Поцелуй смерти - Анна Толкачева

непонятном непривычном смятении и будоражит кровь ожиданием. В то же время Тайрья прекрасно осознает хотя почему, объяснить не может, как и всякое другое утверждение, основанное не на логике, а на интуиции, но так или иначе, а это и есть тот вход или выход, который она так настойчиво ищет.

А тот мужчина, который спорил с француженкой властным басом, это, случайно, не тот?… Тайрья инстинктивным движением подняла ладони вверх, осмотрела себя, насколько позволяло отсутствие зеркала. Крови нет. Должно быть, этот факт должен приносить нечто вроде удовлетворения или успокоения. А почему ее нет? Ведь если верить тому, что только что пронеслось воспоминанием и растворилось в холодном воздухе этой комнаты, если этому верить, то это нечто ужасное происходило с ней. А тот мужчина… Впрочем, к черту того мужчину, если воспоминания о нем настолько болезненны. А откуда …французский?

Тайрья осторожно потянула за край накидки. Сейчас ткань упадет на пол, и в зеркале, окажется она, то есть в данном случае действительно она, потому что все, что сейчас напомнило о себе – это не ее прошлое, это то, что случилось с той женщиной, которая была здесь до Тайрьи, а это значит, что ее прошлое – это ее будущее.

Тайрья рванула накидку вниз. Бежать. Скорее. Пока не поздно. Из зеркала прямо в глаза смотрят ее глаза. А из глаз выглядывает страх. Страх абсолютно новый по своей природе, потому что это страх перед уже известным. А по существу, весь клубок эмоций, опутавших ее в данный момент, сводится к одному – страху перед болью и смертью. Это настолько тяжело – смотреть в собственные глаза, полные страха. Сорванный со стены гобелен в массивной раме устремляется с разлету в отшлифованную поверхность, услужливо отражающую все что угодно. Самое время услышать звон разбивающегося на мельчайшие осколки стекла, увидеть, как они скачут по полу, отплясывая румбу, самое время накрыть уши ладонями и наблюдать за каскадом стеклянных капелек, в которые должно было превратиться зеркало. Но кроме отразившегося чудовищным эхом, пролетевшего по всем коридорам, заглянувшего во все закоулки, грохота повалившейся на пол сломанной мебели и волнообразного лязганья и гуденья серебряного листа, воткнутого в раму, ничего не последовало.

Но зато это наиболее эффективно призвало Тайрью перейти от эмоций к действиям, и вскоре по коридору уже мчались шелест и шлепанье босых ног и надрывное дыхание, перехватываемое спазмами ужаса. Она бежала и бежала, а гулкое эхо то раскатом грома, то еле слышным шелестом ветра повторяло быстрее, быстрее, быстрее… Ее сознание безудержно рвалось вперед, и Тайрье казалось, что ноги несут ее слишком медленно, что она топчется на месте, тогда как будь у нее крылья, она бы полетела быстрее ветра. В старинном замке-монастыре происходило нечто странное, и даже сквозь плотную корку ужаса Тайрья ощущала вибрацию каменных стен и гудение воздуха над головой. Быстрее, быстрее… Сначала ей стало казаться, что стены ожили и дышат, прямо ей в лицо. А потом ей перестало казаться, потому что это действительно происходило. Стены смыкались перед ней, она разворачивалась и бежала по другому коридору, но и там ее настигало нечто неожиданное: ход назад могло засыпать внезапно обрушившейся каменной перегородкой или часть стены отодвигалась в сторону, загораживая прежний ход и открывая новый. Чугунные решетки, жившие своей особой жизнью, поднимались и опускались, пропуская или задерживая беглянку. Быстрее.... Когда от оглушительного грохота дрогнул пол, и Тайрью окатило волной пыли и песка, и она поняла, что дорога вперед в очередной раз отрезана, она принялась торопливо спускаться по лестнице. И тут же резко остановилась, вцепившись в ажурные перила. Ступенька, куда она собиралась только что поставить ногу, на глазах осела и провалилась вниз, открыв, как пасть хищника, зияющую пустотой пропасть. Подавив инстинктивно рвавшийся откуда-то изнутри вопль, она попыталась перешагнуть образовавшуюся брешь, но камень задрожал и начал осыпаться, и вскоре ей пришлось подняться обратно, так как лестницы уже не существовало, она осыпалась прямо из-под ног. А тяжелая решетка оказалась открыта. Не раздумывая, Тайрья бросилась вперед, смутно подозревая, что обвал на этом может и не закончиться. Сама не помня как, она миновала еще несколько поворотов и отпертых чугунных дверей и влетела в просторный зал, показавшийся ей сначала бушующим океаном алой крови, и Тайрия не сумела сдержать громкий вскрик, нечто среднее между возгласом восхищения и последним всхлипом загнанной в угол жертвы.

«Вот я и умерла», – пронеслось в ее голове. Но нет. Ступни по-прежнему ощущали холод, идущий от каменного пола, легкие втягивали прохладный воздух, перемешанный с озоном и ароматом жасмина, глаза все еще различали формы и краски.

– Бедное, бедное дитя. Бежит, задыхаясь от ужаса. Ты бежишь от своих желаний, маленькая несмышленая девочка, ты бежишь от самой себя. Оглянись назад. За тобой никто не гонится. Твой страх гонит тебя, – внезапно раздавшийся голос был настолько приятен, что Тайрьи сразу захотелось ему поверить. Он ласкал ее слух, также как дуновение теплого ветра ласкает кожу холодной весной. И тут Тайрья поняла: это не ночной кошмар. Это же тот голос! Это он! Он не бросил ее, он пришел за ней!

Тайрья покружилась на месте, пытаясь понять, откуда исходит звук. Вокруг колыхались, вибрировали, пульсировали кровью алые волны багряных лоскутов, полощась в загустевшем винно-красном воздухе. Шелк или атлас, или сатин. Темно-вишневые и карминно-красные ленты извивались и приплясывали меж струящихся складок и узких прорезей ожившей ткани.

– Бедное дитя, ты потеряла себя в этом жестоком и абсурдном мире…

Тайрья уловила едва различимое движение воздуха откуда-то сбоку, будто чье-то дыхание, но, резко обернувшись, успела увидеть лишь промелькнувшую и растворившуюся в ливне рубиновых искр тень.

– Ты будто скользишь по пласту льда, тщетно ища опоры собственным устремлениям. Ты ищешь путь в другой мир, в тот, где птицы будут петь беззаботно, а ручьи будут вторить им звонкими колокольчиками. Я знаю, где его искать. Протяни мне руку, и ты сможешь увидеть свою мечту сама.

Казалось, что голос трепетал при этих словах также как эти пурпурные драпировки, слегка вздрагивающие от скользящего мимо них потока воздуха или, может быть, от дыхания говорящего. Казалось, он был нигде и всюду. Тайрия следовала за ним по пятам, но каждый раз он ускользал, растворялся и появлялся уже в совершенно другом месте, за противоположной складкой атласа, мерцающего загадкой, за струящимся розовыми лепестками бархатным покрывалом, за дрожащим воздушным, невесомым коридором темно-вишневых лент. Тайрия видела, как он касается с противоположной стороны лоскута гранатового полупрозрачного шелка, молниеносно кидалась туда и обнаруживала лишь