Японский парфюмер - Инна Бачинская

Он вышел в кухню. Я услышала, как хлопают дверцы буфета. Он вернулся с бокалом красного вина для меня и стаканом виски для себя. Протянул мне бокал. Вытащил из кармана пиджака пакетик с орешками, надрывает. Мы рассматривали друг друга через стол.

– Ну-с, а теперь доложитесь, кто вы такая и что вам нужно! – С жадностью человека, мучимого жаждой, одним глотком выпил половину стакана. Разгрыз крепкими зубами орешек, глядя на меня в упор.

Я перевела дух, пригубила вино и сказала:

– Я виделась с вашей женой три недели назад, она позвонила и попросила о встрече.

– Почему вам? Кто вы такая?

– Я представляю охранное предприятие «Королевская охота». Она позвонила…

– «Королевская охота»? – перебил он с недоумением. – Какая, к черту, охота? Что вам вообще нужно?

– Понимаете, вчера меня вызвал к себе следователь, Кузнецов Леонид Максимович, и от него я узнала, что ваша жена… То есть узнала, что случилось. И я подумала, что нужно поговорить с вами, может, вам захочется узнать… Ну, в общем, я подумала, что могу быть чем-нибудь полезна… помочь…

– Чего хотела от вас моя жена?

– Она просила защитить ее…

– От кого?

– Она не сказала.

– А что же она сказала?

– Почти ничего. Только плакала…

– И вы пришли, чтобы мне это рассказать?

– Ну… да. Я хотела спросить у вас…

– Чего она боялась и почему пришла к вам, а не к мужу? Пришли посмотреть на мужа, которому не доверяла жена? Бред какой-то… – Он допил виски и уставился на меня светлыми пьяно-сумасшедшими глазами. – Каин, где брат твой, Авель? Так? Ну, давайте спрашивайте! Вас только мне не хватало для полного счастья! Охрана, от кого? От меня?

Я промолчала. А что было говорить?

– Я не убивал свою жену! – заорал он в бешенстве. – И не подстрекал к самоубийству! Я не знаю, зачем она звонила вам! Я не знаю, откуда у нее яд. Полтора года назад погибла сестра жены, погибла трагически, нелепо… – Он запнулся, помолчал. – Елена долго болела, но полтора года – немалый срок, все проходит, она даже стала заговаривать о работе. Я не знаю, что случилось! Я не знаю, почему она приняла яд! Если это убийство, то убить ее, кроме меня, некому. Понятно? – Смелости ему было не занимать. – Но я ее не убивал. И если вы ожидаете, что я сейчас спрошу вас: «Ах, вы мне верите?», то ошибаетесь. Чихал я на ваше мнение! – Он замолчал, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.

И тут я наконец дала себе волю и рассмотрела его как следует. «Лысеющий рыжеватый блондин, почти альбинос, с круглыми совиными глазами – решительно не за что зацепиться взгляду, в возрасте около сорока. С неприятным характером, похоже, пьющий – судя по тому, как он опрокинул стакан с виски и не поморщился. По профессии… А чем он, собственно, занимается? Чем зарабатывает на кусок хлеба?»

«Какого черта ей на самом деле нужно?» – думал, в свою очередь, Ситников, сидя с закрытыми глазами, чтобы не видеть… эту охранницу. – Что это? Шантаж? Любопытство, скука, тщеславие? Пришла, не поленилась! Что Елена рассказала ей? Жаловалась? На равнодушного мужа? Плакала? Не думает ли она, что ей удастся узнать, что произошло на самом деле? Узнать правду… Правду? Какую правду? То, что случилось, – несчастный случай, недоразумение, нелепость. Не было самоубийства! Не было. Не верю. Точка.

А разве я не знаю правды? Разве Елена не понимала, что происходит? Я виноват, с самого начала, только я один. Но я есть, я продолжаю быть, а их уже нет… Ни Алины, ни Елены… Алина, Алина, что же ты наделала? С тебя все началось…»

– Я ничего не знаю. – Хозяин открыл глаза. Он уже остыл, порыв прошел. Голос у него был усталый. – Мы были женаты четырнадцать лет. Доверяли друг другу. Елена не отличалась особой живостью, была скорее домоседкой, да и я ведь никогда не был душой общества… «Надеюсь, мой голос звучит достаточно убедительно?» – подумал он и сказал вслух: – У нее было все – деньги, дом, одежда. – И снова добавил про себя: «У нее не было главного. А у меня было?»

Он замолчал. Смотрел мимо меня – мне показалось, он забыл обо мне. Пауза затягивалась.

– Знаете ли вы, как важно иметь деньги? – вдруг спросил он. – Говорят, они не дают счастья, но я думаю, без счастья, но при деньгах все-таки легче, чем без счастья и без денег. Деньги – это свобода, это выбор, это когда ты создаешь обстоятельства, а не обстоятельства давят на тебя, заставляя принять решение. У тебя прекрасная квартира, а не унижающая достоинство нора. Первоклассные еда и питье, красивые шмотки, поездки в Испанию, на Канары… все у нее было! Да, я уходил рано и приходил поздно. Но ведь я вкалываю как собака, времена сейчас, сами знаете, какие – акульи. Или – ты, или – тебя. Я не шлялся по бабам, я ей ни разу не изменил. Ну, могу выпить… иногда.

«Правда, наш союз был вечной, мучительной изменой другой женщине, но это уже не твое собачье дело!» – последняя фраза опять про себя.

– Друзья? Какие, к черту, друзья? У меня даже друзей нет! Не осталось никого. Время – деньги! Да и обстоятельства так складывались… После смерти сестры жена очень переживала, я даже боялся за ее психику. Она целыми днями не поднималась с постели. – Он замолчал, уставясь в пол. «Слава богу, у меня была и есть работа, а то и моя психика бы не выдержала», – снова про себя.

– Чем она занималась целыми днями? Я уходил, когда она еще спала, я ухожу в семь утра, а то и раньше… – Он задумался, вспомнив, как Елена пыталась готовить ему завтраки, но он быстро пресек эту затею, сказав, что утром не голоден… Скотина, даже этого не смог ей дать! – Жена ходила по магазинам, ей нравилось делать покупки. Звонила подругам. Нет, я их не очень хорошо знаю. Застал как-то одну, кажется, актрису, экстравагантно одетую, накрашенную…

…Он тогда поразился перемене, произошедшей с Еленой, – она была счастлива! Они хватали друг друга за руки, перебивая говорили что-то, хохотали. На это стоило посмотреть. Школьницы! Елена всегда была маленькой девочкой, вечной младшей сестричкой, она так и не повзрослела. В свои тридцать два она выглядела много моложе. В ее жизни не было ни забот, ни проблем, ни необходимости принимать решения. Сначала решения принимала сестра Алина, а потом он, муж. А она была милой, послушной и любила их обоих. Ему завидовали мужья работающих, рано постаревших и растолстевших жен. А он завидовал им. Смешно сказать, завидовал их скандалам – раз скандалят, значит, у каждого свое мнение. А у них в семье было только одно мнение – его собственное.

Как-то раз он застал жену в слезах. Захлебываясь и глотая слова, она рассказала, что у них в подъезде пищат от голода три крошечных котенка, а их мать дворовые хулиганы сбросили с восьмого этажа, и она разбилась, вопреки бытующему мнению о живучести кошек. Елена рыдала от жалости, а принести котят в дом не решилась, не посмела. Побоялась? Не сообразила? Не умела принять решения?

– Иди и принеси их сюда, – разрешил он.

– Всех? – Слезы сразу высохли.

– Разумеется, всех!

Она побежала за котятами, но их уже не было – разобрали добрые люди. А ему подумалось, что судьба не приняла его жертву за ту собаку, значит, он еще не прощен…

Та собака… Кошмар и поворотный пункт всей его жизни! Отец был заядлым охотником, в доме у них всегда были ружья. Как-то раз, очень давно, еще в другой жизни, он предложил Алине научить ее стрелять. Им было тогда… сколько же им было? Десятый класс… шестнадцать, семнадцать? Авантюристичная и смелая, как мальчик, она тут же согласилась.

Они отправились в заброшенный песчаный карьер, и он преподал ей первый урок стрельбы. И последний. Чудом было, что их не поймали.

Как на грех, туда забрела бродячая собака, и он, опьяненный близостью Алины и стрельбой, закричал: «Сейчас поохотимся!» Выстрел и ее вопль: «Не надо!» – раздались одновременно. Он попал в собаку, но не убил ее. Окровавленное животное, визжа от боли, пыталось отползти, чтоб спрятаться… Алина бросилась на него с кулаками: «Сволочь, сволочь, убийца! Ненавижу!»

Он в ужасе перезарядил ружье и выстрелил еще раз, и еще раз, страстно желая только одного – чтобы прекратился этот ужасный собачий визг…

Потом он долго сидел на земле, даже, кажется, прилег и уснул. Очнулся, когда было совсем темно. Подошел к мертвой собаке, прикладом ружья стал бить в песчаную стену, и бил до тех пор, пока стена не обрушилась и не погребла ее.

На другой день он не мог подняться с постели. Все тело ломило от боли – то ли нервное, то ли простыл, лежа на земле. Он не пошел в школу и пролежал весь день в постели. Никто бы никогда не подумал, что сильный, независимый, несгибаемый Сашка Ситников может так переживать из-за жалкой собаки.

Алина так и не позвонила…

Он думал тогда, что сойдет с ума от стыда и горя. Но все проходит в конце концов. Алина не разговаривала с ним несколько месяцев. Потом они стали перебрасываться словом-другим, даже бывали вместе в школьных компаниях, но все это было уже не то. Совсем не то. Что-то закончилось для них, и они не знали, как это вернуть.