Стихотворения и проза - Алексей Плещеев

Что дать могло бы цвет и плод.

К чему напрасные сомненья!

Идите смелою стопой;

Вы не из тех, в ком увлеченья

С летами гаснет жар святой.

Пусть дух изведает страданье,

В борьбе пусть будет закален;

И из горнила испытанья

И чист и крепок выйдет он.

Храните ж чистые химеры

Души возвышенной своей,

И животворный пламень веры

Пусть до конца не гаснет в ней!

<1856>

О, если б знали вы, друзья моей весны,

О, если б знали вы, друзья моей весны,

Прекрасных грез моих, порывов благородных,

Какой мучительной тоской отравлены

Проходят дни мои в волнениях бесплодных!

Былое предо мной как призрак восстает,

И тайный голос мне твердит укор правдивый;

Чего убить не мог суровой жизни гнет,

Зарыл я в землю сам, — зарыл, как раб ленивый.

Душе была дана любовь от бога в дар,

И отличать дано добро от зла уменье;

На что же тратил я священный сердца жар,

Упорно ль к цели шел во имя убежденьяe

Я заключал не раз со злом постыдный мир

И пренебрег труда спасительной дорогой,

Не простирал руки тому, кто наг и сир,

И оставался глух к призывам правды строгой.

О, больно, больно мне!!! Скорбит душа моя,

Казнит меня палач неумолимый — совесть;

И в книге прошлого с стыдом читаю я

Погибшей без следа, бесплодной жизни повесть.

1856

ЛИСТОК ИЗ ДНЕВНИКА

Elle etait de се monde ou les plus belles choses

Ont le pire destin,

Et, rose, elle a vecu ce que vivent les roses,

L'espace d'un matin. {*}

{* Она жила в том мире, где всё прекрасное постигает самая жестокая

участь, и, роза, она прожила столько, сколько живут розы, — одно утро

(франц.). — Ред.}

Средь жизни будничной, ее тревог докучных,

Незримых, тайных битв, с той жизнью неразлучных,

Воспоминание лелею я одно,

И сладко так душе и горестно оно.

Я помню, в дальний край гнала меня неволя, -

Судьбы игрушкой быть куда плохая доля!

Так мудрено ль, что злость мне волновала грудь

И что казался мне невыносим мой путьe

Хоть город тот, что мне покинуть предстояло,

Для сердца моего и не был мил нимало,

Но привыкает скоро русский человек:

Где месяц проживет, как будто прожил век,

Притом же иногда меж чопорных педантов,

Меж сплетниц набожных, самодовольных франтов,

Заброшено судьбой, как перл в песке морском,

Найдется существо и с чувством и с умом;

Согреет вас его приветливое слово,

И вы на остальных махнуть рукой готовы.

Так было и со мной: я помню ясный взор,

Улыбку добрую, веселый разговор,

Что от меня вражду, сомненье и печали -

Как духов утра свет — внезапно отгоняли.

_С кудрявым мальчиком, с нарядным мотыльком_

Я не сравню ее плохим своим стихом;

Но жаль мне, что она не встретила поэта:

Не подарил бы он другой сравненье это.

Красавицей она назваться не могла,

Но детской резвостью, но ясностью чела

Она влекла к себе с неодолимой силой;

И тот, кого она приветом вскользь дарила,

Хотя б под бурями житейскими поник,

Душою воскресал и весел был на миг.

Любуясь милою головкою, бывало,

Я рад был, что судьба ее так баловала,

Что жаль ее судьбе; что от тревог и зла

Она щадит ее: печаль бы к ней не шла…

Итак, я уезжал. На долгую разлуку

Еще пришел я раз пожать ей братски руку;

Хотел ей высказать, что там, в глуши степей,

С любовью буду я воспоминать о ней;

Что днями светлыми я ей одной обязан,

Что к ней останусь я душой навек привязан,

И много кой-чего сказать еще хотел;

Но слов не находил и как немой сидел.

И лучше, может быть! Мой вздор сентиментальный

Мог рассмешить ее, пожалуй, в час прощальный!

"Мы с вами свидимся, я знаю, через год,

Вас участь лучшая в краю далеком ждет", -

Она сказала мне с своей улыбкой ясной.

Как солнечным лучам в осенний день ненастный,

Я рад улыбке был; словам поверил я,

И дальний путь уж был не страшен для меня.

Прощаясь, я просил ее, чтоб серенаду

Она сыграла мне, — я в Шуберте отраду

Неизъяснимую для сердца нахожу.

Вот к клавишам она подходит; я гляжу

На светлое чело, на маленькие руки…

И в душу полились мечтательные звуки…

Два года протекло, как прежде много лет,

Еще в душе моей оставив горький след.

Всё так же ратовал я с донкихотским жаром

За призраки свои и чувства тратил даром.

И возвратился вновь я в скучный город свой,

И встретился с давно знакомою толпой.

Всё тех же увидал я чопорных педантов,

Нелепых остряков, честолюбивых франтов,

Прибавилось еще немного новых лиц;

Пред золотым тельцом лежат, как прежде, ниц;

Всё те же ссоры, сплетни и интриги;

В почете карты всё, и всё в опале книги!

Но не нашел я той, к кому в былые дни

Я смело нес и грусть и радости свои…

И часто так к кому душа моя больная

Рвалась, под жизненным ярмом изнемогая!..

И весть услышал я: ее уж больше нет!

Суровым косарем сражен прекрасный цвет,

Суровым косарем, что без разбору косит

И тех, кто жизнь клянет, и тех, кто жизни просит!

Как больно было мне… Но если свет о ней

При мне судил, еще мне делалось больней!

Ему не жаль, казалось, вовсе, что могила

И юность, и красу навеки поглотила…

Клеветников, завистников бездушных толк

И у дверей могилы даже не замолк.

Я снова посетил давно знакомый дом;

Теперь семья другая поселилась в нем.

Вот уголок уютный, где она, бывало,

Вокруг себя друзей немногих собирала.

Отрадных много я припомнил вечеров;

Войдя в ту комнату, я плакать был готов!

Как оживить она домашний круг умела…

Как быстро время с ней, как весело летело:

Невольно лица прояснялися у всех,

Когда звучал ее беспечный, детский смех.

Теперь не то я встретил; чопорно и чинно

Здесь разговор вели, и в ералаш в гостиной

С тремя почтенными старушками играл

От старости едва ходивший генерал.

Изящно в комнатах, роскошно даже было…

Но всё тоску и грусть на сердце наводило…

Но вот хозяйка села за рояль… Она,

Все говорят, артисткой быть великой рождена.

Вот Шуберта опять я слышу серенаду…

И точно… более, казалось бы, не надо

Искусства и желать. Но отчего же мне

Досадно стало такe В душевной глубине

Как будто злоба вдруг к игравшей шевельнулась

За то, что струн души больных она коснулась.

Казалось мне, звучит в игре той мастерской

Насмешка над моей заветною мечтой.

Оставил вечер я… Но всё мотив знакомый

Преследовал меня на улице и дома…

Всё образ предо мной любимый возникал,

И до рассвета глаз в ту ночь я не смыкал.

1856

Когда твой кроткий, ясный взор

Когда твой кроткий, ясный взор

Ты остановишь вдруг на мне,

Иль задушевный разговор

С тобой веду я в тишине;

Когда подашь мне руку ты,

Прощаясь ласково со мной,

И дышат женские черты

Неизъяснимой добротой, -

О, верь! не зависть, не вражда

К тому, с кем ты на путь земной

Соединила жребий свой,

Грудь наполняет мне тогда.

Я лишь молю, чтоб над тобой

Была господня благодать,

Чтоб свет тщеславный и пустой

Тебя не мог пересоздать.

Чтоб сердце свято сберегло

Свои заветные мечты;

Чтобы спокойно и светло

На божий мир глядела ты…

Чтоб клеветы и злобы яд

Не отравил весны твоей;

Чтоб ты не ведала утрат

И омраченных скорбью дней.

Еще молю я, чтобы нас

Не разлучал враждебный рок,

Чтоб кротким светом этих глаз

Я дольше любоваться мог.

<1857>

Есть дни: ни злоба, ни любовь,

Есть дни: ни злоба, ни любовь,

Ни жажда дел, ни к истине стремленье -

Ничто мне не волнует кровь;

И сердце спит, и ум в оцепененьи.

Я остаюсь к призывам жизни глух;

Так холодно взираю, так бесстрастно

На всё, что некогда мой дух

Тревожило и мучило всечасно.

И ласка женская во мне

В те дни ответа даже не находит;

В бездействии, в позорном сне

Душевных сил за часом час проходит.

Мне страшно, страшно за себя;

Боюсь, чтоб сердце вовсе не остыло,

Чтоб не утратил чувства я,

Пока в крови огонь и в теле сила.

Годами я еще не стар…

О боже, всех, кто жаждет искупленья,

Не дай, чтоб пеплом сердца жар

Засыпало мертвящее сомненье!

<1857>

ЗИМНЕЕ КАТАНЬЕ

Зимней ночью при луне