Труба Иерихона - Юрий Никитин

Президент побарабанил пальцами по столу. Ногти были холёные, покрытые тремя слоями лака, тщательно обработанные.

А не потеряю ли голоса, поинтересовался он задумчиво, нормальных людей?

Секретарь, обычно быстрый в подборе нужных слов, снова чуть задержался, и президент это заметил.

Нормальных людей, ответил секретарь осторожно, всё ещё в стране больше, чем представителей сексменьшинств... но они, как бы сказать точнее, на обочине. Сейчас преимущество отдается сексменьшинствам, из которых группа гомосексуалистов самая влиятельная. Она имеет в конгрессе и сенате около трети мест, тиражи журналов гомосексуалистов растут по экспоненте, у них уже три самых популярных телеканала, собственные банки и корпорации... Им выделяются особые пособия, так что нормальный человек чувствует себя не то что обделенным финансово, что имеет место тоже, а... как совсем недавно было дурным тоном назвать негра негром — обвинят в расизме! точно так же сейчас открыта дорога гомосексуалистам. Стоит студенту назваться гомосеком, у него принимают зачет, только бы не нарваться на обвинение в предвзятости. Гомосексуалистам открыты высшие должности в государстве, в обход правил и в ущерб более достойных граждан... Словом, сейчас в стране имеет место быть настолько мощное давление общественного мнения... что ни один из так называемых нормальных не рискнёт выразить свое недовольство президентом-гомосексуалистом. Более того, проголосует именно за кандидата-гомосексуалиста, только бы не подумали о его предрасположенности к расизму, не заподозрили в ксенофобии...

Президент фыркнул:

Как будто голосуют не тайно!

Господин президент, вы же знаете, сказал госсекретарь с мягкой укоризной, девяносто девять процентов американских граждан уверены, что потайные камеры следят за их бюллетенями. А потом тайные службы сортируют благонадежных и неблагонадежных. Так что каждый стремится проголосовать так, «как надо».

Президент развёл руками, неожиданно улыбнулся:

Но об этом же не говорят? Нет. И мы не будем опровергать. Главное, чтобы голосовали как надо. Как нам надо!.. Что у тебя там ещё?

Госсекретарь положил перед ним раскрытую папку. Вопрос насчёт гомосексуальности президента страны был деликатно опущен, что означало молчаливое разрешение начать кампанию. Но осторожную и деликатную. В случае провала президент с возмущением прикажет отыскать виновных, распустивших о нем такие гнусные слухи.

Это статистика роста наших войск за рубежом... Это количество кораблей в Дарданелльском проливе... Это рост активистов за права человека...

Президент снова поморщился. Он сам чувствовал, что морщится чересчур часто, а от этого закрепляются морщины, надо будет последить за своим лицом. Или дать распоряжение ребятам из Института Психологии Первого Лица.

С правами человека, сказал он значительно, пора взять некоторый тайм-аут... Или хотя бы слегка затормозить. Эта великолепная идеологическая бомба сработала даже мощнее, чем ожидалось! Был разрушен Советский Союз, вдрызг разлетелся ужасающий по мощи Варшавский блок. И вот теперь, когда для НАТО нет больше в мире равных соперников, эти дурацкие права человека могут теперь вредить и нам самим, ибо ими оперируют только слабые нации и слабые государства. Да, теперь можно признаться: мы, США, боялись мощи СССР! Дико боялись, до обморока, до визга. Теперь в мире нет другой силы, кроме войск США. Так что забудем про эту химеру, которую мы создали для потребления других... но не для себя! Убивайте этих чёртовых сербов, не считаясь, кто там с погонами, а кто без. Убивайте арабов, а потом начнём так же точно убивать русских, жидов и всех прочих, кто мешает... нет, даже может помешать нашей победной поступи!

Государственный секретарь позволил себе тонко улыбнуться:

Я счастлив, что вы со мной разговариваете столь откровенно. Но сегодня в три сорок у вас выступление перед студентами университета. Туда уже съехались телеоператоры всех компаний мира. Надеюсь, там вы будете более осмотрительны в выборе слов?

Президент расхохотался:

Да, я должен выглядеть и говорить настолько величественно и важно, чтобы простой народ не усомнился в моей святости. И святости слов, которые я изрекаю. Над этими словами сейчас работают две сотни лучших специалистов в области психологии и лучшие лингвисты... Но мы-то с тобой знаем, что наша главная цель проста. Настолько проста, что вслух её произносить нельзя. Иначе вся система создаваемых нами ценностей... ха-ха!.. создаваемых для остального мира, рухнет! Цель проста: уничтожить противника. Захватить его богатства. На примере Ирака, Югославии мы убедились, что остальной мир либо слабо протестует, чтобы «сохранить лицо», либо трусливо старается присоединиться к победителю. Так что мы можем смело расширять арену своих действий! Как там насчёт движения крымских татар? Не пора ли их начинать снабжать оружием? Послать туда инструкторов? Через некоторое время можем начать бомбардировки, а Украина настолько сейчас перегавкалась со всеми, особенно с Россией, что даже Кречет не станет её поддерживать...

Господин президент, я предусмотрел ваше желание... Да, такая у меня работа! Специалисты обещали собрать к сегодняшнему утру всю необходимую информацию. Да, хорошо бы оторвать такой лакомый кусочек, как Крым...

Глава 6

Они не зря поглядывают на меня, как мыши из норы. Даже язвительный Коган отводит взгляд, а Коломиец старается не коснуться меня рукавом, чтобы не подхватить бациллу неинтеллигентности. То, что мне сегодня предстоит, я бы не назвал легкой задачей. И трудной не назвал бы. Передо мной поднимается титановая стена, а я перед ней стою с пустыми руками. Правда, когда-то несокрушимые для таранов стены Иерихона пали от звуков простой трубы...

Да, смысл старого сообщения давно утерян. Теперь все придурки... а кроме меня, все на свете придурки, уверены, что труба была какая-то волшебная. Размечтались, емели всех национальностей! Ни фига подобного. А вот ни фига, ибо нет на свете золотых рыбок, говорящих щук и волшебных дудок. Нет!

Но была труба, через которую тогдашний футуролог Никольский выкрикивал доводы, стараясь докричаться до противника. Весомые доводы. Убийственные, сокрушающие!

Докричался. Услышали. Задумались. И рухнула стена. Могучая и несокрушимая стена, которую не могли разбить ни лихие наскоки легкой конницы, ни удары сотен таранов, ни тщательная осада. Надо и мне рушить, только надо уметь подбирать звуки в этой трубе потщательнее...

Чёрт, тот же... ну, который дудел... то есть выкрикивал, как жить правильно, в чем есть Истина и ради чего жить и умирать... он же сумел? Он же отыскал те единственно верные слова, от которых Стена рухнула?

Итак, пока Кречет ещё разбирается с комиссией из ООН, попытаемся сформулировать то несвязное, что я должен промычать президенту и его правительству. Итак, все люди на Земле всажены в определенные тела и помещены в определенные эпохи. Рождённый в Древнем Риме, я, возможно, считал бы императорскую власть единственно правильной, ходил бы на гладиаторские бои, а после трудового дня посещал бы храмовых проституток.

Родись я в Древнем Киеве, то приносил бы в жертву священному дубу пленных хазар, имел бы несколько жён, по вечерам бил бы палкой статую бога Велеса, требуя больше приплода моим козам.

Но я родился здесь. В теле самца, человека, живу в конце двадцатого века и тоже, как древний римлянин, привычно считаю, что вот сейчас самые правильные наконец-то законы и мораль... ну чуть-чуть шероховатая, дает сбои, но всё же самая правильная. Менять уже ничего нельзя. Даже я, футуролог Никольский, то и дело скатываюсь к этому привычному ощущению, а что говорить о простом люде? А мы все простые-препростые...

Да что там Рим или Хазария! Сам ещё помнишь время, когда женщина просила стыдливым шепотом обязательно погасить свет, мужчины стрелялись, а обесчещенные женщины бросались из окон, с крыш, с моста, травились, вешались... Тогда это считалось нормальным, а как же иначе, и вот сейчас ты тоже считаешь нормальным, что мир может быть только таков, какой сейчас, мораль именно сегодняшняя самая верная, именно таким всё и должно быть, и все должны играть именно по этим правилам!

Хотя нет, ты так не считаешь... когда встряхиваешься, как выбравшийся из воды пёс, и ошалело оглядываешься по сторонам. Ну да, ты ж умный, ты догадываешься иногда, что надо встряхнуться и оглядеться по сторонам, посмотреть как бы из другого измерения, и тогда видишь все нелепости, все временности. Но весь мир, можно сказать, считает, что жить и понимать надо только так и никак иначе. Люди слишком мало живут! Потому всем кажется, что живут в статичном неизменяющемся мире. А изменяется он как бы где-то помимо нас и сам по себе.

Ни хрена! Мы его и меняем.

Только... только надо отыскать слова, перед которыми рухнет Стена.

От окна слышится журчание серебристого ручейка. А в хрустально-чистую воду время от времени какая-то свинья швыряет тяжёлые камни. Это гладко и красиво журчит Коломиец, на то он и министр культуры, чтобы журчать, а нахальные реплики бросает грубый Яузов, министр обороны. Потом всплески пошли чаще, журчание перешло в шум порогов, а то и водопада, а тут еще подошел Коган, все трое разгорячились, реплики пошли жёстче, злее.