Редкая монета - Анатолий Отян

Синца подскочил к столу, выключил диктофон, и положил его в карман.

— Но это ерунда по сравнению с тем, что я скажу сейчас.

— Ну, что ещё? — уже мягче спросил Синица.

— А то, что когда во время празднования Дня авиации кто-то выпустил ракету, и она пробила крыло самолёта в котором я летел, и, слава Богу не пробила бак с бензином, а то бы мне каюк, ты сел в машину и уехал.

— Я не видел этого.

— Видел, тебя люди видели. Начальник клуба стал тебя искать, а за тобою и след простыл. Хочешь, я это сейчас напишу и передам дежурному или брошу в почтовый ящик.

Перед Анатолием стоял маленький, растерянный, жалкий человечек с испуганным лицом, потому что узнай обо всём этом начальство, ему не здобровать.

— Толя, давай замнём всё это дело.

— А я его не начинал.

— Знаешь, я выполняю свою работу, она не такая простая.

— Знаю, знаю, но всегда можно быть человеком.

— Ну вот и хорошо. Замяли. Можешь идти, — Синица подал руку для рукопожатия, но Анатолий её не принял, развернулся и ушёл.

Он шёл по улице и ругался про себя: «Вот гнида, хотел меня за глотку схватить. А болт тебе в горло. Сам, говнюк, чуть не плакал. Пошёл он вон!»

После этого Синица очень редко появлялся на аэродроме и его почти там не видели.

Начальник отдела майор Синельник вызвал к себе в кабинет старшего лейтенанта Синицу. Тот прибыл и по форме доложил.

— Присаживайся, Иван Митрофанович.

Синица присел на краешек стула и подобострастно заглянул в лицо своему начальнику. Синельник уже не раз говорил Синице, чтобы тот садился поудобней, но Синица всё равно садился так, как будто срочно нужно взлетать при первом испуге. «И правда, как синица», — подумал майор. По приходу молодого лейтенанта в отдел, майор удивился его внешнему виду. И не только его маленькому росту. У лейтенанта короткий, широкий и курносый нос разделялся посредине глубокой бороздой и как бы состоял из двух частей. И всегда при виде начальства испуганный взгляд. Но потом майор привык и не обращал внимания на его внешний вид, тем более, что тот по службе замечаний почти не имел. Особенно старательно и внешне красиво он оформлял отчёты, и каждый раз, взяв их в руки, Синельник думал, что так писали коллежские асессоры до революции, тем боле, что у него самого почерк, мягко говоря, мог быть лучшим. Поэтому он давно освоил пишущую машинку, печатал на ней достаточно быстро, и все свои отчёты подавал руководству в надлежащем виде.

— Иван Митрофанович, хочу поручить тебе одно дело. Правда, это работа другого нашего отдела, но там все в разъездах и отпусках, поэтому руководство Управления поручило его нам. Дело это, на мой взгляд простое, но могут быть, как всегда бывает, и осложнения. Так что нужно серьёзно к нему подойти.

Синельник посмотрел в глаза Синице и приятно удивился тому, что подобострастие в его глазах сменилось заинтересованностью.

— Нам поступил сигнал из Ювелирторга, что некий гражданин, по всей видимости рабочий, сдал в скупку вот эту монету. Ты не увлекаешься монетами?

Майор знал о своих подчинённых всё, даже то, сколько у них рубах и носков, ну уж о их хобби не мог не знать, и задал этот вопрос для проформы.

— Нет, товарищ майор. В детстве собирал марки, а потом бросил.

— А напрасно. Коллекционирование очень полезное дело.

Нумизматика, фалеристика, филателия и другие виды собирательства очень интеллектуально развивают человека. Каждая марка, каждая монета заставляют учить историю, искусство, смежные науки. И коллекционеры очень дорожат каждым своим экспонатом. И, как я понимаю, подобные монеты на улице не теряют. А человек, сдавший монеты, объяснил, что нашёл её. Это невероятно. На вот, рассмотри её хорошенько.

Синица осторожно, вроде боясь, что она горячая, взял монету и пару минут её рассматривал.

— А что, она правда платиновая?

— Мне сейчас нет особенно времени объяснять тебе. Зайди в нашу библиотеку, там есть каталог монет, он на английском языке, хотя выпущен в Голландии, и разберись.

Синица кивнул головой.

— Есть несколько вариантов действительного положения вещей. Один из них, что монету украли у какого-то коллекционера, и, не зная её настоящей ценности, отнесли в скупку.

— Так это же, наверное, дело милиции.

— Тебе пора знать, что все валютные операции, продажа и покупка драгоценностей частными лицами квалифицируются серьёзными государственными преступлениями и их поручено вести нашему Комитету.

Но заявлений от граждан, занимающихся нумизматикой, в милицию не поступало. Более того, на территории нашей области и даже на Украине нет зарегистрированных коллекций с такой монетой. Есть подобные в Киеве и во Львове, только другого достоинства. Второй вариант — найден клад, но он по закону принадлежит государству, и его нужно сдавать. Но тот, кто нашёл, мог этого и не знать и остальные ценные вещи приберечь на потом. Могут быть и другие версии, вот ты и разберись.

— А известен человек, сдавший монету?

— Нет, скупщик, наш осведомитель, обязан был потребовать у него паспорт, но побоялся спугнуть клиента и назначил ему встречу на завтра на вечер. Свяжись с милицией, проверь, если нужно произведи обыск по месту жительства. У тебя есть бланки с санкцией на обыск с подписью прокурора и печатью?

— Да, есть.

— Действуй, можешь идти. Докладывай.

— Есть, — сказал Синица, развернулся и вышел.

«Справится ли? Может более опытного и толкового сотрудника нужно послать? Но кого? Все заняты. Развелось сейчас этих диссидентов. Один светловодский чего стоит? Додумался писать письма самой жене Феликса Дзержинского, мерзавец! Ничего, выведем и его на чистую воду», — подумал Синельник и посмотрел на боковую стену, где висел портрет «железного» Феликса, как бы спрашивая у него одобрения.

Из Светловодска, города на берегу Кременчугского водохранилища, в Москву на имя жены Дзержинского — Софьи Сигизмундовны, глубокой старухи, и её сына, уже больше двух дет приходят письма, обвиняющие их мужа и отца в кровавом терроре против своего народа. Вернее было бы сказать, что против народов бывшей Российской империи, так как Дзержинский был выходцем из Польши и писал в анкетах, что он поляк, но злые языки утверждали, что его отец, Эдмунд-Рувим Иосифович еврей, что для Советской власти является чуть ли не клеветой.

Какой-то негодяй из разных городов громадного СССР отправлял письма в которых выставлял Председателя ЧК кровавым палачом, поправшего человеческое и божественное начало. Сотни, если не тысячи сотрудников КГБ занимались поисками вражеского элемента, и наконец, установили что он проживает в Светловодске. Сейчас там работает группа графологов, и уже установили, что письма эти писал местный учитель географии, но взять его ещё не смогли потому, что он находился в отпуске, а где, ещё не установили. Сейчас отдел Синельника занимается его поиском, Москва ежедневно запрашивает, а результата нет.

Алисов зашёл в магазин, предчувствуя получение дополнительных денег, и подошёл к приёмной будке. Возле окошка стояла женщина и сдавала колечко, разрезанное в одном месте. Она объясняла приёмщику, что оно врезалось в палец дочери, палец опух и посинел, и отец вынужден был его с большим трудом разрезать. Алисов топтался с ноги на ногу, но, наконец, Чекмарёв выдал ей деньги, и Петро заглянул к нему в окошко, согнувшись пополам.

— Это я, — проговорил Петро.

— Вижу, одну минутку, — и приёмщик стал перекладывать бумажки у себя на столе.

— Дайте мне паспорт и квитанцию, что я Вам дал.

Алисов подал паспорт с вложенной в него квитанцией.

— Так, Алисов, — прочитал Чекмарёв, вы получили пять рублей, а монета, которую Вы сдали, оценена в шестьдесят два рубля восемьдесят четыре копейки. Она сделана не из чистой платины, а то бы Вы получили больше. Вам ещё причитается…

— Пятьдесят семь рублей восемьдесят четыре копейки.

Чекмарёв посмотрел на Алисова, удивляясь его мгновенному подсчёту. Алисов ещё в школе поражал одноклассников быстро производить в уме арифметические действия. Он уже успел разделить эту сумму на три и получалось, что каждому из компаньонов достанется по девятнадцать двадцать восемь.

— Правильно, распишитесь и получите квитанцию.

— Спасибо, — широко улыбаясь, Алисов повернулся чтобы идти на выход.

— Пройдёмте, гражданин, — преградил Петру дорогу милиционер.

— Куда, зачем, — растерялся Алисов.

— Пройдёмте, Вам там объяснят.

Они зашли в дверь коридора, идущего в глубь помещения и вошли в дверь с надписью «Директор». В комнате за столом сидели полная женщина и молодой мужчина маленького роста в гражданской одежде.

Женщина, наверное, директор магазина, сразу вышла, а коротышка подошёл к Петру и поднёс к его лицу какое-то удостоверение, подняв его над своей головой. Алисов не успел прочитать, что там написано, но маленький человечек представился: