Вся собачья жизнь - Татьяна Ефремова

– По этому, по этому, – успокоил Захаров. – Вы расскажите все подробно.

– А чего рассказывать? Я все в заявлении написала. Вышли мы, значит, из дома с Джоником, я его и с поводка еще отпустить не успела. Вот, кстати, отметьте у себя, что в этот момент собака на поводке была, никаких правил мы с ним не нарушали, врет все участковый наш. Идем, никого не трогаем. И тут мордатый этот, из двенадцатой квартиры. И с ним Лешка, алкаш местный, все время во дворе ошивается, больше всех ему надо. И Лешка этот мордатому на нас показывает: «Вот, мол, они». Мордатый к нам. Подошел молча, ни слова не сказал. Достает пистолет. Я как увидела, у меня все прямо затряслось внутри. Стою, вдохнуть не могу, ноги отнялись. А он подошел совсем вплотную и в Джоника выстрелил. Да не один раз, много. Я кричу: «Что же ты, бандит, делаешь?». А он мне: «Скажи спасибо, что патроны у меня кончились!». И матом на меня. Я за рукав его схватила, давай милицию кричать, только их ведь нет никогда, если нужны. Вот и участковый наш такой же. А мордатый, он здоровый такой, почти как вы, только пониже, меня оттолкнул и пошел себе в подъезд. Я к Джонику, а он уж и не дышит. И в крови весь. Я в милицию – это же убийство среди бела дня. Да и денег собака стоит немаленьких, порча имущества, как-никак. А в милиции наш участковый. И знаете, что заявил? Что давно пора было Джоника моего пристрелить, да у него руки все не доходили.

Тетка сделала паузу, чтобы высморкаться и перевести дыхание. Мы с Димычем переглянулись уже в открытую.

– А что за мордатый-то? Вы его знаете?

– Да из двенадцатой квартиры же! Кравчук этот. Месяца два всего как заехали, а уже порядки свои наводит, стреляет среди бела дня. Погодите, он еще их всех перестреляет, если не посадят. Попомнят потом мои слова, да поздно будет.

– А за что он Джоника застрелил? – Я отодвинула ногу подальше от Димыча, так, на всякий случай.

– Ну как же! Бабка-то эта, что пиналась – она же этому Кравчуку мать. А пацан – сынок его. Да только не слушайте вы никого, Джоник не кусал его совсем, он поиграть хотел. А бабка налетела, давай ногами махать. Каратистка чертова! Да она сама Джонику руки в пасть совала, если хотите знать. А сынок ее бешеный на следующий день Джоника и застрелил. А он у нас, между прочим, породистый, больших денег стоит. А участковый у нас коррумпированный, убийц покрывает. Вы разберитесь с ними.

Димыч вылетел из подъезда и направился куда-то вглубь микрорайона.

– Ты куда?

– Пошли, к участковому зайдем. У них тут опорный пункт во дворе, я знаю. Пообщаемся с коррумпированным милиционером, покрывающим убийцу-Кравчука.

Опорный пункт оказался в соседнем дворе, на первом этаже жилого дома. В небольшой комнатке с надписью на двери «Участковый» пахло застарелым табачным дымом и почему-то ливерной колбасой. Отъявленный коррупционер оказался парнем лет двадцати пяти, светловолосым и круглолицым. Такой Иванушка-дурачок из сказки, еще до того, как он обвел всех вокруг пальца и отхватил себе в жены царевну. Ничем не примечательный такой Иванушка.

Поговорить, правда, сразу согласился. Предложил только выйти во двор, покурить на воздухе.

Так и разговаривали – они с Димычем курили, а я, бросившая это дело три года назад, слонялась вокруг, навострив уши.

Участковый рассказал то же самое, что и хозяйка Джоника, с той лишь разницей, что совсем не считал пса невинно пострадавшим. Наоборот, по его словам выходило, что собака была совершенно неуправляемой, держала в страхе всю округу, а хозяйка, души в нем не чаявшая, ни на какие замечания, уговоры и даже законные требования не реагировала.

– Да эта зверюга всех здесь достала, – горячился участковый. – Детей страшно было на улицу выпустить. У меня знаешь сколько жалоб на эту тетку с ее псом лежит! Одного покусал, другому одежду порвал. На ребятишек нападал сколько раз. Пекинеса разорвал на глазах у хозяйки. А другая свою шавку на руки подхватила, так Джоник этот ей все руки погрыз и пальто порвал. У меня самого сколько раз руки чесались его пристрелить. Да тетка там сильно склочная, чуть что – жалобы пишет.

– Да, с крупной собакой проблем хватает.

– Да при чем тут размер? – не понял участковый. – Вон в том подъезде, видишь, «кавказец» живет. Уж куда крупнее. А ни одной жалобы на него. Водят на поводке, команды он знает, в песочницу не гадит. И никаких проблем. Хоть слона заводи, только другим не мешай. Тут хозяйка на всю голову ударенная. Джоник у нее умный, а все дураки. А тут Кравчук этот заселился. Он же офицер бывший, чуть ли не из горячих точек. Так-то тихий, ничего не скажу. А как зверюга этот пацана его и мамашу порвал, так он не стал жалобы мне писать. Пошел, да и пристрелил. И я тебе скажу, правильно сделал.

– Пистолет изъяли?

– Нет, – с вызовом ответил участковый. – Не изъяли. Он у него спортивный. Спортом мужик занимался, имеет право. Да у меня письмо коллективное в поддержку этого Кравчука. Пусть старая ведьма умоется.

Димыч посмотрел вдаль, затушил окурок и сказал вкрадчиво:

– Пистолет придется изъять. Временно. На экспертизу. Калибр там какой? Пять и шесть?

– Да, – парень был озадачен не на шутку. – А зачем тебе экспертиза.

– Проверить надо. Ты давай, поговори с этим Кравчуком осторожненько, пусть сдаст добровольно.

Глава 5

Ларка сидела на полу и заливалась соловьем:

– Ты моя хорошая. Ты моя девочка маленькая. А что у нас здесь? Смотри, какая штука. Иди сюда, моя ласточка.

Я смотрела на подругу с ужасом. Вот оно, началось. Лариска совершенно потеряла голову, и не то что позволяет этой маленькой прохвостке сесть себе на шею, она ее сама подсаживает, чтобы удобнее было. Что же дальше будет? Когда «ласточка» вырастет.

Объект Ларкиного обожания тем временем придирчиво изучал меня. Сначала разглядывала издалека, спрятавшись за углом шкафа – видно было только черный нос-пуговицу и правое ухо конвертиком. Это мне Ларка объяснила, что уши у ее «девочки» сейчас конвертиком. А потом будут домиком. И только потом, к полугоду, встанут окончательно, как положено по породе.

Лариска, как все увлекающиеся люди, отдалась новым ощущениям с головой. Ни о чем другом она говорить просто не могла, только о своей драгоценной Лизе.

– Ты зачем ее человеческим именем назвала? – поинтересовалась я на всякий случай.

– Ну надо же ее как-то называть. Не по паспорту же – там она Персона Грата Аманда Кристел.

– Назвала бы Амандой.

– Нельзя. «Аманда Кристел» – это заводская приставка. Она у всех щенков одинаковая. А клички все на букву «П». Моя вот Персона Грата. Света сказала, что мало кто зовет собак по паспорту, все придумывают домашние клички, какие нравятся. Моя будет Лизой. Нам понравилось.

Сил возражать у меня уже не было. Что я, в самом деле, привязалась к Лариске с кличкой этой? Пусть зовет, как хочет, хоть горшком. Мне-то что? Я от этих ее собачьих дел демонстративно устранилась. И щенка выбирать с ней не ездила, и миски с игрушками не покупала. Знаю я эти дела – сначала просто сходим вместе в магазин, потолкаемся у прилавка, заваленного резиновыми мячиками и искусственными косточками. Потом будем придирчиво выбирать подстилку, как будто не собаку собираемся заводить, а принимать у себя наследного принца далекой страны с суровыми законами гостеприимства. Потом поедем «просто посмотреть» очередной помет. Выкатятся нам навстречу штук восемь пушистых колобков, возьму я одного в руки и не смогу отдать обратно. А эта провокаторша Лариска еще уговаривала ребенка с собой взять. Чтобы действовать наверняка. Ведь если из своих рук я щенка отдать смогу, то отказать родному сыну – никогда. Сидела бы я сейчас рядом с Ларкой на полу, сюсюкала, как ненормальная. Хорошо, что я с ней никуда не поехала.

А щенка, надо признать, Ларка купила забавного. Я и не думала, что овчарки в детстве такие симпатичные. Просто игрушка плюшевая, только живая, с холодным шустрым носом. Она свыклась с моим присутствием в квартире, вышла из-за шкафа и даже разрешила себя погладить. Вид при этом у нее был снисходительный. Как будто смирилась собаченция со своей ролью и терпеливо переносила неизбежные приставания восторженных гостей.

– Ну посмотри, какая она хорошая!

Я согласилась, что вот эта самая Лиза, которая Аманда Кристел на букву «П» – лучшая собака из всех, встреченных мной в жизни. Пусть будет так. Тем более, щенок, набегавшись, заснул, устроившись на моем тапке. И во сне выглядел умильно, как все дети, хоть человеческие, хоть собачьи. Я осторожно вытащила из тапка ногу, и наполовину босая поплелась следом за Лариской на кухню пить чай.

Правда, разговоры все опять вертелись вокруг Лизы. Ни о чем другом Ларка просто не могла сейчас думать. Поэтому подробно рассказывала мне, что через неделю они пойдут вторую прививку ставить, а месяца через полтора уже гулять начнут. А потом и на дрессировочную площадку отправятся, она уже и с инструктором договорилась.