и глубоко вздохнул:

— Если Валентин до конца недели не объявится, придется расходиться по домам.

— Ничего, найдется, — кивнул неуверенно Борис. Затем взглянул на поэта и добавил: — Оба найдутся…

Через неделю кончились запасы в холодильнике. Из денег осталась одна мелочь. Ребята сначала загрустили. И тут Сергей хлопнул себя по лбу и сказал:

— Слушайте, братья, что нам с вами Спаситель обещал? Если двое-трое помолятся во имя Мое — все, что просите, дам вам. А давайте и мы помолимся.

Они зажгли лампаду и встали на молитву.

— Господи, не оставь нас без куска хлеба, — произнес Сергей. — Ты, обещавший троим молящимся выполнить их просьбу, выполни эту нашу просьбу: дай нам хлеба насущного. Слава Тебе, Боже, за всё: и за обилие, и за недостаток!

Борис с сомнением покачал головой и сел за свой ноутбук. Василий вздохнул: «О, немощи наши земнородные!» — и встал к мольберту. Сергей улыбнулся чему-то своему и тоже сел в кресло. Часа три они работали, пытаясь не обращать внимания на урчание в животах.

…Первым вошел в студию мужчина в спецовке и протянул Васе три тысячи рублей:

— Прости, Василий, задержался я с отдачей долга. А тут еду мимо, и так от стыда под ложечкой заныло. Что же это я, думаю, хорошего человека подвожу. Возьми и прости!

— Постой, брат, — проворчал Вася недоуменно, — а ты меня ни с кем не спутал? Мы что, знакомы?

— А ты не помнишь? Я тут как-то проходил, а ты стоял в дверях. Я был без гроша и с похмелья… Ну и на удачу попросил у тебя денег. Ты дал. Я выпил только бутылку пива, больше не смог, а остальное домой бабе снес. Всё. Спасибо тебе.

Вася обнял парня, бросил через плечо: «Я в магазин!» и вышел. Через полчаса он внес в студию два пакета с едой.

Вторым вошел почтальон и вручил Борису квитанцию на телеграфный перевод на сумму три тысячи рублей. Борис сбегал на почту, получил перевод и принес домой сумку с продуктами и бутылками.

Третьим забежал Кирилл и протянул Сергею три тысячерублевые купюры. И тоже просил прощения за то, что задержал отдачу долга.

…А потом… вошла она! Наташа сияла и, казалось, не ступала ногами, а плыла по воздуху. Сергей встал и вышел навстречу с протянутыми руками. Что за чудо, эти влюбленные! Они порывисты, но смущаются от каждого стороннего взора. Никто не увидит их целующимися или идущими в обнимку, потому что настоящая любовь застенчива. Вокруг этих детей любви сияют радуги, поют птицы, улыбаются дети и старики. От любящих сердец исходят мощные волны светлого тепла. И как, наверное, грустно было бы жить на этой печальной земле, если бы ни эти сердца, исполненные светом чистой… да — незамутненной, чистой, настоящей — любви!

Только что это? Следом за девушкой солидно шагал статный старик в дорогом темно-синем костюме…

— Знакомьтесь, друзья, это мой папа, — сказал Наташа, не скрывая улыбки. — Папа, это Сережа, Борис и Васенька.

— Борис, — протянул первым руку прозаик, — убежденный пацифист.

— Генерал Ракитин, — отчеканил мужчина, пригладив мощной пятерней густые седые волосы, — Иван Андреевич. Профессиональный пацифист.

— Ваше превосходительство… — промямлил Сергей, отодвигая Бориса плечом и покрываясь розовыми пятнами. Потом прокашлялся и сказал: — Милости просим! Сегодня у нас день получки и чудес. Давайте это слегка отметим.

— Мне дочка много о вас рассказывала, — сказал отец. — Вот я и решил с вами познакомиться. — Потом повернулся к Наташе и прошептал на ухо: — Помнится, великий Александр Македонский в личную охрану отбирал только солдат, не потерявших способности краснеть. У твоего избранника, доченька, с этим, кажется, все нормально.

— Давайте, Иван Андреевич, выпьем за знакомство, — предложил Борис.

— Слушайте, друзья, а вы часом не того?.. Алкоголизмом не страдаете? — бдительно поинтересовался генерал, суровым прищуром обводя общество.

— Нет, ваше превосходительство, у нас другая проблема: кушать очень хочется. Мы тут три дня почти ничего не ели, — пожаловался Борис, спешно нарезая бутерброды.

— А это почему?

— Обычное дело, — терпеливо пояснил прозаик, не без труда скрывая ироничную улыбку, — деньги пропили, а на еду ничего не осталось.

— Папа, не обращай внимания, — вступила Наташа, погладив ладошкой предплечье отца. — Я же тебе говорила: они любят пошутить. Нормальные ребята! — и тоже приступила к приготовлению обеда. Они с Сергеем увлеклись беседой, больше похожей на голубиное воркование — и от внешнего мира отключились напрочь.

Василий как бы невзначай смахнул льняные покрывала с двух картин. Генерал подошел поближе и в восхищении замер. С одного портрета, таинственно улыбаясь, взирала плечистая полная дама в легких прозрачных одеждах, отдаленно напоминающая хрупкую Наташу. На другом полотне в центре композиции сияла своей виновато-смущенной улыбкой дочь генерала в синем платье до пят. Спереди у правого подлокотника ее кресла замерла девочка, как две капли похожая на нее. А сзади из теплого сумрака выступала дама средних лет с ухоженным лицом и ранней сединой в красиво уложенных волосах. Эти трое походили на мать, дочь и внучку.

— Первый портрет на экспорт, поэтому лишь слегка похож на оригинал, пояснил художник. — В Европе, знаете ли, вкус эдакий, сугубо телесный. Ну, а вторая композиция — это Наташенька в трех временных фазах: прошлое — настоящее — будущее. Здесь, как видите, Иван Андреевич, все по-русски: душа на первом и единственном плане.