Японский парфюмер - Инна Бачинская

– Однако Добродеев разговорился! – попенял себе журналист. – Вот что значит присутствие хорошенькой женщины! Дела давно минувших дней… А знаете, – в его голосе вновь зазвучали знакомые хвастливые нотки, – я ведь мог увести Лену! Да, да, она меня любила. Как друга, разумеется, – поспешил добавить. – Хотя, знаете, иногда словно искра проскакивала между нами… вы же всегда это чувствуете. О такой женщине можно было только мечтать! Женщина-ребенок, нежная, беззащитная, беспомощная… Если бы Сашка не был моим другом… – Он оборвал себя на полуслове и теперь уже молчал до самого дома. Словно угас.

Вяло попытался напроситься на чай, но не настаивал, когда я сказала, что едва держусь на ногах. Правда, потребовал номер телефона и пообещал непременно позвонить – «синие чулки» с руками оторвут материал о женщине-детективе.

Я не стала объяснять, что я не детектив. Добродеев все равно напишет что захочет, ничем не ограничивая полет фантазии и меньше всего заморачиваясь достоверностью.

– А кстати, – вдруг вырвалось у меня, – что за бизнес у Ситникова?

– Как, вы не знаете? – Добродеев вытаращил глаза.

«Так тебе и надо, мадам сыщица!» – мысленно чертыхнулась я.

– Но вы же… на него работаете, разве нет? – В его глазах появился неподдельный интерес.

– Только собираюсь, контракт еще не подписан, – соврала я.

– Он бухгалтер, – как-то слишком уж небрежно сообщил Добродеев. – Аудитор-консультант, как это теперь называется, у него аудиторская контора. Помогает всем этим жуликам уклониться от налогов. И имеет с этого сответственно. Видели его квартирку?

Зависть, обыкновенная зависть, серая, как дохлая мышь, или старая паутина, звучала в голосе старика Добродеева…

* * *

…Я долго не могла уснуть в ту ночь. Вертелась как грешник на раскаленной сковородке. Буравила взглядом пространство. Занудная привычка расставлять все по полочкам давала себя знать.

– Ну как, довольна началом своей детективной карьеры? – спросил Каспар, который тоже, видимо, не мог уснуть и сгорал от нетерпения обсудить события дня.

– Какая там карьера, – скромно ответила я. – Знаешь, чего мне стоило напроситься в гости к этому… Ситникову! Неприятная все-таки личность. И опоздал в придачу. На два часа! Представляешь? Если бы не славный старикан… сидела бы под дождем. Консультант… всего-навсего! А я-то думала… А вообще довольна. Я познакомилась с тремя интересными людьми, получила разрешение осмотреть вещи Елены… кое-что узнала. Вечер прошел недаром.

– Давай излагай! – потребовал Каспар.

– Ситников опоздал, как ты уже знаешь, и меня приютил его сосед, Владимир Михайлович Ненахов, старый актер. Очень колоритная фигура. На пенсии, но продолжает играть, теперь не на сцене, а в жизни. Профессия накладывает свой отпечаток, и никуда тут не денешься. Это между прочим, он здесь ни при чем. Немного переигрывает. Пафос хорош для театра, а в жизни… сам понимаешь. Фальшь… в хорошем смысле этого слова, разумеется. Он мне понравился. Любопытен, не прочь сунуть нос в дела ближнего; болтлив; одинок; кокетлив. Играет роль… в зависимости от обстоятельств – добрый дядюшка, король Лир, деспот, Сальери… любую значительную личность, антураж позволяет. Умеет вытянуть из тебя то, что ты никому не собиралась рассказывать. Мастерски задает вопросы. Руководит ситуацией, владеет мускулами лица… в общем, актер. Интересно, почему он на пенсии? Хороший актер умирает на сцене. Здоровье? И еще что-то… был момент, когда он…

Мысль моя забуксовала, равно как и вообажение. «Bon mot» – удачное словцо, – как говаривала старушка-соседка в далекие времена моего детства. «Избегайте удачных ярлыков, их потом невозможно отодрать!» Я представляла себе человека с ярлыком, налепленным на лоб, и удивлялась. Мама сказала, что ярлык – это слово. Скажут, например, что человек дурак, и не отмоешься. Или еще… как назовешь корабль, так он и поплывет. Я, разумеется, не поняла, но запомнила. Старая дама была права – словом можно уничтожить человека, его репутацию, свести на нет любое начинание и высмеять любое доброе дело.

– Не отвлекайся! – одернул меня Каспар. – Ты сказала, был момент, когда он… что?

– Он сомлел! Под занавес он сомлел.

Словечко « сомлеть» было лексической жемчужиной из словаря маминой троюродной сестры тети Нины. Тетя Нина была замечательна тем, что в слова и понятия вдыхала новый смысл. « Сомлеть» на ее языке значило не упасть в обморок или потерять сознание, но дать слабину, отказаться от борьбы или пуститься во все тяжкие.

– Васька из третьего подъезда опять сомлел, – говорила тетя Нина, закатывая глаза и с сожалением качая головой. И всем было ясно, что у Василия Зубина опять запой.

– У меня всегда была нечистая совесть, – повторяла она гордо и слегка обиженно. А значило это, что она, как совестливый человек, стеснялась брать с клиенток лишнее и всегда возвращала остатки. Тетя Нина была портнихой. – Не то что другие!

« Выпученные губы» – вспомнила я еще одно теткино выражение и в который раз пожалела, что не записывала ее перлы.

– Сомлел? Как это?

– Он стал как шарик, из которого выпустили воздух. Потерял интерес к беседе, постарел, даже сгорбился. Почему?

– Да мало ли почему! – фыркнул Каспар. – Устал! Вспомнил Елену, задумался о смысле жизни… Любил ее, жалел… Отвык от гостей!

– А может, ему что-то известно? Может, он догадывается, кто убийца?

– Ну так пойди и спроси.

– И пойду, и спрошу. Молчи и слушай дальше. Номер два – потрясающе интересный толстый человек, человек-колокольчик, спортсмен, журналист, катается на роликах, обставил американскую сборную по плаванию. Кто-то очень неглупый когда-то написал: «Болтаю, чтоб не сказать лишнего!» Так и господин Добродеев – болтает, но не выбалтывает, не говорит ничего лишнего, фильтрует базар. Свой в доску, сплетник, «балаболка», всеобщий друг-приятель. Завидует «старику» Ситникову. Умеет между прочим бросить маленький камешек в чужой огород – кому надо, поймет. Круглые глаза, честное пионерское лицо. «Физия», как говорит друг сердечный Юрий Алексеевич… – Я непроизвольно вздыхаю. – Честная пионерская физия. Вряд ли пользуется успехом у женщин. Еще один повод, чтобы завидовать «старику» Ситникову, который… пользуется?

И, наконец, виновник торжества – господин Ситников, Александр Павлович, дипломированный аудитор… чья жена Елена умерла, а за неделю до смерти позвонила мне и попросила о помощи. И что-то тут… не стыкуется. Жизнерадостная, ни в чем не знающая отказа, славная домашняя девочка, как сказал Добродеев, а я увидела ее другой – экзальтированной, в истерике… и еще одуряющий запах духов, и черная одежда… какой-то дешевый вамп!

– Не отвлекайся. Давай о Ситникове.

– Ситников… Сильный. Самоуверенный. Типичный альфа-дог, шовинистическая мужская особь. Манеры на нуле. Грубиян. В детстве любил драться. Да и сейчас… вполне может накидать. Как-то даже странно для бухгалтера. По-моему, пьет. Производит впечатление искреннего человека.

– Понравился?

– Понравился? Еще чего! Нет, разумеется!

– Думаешь, он убийца? Только без уверток. Первое впечатление – самое верное. Не забывай, что он самый вероятный кандидат в убийцы. По статистике, жен чаще всего убивают мужья. Если это убийство, конечно…

– Если бы он захотел убить, то убил бы. А мотив… В семейной жизни, наверное, всегда можно найти мотив. Не думаю. Он говорил о ней… так мягко… Нет! Не верю.

– Может, она узнала что-нибудь о нем, криминальные связи, там, ну, не знаю…

– Елена? Глупенькая прекрасная Елена? Женщина-ребенок? Даже если бы она и узнала что-то… ну и что?

– Зависит от того, что́ она узнала.

– Стоп, стоп, стоп! Какая-то мысль мелькнула… Глупенькая, вечная школьница, младшая сестричка… Вот уж не сказала бы, что глупышка!

Я вспомнила женщину на скамейке, ее хрипловатый, со стервозинкой голос, то, как она хватала меня за руки… Играла? Елена? Милая славная девочка?

Ничего не понимаю! Мужское восприятие и логика отличаются от женской, это общеизвестно, но не до такой же степени! Им можно любую лапшу навешать, они принимают за чистую монету притворство и лукавство, потому что сами же их и поощряют, а женщина видит суть другой женщины, она видит ее… в ярких и беспощадных огнях рампы! Во как! Красиво.

И еще что-то такое сказал Ситников… сейчас, сейчас… Вспомнила! Он сказал, что Елена долго болела после смерти сестры, но в последнее время изменилась, повеселела и стала заговаривать об устройстве на работу…

Так в чем трагедия? Что заставило ее искать защиты у детектива?