Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И будешь, горе затая,
Ты тщетно ждать участья слов, -
Тогда зови… и песнь моя
На грустный твой ответит зов.
<1858>
СЕРДЦУ
Скажи мне, долго ль заблуждаться
Тебе, о сердце, сужденоe
Пора бы с грезами расстаться…
Мы старики с тобой давно.
А ты, назло годам и року,
Тревожней бьешься и сильней
(Хоть мало видишь в этом проку),
Чем билось в дни весны своей.
Когда среди волнений света,
В толпе шумящей и пустой,
Слова любимого поэта
Произнесут перед тобой,
Или науки голос строгой
О правде вечной говорит,
Какую ты забьешь тревогу,
Какой огонь в тебе горит!
Красой стыдливою блистая,
Мелькнут ли женские черты -
В восторге чистом замирая,
Навстречу им как рвешься ты.
О перестань! Понять бы можно
Давным-давно в твои лета,
Что бред поэзия ничтожный,
Что правда вечная — мечта!
Что как-то странно поклоненье
В наш век полезный красоте,
Что уж теперь должны стремленья
У человека быть не те…
Пойми, что правда там, где сила,
Где достиженье благ земных,
И, всё забыв, что ты любило,
Живи и бейся лишь для них!
<1858>
ЦВЕТОК
Над пустыней, в полдень знойный,
Горделиво и спокойно
Тучка легкая плывет.
А в пустыне, жаждой мучим
И лучом палимый жгучим,
К ней цветок моленье шлет:
"Посмотри, в стели унылой
Я цвету больной и хилый,
И без сил, и без красы…
Мне цвести так безотрадно:
Нет ни тени здесь прохладной,
Ни свежительной росы,
Я горю, томлюсь от зною,
И поблекшей головою
Я к земле сухой приник.
Каждый день с надеждой тайной
Я всё ждал, что хоть случайно
Залетишь ты к нам на миг;
Вот пришла ты… и взываю
Я с мольбой к тебе, и знаю,
Что к мольбе склонишься ты:
Что прольется дождь обильный,
И, покров стряхнувши пыльный,
Оживут мои листы,
И под влагой неба чистой,
И роскошный и душистый,
Заблистает мой наряд;
И потом, в степи суровой,
Долго, долго к жизни новой
Буду помнить я возврат…"
Но, горда, неумолима,
Пронеслася тучка_ мимо
Над поникнувшим цветком.
Далеко, над сжатой нивой,
Бесполезно, прихотливо
Пролилась она дождем;
А в пустыне, жаждой мучим
И лучом палимый жгучим,
Увядал цветок больной…
И всё ждал он, увядая, -
Тучка вот придет другая…
Но уж не было другой.
<1858>
ПЕСНЯ
Тихо всё, глядится месяц
В воды зыбкие реки;
За рекою слышны песни
И мелькают огоньки.
Отчего так сердцу больноe
Дней ли прошлых стало жаль,
Иль грядущего пугает
Неразгаданная дальe
Отчего в груди томленьеe
И туманит взор слезаe
Или снова надо мною
Собирается грозаe
Вот сокрылся месяц в тучи,
Огоньков уж не видать;
Стихли песни… Скоро ль, сердце,
Перестанешь ты страдатьe
<1858>
Много злых и глупых шуток,
Много злых и глупых шуток,
Жизнь, играла ты со мной,
И стою на перепутье
Я с поникшей головой.
Сердца лучшие порывы
И любимые мечты
Осмеяла беспощадно,
В пух и прах разбила ты.
Подстрекнула ты лукаво
На неравный бой меня,
И в бою том я потратил
Много страсти и огня.
Только людям на потеху
Скоро выбился из сил;
И осталось мне сознанье,
Что я немощен и хил.
Что ж! Пойду дорогой торной,
Думал я, толпе вослед,
Скромен, тих, благонамерен,
Бросив юношеский бред.
Что за гладкая дорога!
Камни здесь не режут ног.
Если б шел по ней я прежде,
Я бы так не изнемог.
Да и цель гораздо ближе;
Пристань мирная в виду…
Сколько там я наслаждений
Неизведанных найду!
Но увы! пришлось недолго
К этой цели мне идти,
И опять я очутился
На проселочном пути.
А виной всё эти грезы,
Эти сны поры былой…
Безотвязные, со мною
Шли они рука с рукой.
И манили всё куда-то,
И шептали что-то мне,
Милых образов так много
Показали в стороне.
Им навстречу устремился
Я, исполнен новых сил:
Шел по терниям колючим,
В бездны мрачные сходил.
И уж думал — подхожу я
К милым призракам моим,
Но напрасно, утомленный,
Простирал я руки к ним.
Отдалялись, улетали
Дорогие от меня…
И внезапно на распутье
Ночью был застигнут я.
Долго ль ночь моя продлится
И что ждет меня за ней,
Я не знаю; знаю только,
Что тоска в душе моей.
Но не торная дорога,
Рано брошенная мной,
Пробуждает сожаленье
В этот миг в душе больной.
Жаль мне призраков любимых,
Жаль роскошных ярких грез,
Что так рано день, сокрывшись,
На лучах своих унес!
<1858>
Дети века все больные, -
Дети века все больные, -
Мне повсюду говорят, -
Ходят бледные, худые,
С жизнью всё у них разлад.
Нет! Напрасно стариками
Оклеветан бедный век;
Посмотрите: перед вами
Современный человек.
Щеки словно как с морозу,
Так румянцем и горят;
Как прилична эта поза,
Как спокоен этот взгляд.
Вы порывов увлеченья
Не заметите за ним;
Но как полон уваженья
Он к достоинствам своим.
Все вопросы разрешает
Он легко, без дальних дум;
Не тревожит, не смущает
Никогда сомненье ум.
И насмешкой острой, милой
Как умеет он кольнуть
Недовольных, что уныло
На житейский смотрят путь,
Предрассудки ненавидят,
Всё твердят про идеал
И лишь зло и гибель видят
В том, что благом мир признал.
Свет приятным разговором
И умом его пленен;
Восклицают дамы хором:
"Как он мил! как он умен!"
Нет! Напрасно старость взводит
Клевету на бедный век:
Жизнь блаженствуя проводит
Современный человек!
<1858>
Когда мне встретится истерзанный борьбою,
Когда мне встретится истерзанный борьбою,
Под гнетом опыта поникший человек;
И речью горькой он, насмешливой и злою
Позору предает во лжи погрязший век;
И вера в род людской в груди его угасла,
И дух, что некогда был полон мощных сил,
Подобно ночнику, потухшему без масла,
Без веры и любви стал немощен и хил;
И правды луч, сверкающий за далью
Грядущих дней, очам его незрим, -
Как больно мне! Глубокою печалью
При встрече той бываю я томим.
И говорю тогда: явись, явись к нам снова,
Господь, в наш бедный мир, где горе и разлад;
Да прозвучит еще божественное слово
И к жизни воззовет твоих отпадших чад!
<1858>
МОЙ ЗНАКОМЫЙ
Он беден был. (Его отец
В гусарах век служил,
Любил танцовщиц и вконец
Именье разорил.)
И ярый был он либерал:
Все слабости людей
Он энергически карал,
Хоть не писал статей.
Не мог терпеть он спину гнуть,
Любил он бедный класс,
Любил помещиков кольнуть
Сатирой злой подчас.
И Жоржем Зандом и Леру
Был страстно увлечен,
Мужей он поучал добру,
Развить старался жен.
Когда же друга моего
Толкнула в глушь судьба,
Он думал — закалит его
С невежеством борьба.
Всех лихоимцев, подлецов
Мечтал он быть грозой;
И за права сирот и вдов
Клялся стоять горой.
Но, ах! грядущее от нас
Густой скрывает мрак;
Не думал он, что близок час
Вступить в законный брак.
Хоть предавал проклятью он
Пустой, бездушный свет,
Но был в губернии пленен
Девицей в тридцать лет.
Она была иных идей…
Ей не был Занд знаком,
Но дали триста душ за ней
И трехэтажный дом.
Женился он, ему пришлась
По сердцу жизнь сам-друг…
Жена ввела его тотчас
В губернский высший круг.
И стал обеды он давать,
И почитал за честь,
Когда к нему съезжалась знать,
Чтоб хорошо поесть.
И если в дом к нему порой
Являлся генерал,
Его, от счастья сам не свой,
Он на крыльце встречал.
Жена крутой имела нрав;
А дом и триста душ
Давали ей так много прав…
И покорился муж.
Хоть иногда еще карал
Он зло в кругу друзей,
Но снисходительней взирал
На слабости людей.
Хоть не утратил он вполне
Могучий слова дар,
Но как-то стынул при жене
Его душевный жар.
Бывало, только заведет
- Душа поёт, а строфы льются… - Жизнь Прекрасна - Поэзия / Русская классическая проза
- Душа болит - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Ходатель - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Ибрагим - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Катерину пропили - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Трясина - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Форель раздавит лед. Мысли вслух в стихах - Анастасия Крапивная - Городская фантастика / Поэзия / Русская классическая проза
- Звук далекий, звук живой. Преданья старины глубокой - Михаил Саяпин - Русская классическая проза
- Республика Южного Креста - Валерий Брюсов - Русская классическая проза
- Ночные бдения с Иоганном Вольфгангом Гете - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза