Выжженный край - Нгуен Тяу

— Я считаю, что мы вынуждены примириться с историей.

— Ах, вот что! — воскликнул майор, едва сдерживаясь, чтобы не ударить своего собеседника. — Вот, значит, как вы собой распорядились! И вы сознательно избираете этот путь?

— Сознательно, я много и давно об этом думаю… Это, кстати, путь и для вас и для многих других…

— И это говорите вы, офицер авиадесанта… — горько сказал майор.

— А я последнее время там не служил. Я лишился доверия, и меня перевели в другую часть.

— Почему?

— Потому что… Словом, я сам во всем виноват. Потерял вкус к драке! Баста, достаточно я им послужил. Кстати, не слышали последних сводок? Думайте обо мне, что хотите, но такие, как вы, потерпят фиаско. Нечего и пытаться раздувать потухший огонь.

— Значит, по-вашему, я должен пойти с повинной? Да вы смеетесь надо мной!

— Вовсе пет. Этим вы в какой-то мере смягчите свою вину.

Они замолчали. Молчание было тяжелым, напряженным.

— Нет! — наконец решительно сказал майор. — Нет! Ни за что!

— Подумайте хорошенько.

— Нет, я никогда на это не пойду.

— Ну хорошо, может быть, вы думали ужо и о том, какому из названных вами выходов отдать предпочтение?

— Я все продумал. Отчасти и сами обстоятельства меня к этому вынуждают. — Майор внимательно наблюдал за пиратской физиономией бывшего десантника, точно просил хоть немного сочувствия, поддержки. — Ваше мнение мне тоже небезынтересно узнать.

— Считаю, что выбор — это ваше право. Как говорится, право последнего поступка. Только вы один можете принять окончательное решение.

— Поймите же меня, не могу я больше этого выносить!

— Ну, тогда я вам так отвечу: чувство мести может завести далеко, очень легко наделать непоправимых ошибок.

— Выходит, вы предпочли бы, если бы я покончил с собой?!

— Я всего лишь хочу предостеречь вас. Крови и так уже пролито более чем достаточно.

— Пойдете на меня доносить? — побагровел майор.

— Я все сказал, — тихо ответил бывший десантник, — а там — как сами рассудите.

* * *

— Мальчишку в зеленой рубашке, простоволосого, не видели, не пробегал здесь? — Малыш Тханг остановился возле группы беженцев.

— Столько детей беспризорных развелось, и когда только все это кончится… — удрученно вздохнул мужчина, склонившийся над раскрытым чемоданом из искусственной кожи «под крокодила». Подняв взгляд и увидев перед собой военного, он поспешно вскочил и радушно заулыбался.

Тханг переходил от группы к группе. Мужчины, женщины, дети с изможденными, страдальческими лицами, пережившие самые тяжелые испытания, какие только могут выпасть на долю человека, вновь собираясь в дорогу, возились со своим нехитрым скарбом. Тут было все, начиная от прессованных досок и кончая пластмассовыми фруктами. Неподалеку, заносчиво задрав к небу орудийный ствол, стоял танк с разорванной гусеницей, на боку его висела табличка из картона, где неровными буквами было выведено: «Это тело похоронят близкие, просим не трогать». Мертвеца, однако, не было — видимо, уже успели похоронить. Беженцы, завидев подходившего к ним Тханга, бросались навстречу, протягивали сигареты, фрукты, расспрашивали о последних сводках.

Тханг снова спросил о мальчике.

— Был такой, — сказала одна женщина. — В зеленой рубашечке. Как же, я его заприметила, проходил здесь с каким-то солдатом.

— Да-да, у того солдата жена и двое детишек утонули, — добавил мужчина.

— А кто он вам, этот мальчик? — полюбопытствовала женщина.

— Он… — начал было Тханг, но женщина торопливо перебила его:

— Вам бы лучше поторопиться, тот солдат, похоже, совсем от горя умом тронулся.

* * *

Шинь успел заделаться заправским маленьким бродягой, хотя с того момента, как он удрал, прошло не так уж много времени. Расстегнутая, перемазанная грязью рубашка вылезала из штанишек. На чумазой на дутой мордочке застыло упрямое выражение. Вся его робость и боязливость бесследно исчезли. Шел он быстро, стараясь шагать как можно шире, чтобы Тханг его не догнал. Правда, скоро он понял, что это бесполезно, и решил переменить тактику. Теперь, наоборот, он старался идти как можно медленнее и едва переставлял ноги.

— Да что ты ползешь как улитка! Давай быстрее! — Тхангу то и дело приходилось останавливаться и подгонять его.

У Тханга словно гора с плеч свалилась, когда ему удалось наконец разыскать мальчика. Да и Хьен облегченно вздохнул, увидев, что «отродье» отыскалось. Но вот куда им девать малыша, когда, переправившись через лагуну, они зайдут в госпиталь проведать Нгиа? И вообще, как быть с ним дальше? Хьену не хотелось оставлять его в роте. Лучше всего было бы найти какую-нибудь подходящую семью и оставить мальчика там, ничего не рассказывая о нем, а может, даже просто отдать его в детский дом. Уже несколько дней он размышлял над этим, решение избавиться от мальчика, казалось, было твердым — ему не хотелось, чтобы ребенок оставался среди них как живое напоминание о происшедшем.

— Где ты его разыскал? — спросил он у Тханга, оглядев мальчика.

— Чтоб ему пусто было, чертенку этому! Увязался за тем спятившим солдатом.

— И далеко он ушел?

— Порядочно…

— Ты почему удрал? — повернулся Хьен к мальчику.

— Просто так…

— Тебе что, с нами не правится?

— Не правится…

— Почему?

— Не правится, и все!

— Ну, а те дяди тебе правятся?

— Какие дяди?

— У которых много карманов и форма в пестрых пятнах? — Хьен рукой отогнал сигаретный дым.

— Ага, правятся!

— Неужели такой малец уже может нас ненавидеть? — спросил Хьен у Тханга.

— Меня-то уж наверняка больше всех! — констатировал Тханг.

— Ума не приложу, куда его девать, не вести же к Нгиа! — задумчиво сказал Хьен.

— Ну, на время-то куда хочешь пристроим. Только вот потом что, снова его в часть тащить? По мне, — продолжал Тханг, — так кому бы ни отдать, лишь бы с рук сбыть!

— Да кто же теперь возьмет ребенка? — сказал Хьен. — Сейчас всем трудно!

— Как сказать. Вот есть одна…

— Кто есть?

— Да одна женщина есть, говорю…

— Выходит, ты… ты уже искал, кому его отдать, и даже нашел?

— Да нет, случайно с ней встретились…

— Так что же, она сама, что ли, предложила?

— Ну да, попросила. Ты как на это дело смотришь?

Хьен обернулся, ища взглядом мальчика; тот стоял на песке, засунув руки в карманы, и пристально смотрел куда-то в море. Мальчик никогда не видел такого красного, похожего на мяч солнца. А вдруг люди выстрелят в солнце, и этот красный мяч упадет вниз? «У всех есть винтовки, но никто не стреляет в солнце, потому что, если оно упадет, все сгорит и наступит кромешная тьма и отовсюду поползут черти» — это сказал солдат, за которым он увязался…

— Где же эта женщина? — спросил Хьен у Тханга.

— Во-оп в той стороне. Видишь, где гора одежды навалена, это морские пехотинцы все с себя сбросили, когда драпали. Она беженка, возвращается на родину. Можем мальчишку насовсем отдать, а хочешь, договоримся, что потом заберем.

— Ладно, вошли, поговорим с ней, — решил Хьен.

— Шинь! — окликнул Тханг.

Мальчик обернулся. На лице его был написан страх. Красный шар солнца, так похожий на мяч, прямо на глазах сделался из багрового медным, а затем исчез, зато теперь весь край неба слепил глаза ярким огнем! Тысячи трепещущих огненных лучей упали на море и песок, на серые рыбачьи хибары из старого листового железа, на темно-зеленые верхушки деревьев, с которых ушел туман, и земля сразу стала светлее и шире. Но чем выше поднималось солнце, тем громче становился голос волн. Жестокая ссора, разыгравшаяся в океане между водой и ветром, уже достигала материка, но лазурь неба все еще навевала ощущение безмятежности и покоя.

Шинь то и дело оглядывался на яркое небо вдали, потом наконец не выдержал и спросил:

— А вы меня домой… сейчас отведете?

— Да, — ответил Тханг.

— А то солнце скоро совсем сгорит. И черти поползут…

— Что ты болтаешь? — удивился Тханг.

— Кто тебе это сказал? — спросил Хьен.

— Дядя солдат…

— Чушь какая-то! — воскликнул Хьен, и только тут, вдруг спохватившись, впервые со всей ясностью понял, что перед ним всего-навсего малое дитя.

Тханг вел их вдоль моря, по самой кромке песка. Хьен ощущал, как в нем нарастает какое-то внутреннее недовольство самим собой. «А что, если и Тханг чувствует то же самое? — подумал он. — Почему мы с ним так торопимся сбыть мальчишку с рук, точно спешим избавиться от чего-то, что колет глаза?»

Они продолжали свой путь. Посреди пустынного светлого пляжа выделялись темными пятнами груды брошенной одежды: брюки, гимнастерки, башмаки, даже носки. Нетрудно было догадаться, что здесь останавливалось ненадолго целое подразделение, здесь, в последней точке своего тупика, солдаты скинули с себя форму, побросав все прямо себе под ноги. Вдруг Хьен заметил, как мальчик, подойдя к одной из груд, чуть не упал, зацепившись за что-то сначала одной, а потом и другой йогой, и затем окончательно запутался в ворохах этого никому больше не нужного тряпья. Глядя на его маленькую беспомощную фигурку, Хьен вдруг ощутил какое-то беспокойство, даже тревогу. Словно сама прежняя жизнь, еще недавно так ловко нокаутировавшая этих солдат, чье ненужное теперь обмундирование валялось здесь, сейчас, приподнявшись, тянула свои щупальца, пытаясь завладеть мальчиком. «А ведь он вот-вот упадет», — подумалось Хьену. И тут же мальчик в самом деле растянулся, споткнувшись о большой башмак, но затем ему удалось подняться, и он снова двинулся вперед, то и дело цепляясь то за одно, то за другое…