Поцелуй смерти - Анна Толкачева

сквозняка захлопнул окно, рама со звоном и грохотом столкнула вазу, кровавые брызги разлетелись повсюду. Виталий, как громом пораженный, вскочил. Ужас дохнул на него ледяными иглами, схватившими за позвоночник, впившимися в затылок. Плотным одеялом навалились тишина. Все замерло. Безумно захотелось убежать, но ноги не двигались, и он так и оставался остолбенело стоять у постели. Запахло резким: уксусом или нашатырем. Слабость в ногах. «Мне дурно. Я сошел с ума». Сердце заухало, заскакало. Виталий продолжал стоять, дико озираясь, не зная, куда ему деться. Казалось, что стены смотрят на него, ощетинившись длинными ресницами, как заледенелыми шипами. В глазах стремительно темнело, залетали светящиеся точки и концентрические круги. В панике он схватился за руку любимой. Но она поразила его холодом, как электрическим током. Он с ужасом отпрянул, выпустив ее кисть из своих пальцев. В этот момент ее ресницы дрогнули. Отчетливо был слышен рокот прибоя. Виталий зажал уши руками, но так оказалось слышно еще громче.

«Я сошел с ума». Ресницы дрогнули еще раз, и глаза, черные, совершенно черные, распахнулись. В глазах была пустота. Виталий смотрел в нее и чувствовал, как пустота эта, безграничная и всеобъемлющая, переходит в него. Улыбка с ее лица исчезла, ее заменило неопределенное сладострастное выражение. Тело изогнулось, будто в истоме. Все это мелькало в застывших глазах Виталия, как мимолетные кадры из фильма, и на мгновение он усомнился: а не находится ли он сейчас в кинотеатре и не смотрит ли он кино, странное, фантастическое, но все-таки кино, и оно когда-нибудь кончится, он выйдет из зала и вздохнет облегченно, потому что эти видения окажутся не более, чем больной фантазией сценариста. Но нет, это было не так, и как бы не старался Виталий убедить себя в этом, все было так, как было на самом деле, то есть в действительности. И в воздухе той действительности, в которой он теперь находился, витал соленый бриз. В лицо ударили морские брызги. Девушка вздрогнула и замерла. Протяжно запищали приборы рядом. Тоскливо и монотонно. Виталий, обессилев, рухнул на колени.

«Вот и все. Тяните по экрану титры, включайте свет. Фильм под названием жизнь закончен».

Часть 7

Общий мрак изредка разрывает холодная вспышка голубой змейки огня. Плотная материя черноты сопротивляется ей, хрипит, но все же в ней появляются изломы и трещины. На мгновение она сдается, и коварное острое пламя растекается по ней, охватывает и тут же отступает, и мрак, мгновенно заживив свои раны, сгущается вновь. Не слышно ни вскриков чаек, ни стонов терзаемых штормом деревьев, лишь гулкий вой ветра, рычание грома, то дальше, то ближе, и звон стальных клинков дождя.

Запах озона смешивается с солью, осыпающей лицо серебристой пылью.

Рыхлый свинец облаков загромождает горизонт, цепляется за вершины скал, окруживших берег. Будто доисторические ящеры, пробужденные стихией, вскинули головы, выставили из воды остроконечные черные хребты. Повсюду среди обрывков пены мелькают, захлестываемые волнами, обломки клыков, разбросанные по берегу шипы и когти мертвых монстров.

В пепельных кружевах дымки теряются очертания высоких скал, о которые разбиваются стальные горбы волн. Разъяренным зверем океан набрасывается на храбро отражающий атаки гранит, и в месте столкновения двух стихий вздымается каскад брызг, издалека напоминающий силуэт голодного птенца гарпии.

– Лишь отрешившись от всего, ты можешь обрести гармонию с собой и со своим миром, теперь этот мир твой, – гулкий голос, раздавшийся позади, слился с грохотом грома, рассыпался по берегу, потонул в малахитовых волнах.

Какое-то время Тайрья прислушивается к медной россыпи дождя и серебряной грусти гитарных струн, стремящихся вступить с ним в диалог. Ей бы хотелось, чтобы эта мелодия, печальная и отчего-то светлая, стала ответом на прозвучавшие слова. Но это не то, чего ожидает от нее властный голос. Решение должно быть принято.

В Тайрьи начинает назревать не то вопрос, не то догадка. Оно вертится в уме и просится стать высказанным. Она спрашивает:

– Чтобы достичь своей мечты я должна принести жертву? Саму себя?

Он говорит:

– Ты перейдешь в другую область существования, ту, которую ты создала для себя сама. Смерть – всего лишь черта, нужно лишь решиться ее провести, смерть – это только порог, и его легко переступить.

Тайрья начинает колебаться:

– Но назад дороги не будет.

Он говорит:

– Назад дороги нет никогда.

По широким пластам породы стекают тонкие струйки искрящейся ртути. Глубокие раны черных скал, осыпанных пеплом сражения, обагренных слезами павших, сочатся потоками соучастия. Их подхватывают, их впитывают кобальтовые глубины распахнутых ртов, их остатки слизывают белесые языки ненасытной бездны.

… Жизнь – песчинки счастья в черных водах океана…

Тайрья скользнула взглядом по гладким лоснящимся спинам окаменевших монстров, по бликам лазури, вспыхивающим и угасающим в холодной пелене, охватывающей влажными ладонями, окутывающей зыбким дыханием. Последние доли секунды перед прыжком в бездну. И наше будущее в нашем прошлом, а наше прошлое в настоящем, а настоящее – чернота узкого проема грота, ведущего в будущее. Его мрак стремится быть увиденным, его пустота зовет быть разделенной.

… Слушай звуки сердца…

– Я не хочу быть одна в этом мире, пусть даже он будет уютен и любим мной…

– Ты не будешь одна, я буду рядом. Я приду, как только ты захочешь…

Часть 8

На небе вороны, под небом монахи. И я между ними в расшитой рубахе…4

Июльским пасмурным утром собравшаяся в храме немногочисленная группка прощавшихся копошилась на узком пятачке, попеременно перекочевывая от киоска со свечами к тускло освещенным иконам и обратно.

Судьба и молитва менялись местами…

Катафалк задерживался. Школьные учителя нетерпеливо посматривали на часы. Студенты испытывали противоречивые чувства. Они были довольны заминкой. Им хотелось оттянуть непонятное для них действо на как можно долгое время. Они таращились по сторонам, заглядывали в глаза надменных или смиренных ликов, задаваясь вопросом, отчего это лица на иконах такие одинаковые по внешности, но так по-разному смотрят на пришедших? Зачем эти молодые люди пришли, ведь с умершей многие из них либо не общались совсем, либо враждовали? Из любопытства. Из страха. Да, именно страха. Смерти боялись все, и все смутно подозревали, что когда-нибудь это случится и с ними. Поэтому им хотелось подсмотреть в замочную скважину за этой самой Смертью. Пока она пришла за другой, не за ними. Но им хотелось также, чтобы все это побыстрее закончилось, чтобы они вернулись к своим привычным делам, к каникулам, к футбольному полю, к бутылке пива, и побыстрее забыли о происшедшем, и будто не было ничего.

Вот наконец у ворот появилась белая «Газель». Под потолком пролетел нетерпеливый вздох. Заждавшийся у