Дом, у которого вынули душу - Анна Кутковская

друг другу, но и ребенку.

— Велька сказал, что ты не отдашь меня, — всхлипнула Карина, и эти слова заставили родителей замолчать.

— Малыш, мы же обсуждали Вельку, — осторожно произнесла София. — Это просто выдумка.

— Нет! Нет! Неправда! — воскликнула девочка. — Он утешает меня, показывает мне сказки, играет со мной. Он правда есть, он живет в шкафу!

Родители переглянулись — им сразу стало не до выяснения отношений. Оба поняли, что сейчас важнее всего спасать ребенка, причем любой ценой. София начала судорожно перебирать контакты телефонной книги в поисках номера того самого капустного профессора.

Уже через час все трое сидели в белом стеклянном кабинете психолога. Помня Карину и ее проблему по прошлым визитам, он сразу начал с места в карьер.

— Ну что, моя дорогая, Велька опять вернулся? — Карина не ответила. — Что он говорил тебе в этот раз?

Карина не отвечала ни на один вопрос, даже не смотрела в сторону психолога. А тот, входя в раж, наседал на нее, задавая один вопрос за другим. Наконец, Алекс, вместе с Софией сидевший чуть в стороне и позади Карины, не выдержал:

— Оставьте Вы ребенка в покое! Вы разве не видите, что у нее стресс!

— Молодой человек, успокойтесь, пожалуйста. Доктор здесь я, мне виднее, как вести диалог с больной.

— Она не больная!

— Не кричите, своим криком Вы лишь усугубляете состояние девочки. А ее нужно жалеть…

— Не надо меня жалеть, — перебила его Карина, не прекращая разглядывать носки своих кроссовок. — Я все знаю про потаскуху и то, что мама хочет отдать меня ей.

В кабинете повисла тишина. Глаза и рот профессора округлились, он уставился на Софию и Алекса.

— Карина, ты что….. — начала было женщина, но психолог поднял руку в жесте, призывающем ее к молчанию.

— А где ты услышала это слово? Ты знаешь, что оно означает? — осторожно спросил у девочки доктор, пытаюсь нащупать ниточку диалога и раскрутить его.

— Слышала. Мама так вчера говорила, когда они с папой ругались. Она сказала, что отдаст меня и чемодан без ручки, который устала нести.

София занервничала, заерзала в кресле.

— Так-так-так, — медленно проговорил доктор, из-под очков разглядывая Софию и Алекса. — Кажется, мы копаем совершенно не в том направлении. Думаю, сначала нам нужно поговорить с мамой и папой.

По интеркому доктор вызвал секретаря, которая увела Карину в игровую, посулив ей мультики и раскраски. Выходя из кабинета, девочка не посмотрела ни на Софию, ни на Алекса. Как только дверь за ней закрылась, профессор сложил ладони домиком и вперился взглядом в пару.

— Расскажите, пожалуйста, что такого услышала Карина?

— Это личное, семейное дело, — ответил Алекс.

— Послушайте-ка, молодой человек. Мне совершенно нет дела до вашей личной жизни — я не привык копаться в чужом грязном белье. Но между вами состоялся какой — то разговор, который девочка, судя по всему, подслушала случайно. В этом разговоре было что-то, что послужило пусковым механизмом для нового приступа болезни, от которой мы пытаемся избавиться уже несколько лет с переменным успехом. Возможно, это станет ключевой точкой, опираясь на которую, мы сможем проработать вашу ситуацию и навсегда избавить Карину от ее воображаемого друга. Поэтому я спрашиваю еще раз: что такого она могла услышать?

Глубокого вдохнув и закрыв глаза, как перед прыжком в холодную воду, София начала рассказывать историю их семьи: начиная со своей депрессии и заканчивая жизнью мужа на два дома. За все время ни один мускул на ее лице не дрогнул, она как будто окаменела. На середине рассказа Алекс вскочил с кресла и принялся расхаживать вдоль книжной полки, заложив руки за спину — пять шагов туда, пять шагов обратно. Пять шагов стыда, позора и ужаса за то, что он, точнее — они с женой, натворили.

Профессор слушал внимательно, делал пометки в блокноте, хмыкал и потирал лоб. Наконец, София закончила рассказ и произнесла:

— Теперь вы знаете все. Можете сколько угодно ужасаться тому, какая я плохая мать, но я устала.

— Осуждать Вас не входит в мои компетенции, — не отрываясь от блокнота ответил профессор. — У меня лишь один вопрос: почему Вы не рассказали мне об этом во время первой встречи? Если бы я знал правду, вся терапия проходила бы под совершено иным углом. Не понадобились бы психотропы и успокоительные. Да, наломали же мы дров….

— Это мы и без Вас знаем. Лучше скажите, что нам делать.

— Что делать? Нужно сесть и все рассказать Карине, обсудить с ней сложившуюся ситуацию.

— Но ведь это будет для нее большим стрессом, — запротестовала София.

— А то, что она услышала и не понимает, что к чему, — это не стресс, по-Вашему? — метнул на нее раздраженный взгляд психолог. — Из двух зол выбирают меньшую. Если она будет знать ситуацию, у нее появятся хоть какие-то ориентиры. И это в любом случае гораздо лучше, чем та нездоровая атмосфера самопожертвования и ненависти, в которой она находится сейчас.

— И когда нужно это сделать? — спросил Алекс.

— Как можно скорее, в идеале — сейчас. Но есть одно условие, — произнес психолог. — Учитывая, в какой тугой узел все это затянулось, я бы хотел присутствовать при разговоре, чтобы корректировать ход беседы.

— И как же Вы собираетесь это делать? — усмехнулась София.

— Ну, если Вам интересно… Говорите обычным тоном, не нужно шептать или повышать голос, перекрикивая друг друга. В слова вкладывайте максимальное количество тепла и спокойствия. Дайте понять ребенку, что он не виноват в том, что папа и мама будут жить отдельно друг от друга. Если что-то пойдет не так, я дам Вам знать — например, вот так, — профессор покашлял, как будто прочищал горло.

— А что делать, если она будет задавать вопросы? — спросила София.

— Отвечайте на них максимально спокойно, без обвинений. Когда девочка смирится с мыслью, что родители живут раздельно, тогда мы сможем продолжить терапию и, я очень на это надеюсь, устранить проблему окончательно.

— Хорошо, мы согласны, — ответила София.

Секретарь, повинуясь сигналу интеркома, ввела Карину в кабинет, шепнув профессору, что девочка так и просидела, ничем не заинтересовавшись. Тот кивнул, дождался, когда секретарь выйдет и обратился к девочке:

— Карина, папа с мамой хотят поговорить с тобой и сказать тебе кое-что очень важное. Ты готова выслушать их? — та молча кивнула головой. — Хорошо, сейчас я уйду, и вы втроем поговорите.

Демонстративно взяв книгу, он скрылся за белой резной ширмой и, усевшись в ротанговое кресло, принялся шелестеть страницами. Тишина окутала кабинет невидимым коконом. Наконец, Алекс произнес:

— Карина, солнышко, ты вчера подслушала наш с мамой… — из-за ширмы раздалось покашливание, — …услышала