Редкая монета - Анатолий Отян

Аба говорил долго, пересыпал свой рассказ цифрами, и когда увидел, что Польский отвлекается по сторонам, завершил:

— А ты Нюмочка, лопух. Упустил такой шанс.

— А что бы я с ней делал?

— Ты лучше спроси свою маму — твой папа аид?

Они оба засмеялись и глянули на часы. У обоих уже урчало в животах, хотелось есть, да и дома, наверное, жёны волнуются и посматривают на часы. Друзья распрощались и пошли по домам.

Жена Польского Белла, как всегда начала c того, что она волнуется, приготовила ему ужин, а его всё нет, а теперь придётся ему второй раз подогревать пищу, а подогретая не такая вкусная, как свежая. Она старается всё делать для него как лучше, а он не соизволит придти домой вовремя. Ну, задержался на работе, она это понимает, а то встретил своего приятеля. Подумаешь, давно не виделись. А о ней он подумал? Она уже хотела звонить в милицию, ведь он позвонил, что идёт домой, а его всё нет.

Польский привык к постоянным упрёкам и поучениям с её стороны, сидел и молча уплетал жаренную картошку. Насытившись, он откинулся на спинку стула.

— Я так привык к твоим выступлениям, что если бы их не было, у меня бы не переваривалась пища.

— На что ты намекаешь? Хочешь, чтобы меня не было? Скоро не будет, не переживай!

И она стала перечислять свои «смертельные» болезни. К этому Наум тоже привык и молча слушал. С его супруги, рослой, красивой, всегда, даже дома в макияже, мог бы писать портреты Рубенс. Выходя с ней на люди, он всегда радовался, что на её осанку и яркую еврейскую красоту обращают внимание. Но компенсацию за удовольствие, которое она ему приносила и не только среди людей, он платил своим терпением, выслушивая её упрёки. Уступая ей во всём, он в одном был абсолютно твёрд: на все намёки жены и просьбы отпустить её лечить, как он считал, мнимые болезни, в санаторий, отвечал отказом. Белла обладала жгучим нравом и неукротимостью самки, а санаторий предрасполагал к знакомству с другими мужчинами, а попробовав один раз удовольствия получше мужниного, женщину уже не остановить Себя он не считал слабаком в этом отношении пока удовлетворял её полностью.

— Тебе даже не интересно, о чём я говорю, и ты даже не слышишь и не хочешь слышать о моём здоровье.

— Я всё слышу и всё знаю. А теперь послушай, что я тебе расскажу.

Наум Цезаревич, расставшись с Абой, твёрдо решил не говорить жене о монете и обо всём с ней связанным. Он заранее знал, что она высыпет ему на голову столько, что ему хватит на два выходных дня и больше того, это станет достоянием её сестры, с которой они хоть и не являлись близнецами, но походили друг на друга, как две капли воды и внешностью, и характером, и всем, чем могут походить друг на друга сёстры, между которыми кроме всего существовала дружба. И потом он не хотел, чтобы эта история разрасталась, но таков уж был характер у Польского, что он не мог не поделиться со своей Бебой самой малой интересной новостью.

— Что же ты замолчал? — она села напротив него и выражала собой сплошное внимание.

— Жил один еврейский мальчик и считал себя умным, предрасположенным к коммерции, как и все его предки. Но, оказывается это совсем не так.

— Как раз, именно, совсем так!

— Что у тебя за манера вечно перебивать, когда я говорю.

— Говори, говори, не тяни кота за хвост.

Наум стал рассказывать, как ему предложили купить монету, и что ему рассказал Аба. Белла, по своему обыкновению его перебивала и в конце повествования заключила.

— Правильно сказал Аба — лопух. Чтобы тебе было, если бы монету ты взял себе? Или три рубля деньги?

— Ты ведь знаешь, что у меня принцип не связываться со своими подчинёнными. И прошу тебя, никому, даже сестре об этом не рассказывай, даже сестре, хотя знал, что не позже, чем завтра сестра услышит полный отчёт.

— Принцип, подчинённые, нашёлся мне министр. Может монету они ещё не сплавили, спроси.

Между супругами опять началась перепалка, но затихла, когда Наум засел за телевизор. Полный мир и согласие наступило в постели, когда Наум, взявши себя в руки удовлетворил Бебочкино незатихающее желание. Он быстро уснул и увидел сон, в котором он катил по земле громадную монету, как греческий воин на иллюстрации из книги Перельмана «Занимательная математика», прочитанная им в детстве. На монете было изображение доллара, Наум страшно волновался, что его видят люди и заявят на него в КГБ. Затем он умудрился засунуть монету в карман и проснулся.

Стояло субботнее летнее утро, пора бы и вставать, но Наум, не подавая вида, что проснулся, стал думать о том, чтобы он смог приобрести, продай он эту монету за её фактическую стоимость.

Он, пятидесятилетний мужчина, любил помечтать и пофантазировать.

Но со своими наивными мечтами он не делился даже с Беллой, знал, что засмеёт.

Вот, если бы он взял ту монету и продал её хотя бы за страховую стоимость в 15000$, то… Что, то? Официальный курс доллара к рублю составляет всего шестьдесят копеек. Но это же полнейшая ерунда.

Говорят, что в Москве фарцовщики дают туристам за доллар восемь, а то десять рублей. Предположим, что я не смогу продать за десять, а продам за пять рублей. Это громадная сумма — семьдесят пять тысяч рублей. Это десять машин «Жигули». Трёхкомнатная кооперативная квартира стоит не больше пятнадцати тысяч, да и ему её никто не даст, так как они жильём обеспечены. Продаст эти «Жигули», купит другие, а зачем? Положит деньги на сберкнижку, сразу заинтересуются, откуда у меня деньги.

Из кухни раздавался запах жаренной яичницы с колбасой и луком, ежедневный его завтрак уже много лет. В спальню вошла жена.

— Нюма, я знаю, что ты не спишь. Что, деньги считаешь от проданной, но не купленной тобой монеты? Вставай, завтрак на столе и тебе нужно идти на базар покупать вишню.

«Боже, как она меня хорошо знает! Наверное и сама сосчитала „утерянную“ сумму» — подумал Наум и только сказал:

— Зачем нам вишня, если мы прошлогоднее варенье ещё не съели?

— Что, это мне варенье нужно? Я его почти не ем. Я для тебя стараюсь, а ты…

— Понеслось, поем и пойду покупать тебе вишню.

— Не мне она нужна, — продолжала Белла и замолчала только тогда, когда Наум брал эмалированное ведро, чтобы идти на базар.

Затем последовали указания о том, какую вишню покупать, не дай бог недозрелую купит, и пусть поспрашивает цену у разных хозяек, а то они, зная дураков мужиков, всегда завышают цену.

Когда Наум вышел из квартиры и закрыл за собой двери, наступила тишина, какая бывает после артналёта.

Прошла неделя со дня находки монет, бригада Дзюбы работала уже на другом объекте. Алисов напомнил, что ему нужно сегодня пойти в Ювелирторг и уйти немного раньше. Он даже и паспорт с собой взял.

— Хорошо, пойдёшь раньше. Мы с Федькой поработаем за тебя и не пойдём. Но ты помни, что мы ничего не знаем.

— Не маленький, а если получу, то завтра и разделим.

— С неубитого медведя шкуру, — заключил Дзюба.

Много лет тому назад аэроклуб набрал группу ребят из одной школы для обучения их прыжкам с парашютом. Прыгнуть они должны были по одному разу, и это шло в зачёт плана, доведенного свыше. Как правило, из каждой подобной группы оставалось два-три человека заниматься парашютным спортом. В этот раз осталось аж пятеро: Боря, Саша, Коля, Толя и Ваня Синица.

Судьба каждого из них могла бы стать основой для интересного романа.

Как спортсмен-парашютист больше всех преуспевал Борис. После школы он поступил в медицинский институт и одновременно занимался своим любимым спортом Вошёл в сборную команду Украины, но на одном из тренировочных прыжков отказал купол главного и он допустил ошибку, открыв запасной парашют, не отцепившись от основного, они переплелись и Борис погиб. Сотни людей хоронили его в родном городе, а парашютисты всей Украины собрали деньги ему на памятник и на его могиле установили бюст.

Очень сильно развит физически был Саша. Под кожей у него играли мышцы, и он развлекал всех тем, что садился на обыкновенный дорожный велосипед, выезжал на нём одновременно с машиной отъезжающей на аэродром, и преодолев путь по грунтовой дороге в 22 километра, встречал приехавших грузовиком парашютистов уже на аэродроме. Саша служил в армии в городе Туле, а после неё работал сварщиком в одной из строительных организаций, преуспел в спорте, стал Мастером спорта.

Интересными ребятами, шутниками, а может даже комикам, были два друга — Толя и Коля. Объектом их, в общем-то невинных и безобидных шуток, мог стать кто угодно. Особенно от них доставалось Ивану Синице, ниже их ростом на голову. И не потому, что был меньше и неважно прыгал, а потому, что обижался на их всевозможные подначки.

Толя и Коля после школы стали летать на самолётах, вылетели самостоятельно и получили пилотские права. Оба поехали в Саранск поступать в лётное училище ДОСААФ.