Толстяк - Александер Минковский

номер с солдатиками. Подлизываешься к фрицу?

— Нет, — возразил я. — Я ведь честно выиграл у тебя коробку. А ведь мог и нож проиграть.

— Так зачем же тебе понадобилось рисковать?

— А просто так… А солдатики эти мне не нужны, вот я и отдал их Клаусу.

— Мог бы и мне отдать.

— Но это были его солдатики.

— Опять ты за свое?

— Отстань, — не выдержал я. — Гитлеровцы это одно, а Клаус — совсем другое. Что у него с ними общего?

— Может быть, ты с ним решил дружить?

— Отстань, — повторил я. — Он самый обыкновенный парень, как любой другой. Только что размазня — позволил отобрать у себя эту коробку.

— Попробовал бы не дать! — Яцек презрительно рассмеялся. — Я бы справился с ним одной левой. Да и все равно я у него их заберу.

— Теперь это мои солдатики, — сказал я. — И только я могу их у него забрать.

— Ладно, не злись. — Он похлопал меня по плечу. — Солдатики — это мелочь. А я знаю одну очень интересную вещь.

— Что?

Он наклонился ко мне так близко, что губы его почти касались моего уха.

— Никому не скажешь?

— Никому.

— Ни слова? Обещай.

— Честное слово — никому.

— Хорошо, — прошептал он, — я тебе верю. Так вот, слушай. Город наш находится на воссоединенных землях, знаешь?

— Это все знают.

— Когда-то очень давно немцы отобрали эти земли у нас, а теперь им пришлось возвратить их. А сами они теперь должны выехать в Германию. Все. И через несколько дней они поедут.

— А ты откуда знаешь?

— Батя говорил. Он работает в магистрате и сказал, что все немцы через три дня выезжают отсюда. Только это — секрет.

— Подумаешь — секрет…

— Погоди, это еще не все. Знаешь тех двух фрицев, которые живут в соседнем доме?

— Видел их несколько раз, ну и что?

— Этой ночью они стаскивали в подвал какие-то ящики. Потихоньку, чтобы никто не видел.

— А ты откуда знаешь? — спросил я.

— Азор просился погулять, вот мне и пришлось его выпустить. Тогда-то я их и заметил.

— А что они прятали?

— Как — что? — прошептал Яцек мне в самое ухо. — Наверняка оружие. Как только они уедут, мы сразу же в подвал и найдем эти ящики.

Кому не хотелось бы стать обладателем настоящего пистолета? Я представил себе, как мы спускаемся в подвал, находим ящики, вскрываем их, а там лежат перед нами новехонькие парабеллумы, браунинги, кольты, маузеры — выбирай на любой вкус.

— А потом что с ними делать? — спросил я. — Ведь всюду развешаны объявления, что оружие нужно сдавать в комендатуру города или в милицию. Я сам читал…

— Вот мы и сдадим, — успокоил меня Яцек. — Только по одному оставим себе.

— Нельзя так.

— Вот дурак, никто же не узнает. А потом выберемся подальше в горы и постреляем.

Мне не хотелось с ним спорить. Я достал из кармана кусочек шоколада и, разломив на две части, протянул половину Яцеку. Он взял ее и небрежно положил в рот. Просто поразительно! Я свою половинку потрогал пальцами, потом слегка лизнул. Честно говоря, шоколад казался мне величайшим открытием человечества. Раньше я и не предполагал чего-либо подобного. Удивительная вещь — еда, предназначенная не для утоления голода, а просто для удовольствия. В этом было что-то даже неприличное. Или взять, например, конфеты, фрукты или пирожные — раньше я и понятия не имел об их существовании. Я и теперь не очень понимал их назначение, хотя и радовался им — уж очень вкусные это были вещи.

— А я не люблю горького шоколада, — проговорил Яцек. — Мне больше нравится молочный.

Псих какой-то. Горький шоколад! Да неужто может быть что-либо слаже или великолепнее этой коричневой пластинки, разделенной на маленькие квадратики? Представляю себе, что сказал бы Мишка, если бы там, в Коми, кто-нибудь вдруг угостил бы его шоколадом. Даже у дяди Ивана не было шоколада. Наверное, он не умел его наколдовывать.

Я с нетерпением дожидался отъезда немцев. И наконец этот день настал: старый Мюллер вынес из сторожки три больших кожаных чемодана и поставил их на двухколесную тележку. Клаус был по-праздничному принаряжен: в замшевых тирольских штанишках, шерстяной куртке и белой рубашке с галстуком. Он подошел ко мне и сказал что-то, чего я, конечно, не понял.

— Дер, ди, вас, капуста, квас, — тем не менее ответил я и одобрительно похлопал его по плечу. — Счастливого пути, фриц.

Тогда он бросился в сторожку и вынес оттуда красную коробку с солдатиками. В другой руке у него был желто-зеленый заводной танк на передвижных гусеницах. Если накрутить пружинку, танк этот мог объехать весь двор, преодолевая даже камни и кирпичи на своем пути.

Клаус поставил передо мной на землю коробку и танк. А потом улыбнулся и жестом показал мне, что теперь я могу считать себя хозяином этих игрушек. Я отрицательно покачал головой.

— Варум? — спросил он, и лицо его сразу же приняло грустное и обиженное выражение.

Я знал, что «варум» означает «почему». Но ответить ему я не умел. Пришлось мне тоже улыбнуться, хлопнуть Клауса по плечу и взять игрушки. Лицо у него сразу же повеселело. Мы помахали друг другу на прощание, а старый Мюллер толкнул тачку в сторону ворот.

Яцек с крыльца наблюдал за этой сценой. Потом он неторопливо сошел с крыльца и, присев на корточки, внимательно осмотрел танк.

— Танк пойдет мне, — изрек он. — Так будет справедливо.

— Ты думаешь? — Я только пожал плечами.

— Тебе — солдатики, мне — танк. Можно и наоборот, как хочешь.

— Но ведь Клаус все-таки мне их подарил.

Яцек поднялся и с сомнением уставился на меня.

— А я думал, что ты мне друг, — обиженно заявил он и повернулся ко мне спиной.

Именно этого я и добивался. Мне совсем не хотелось оставлять у себя и то и другое, но Яцек не должен считать, что он вправе требовать у меня, что хочет. Тут все должно зависеть от моей воли.