Неповторимое. Книга 2 - Валентин Варенников

— Ну, вот теперь я обогатил свой опыт еще и в этой области.

Учения, проведенные Малиновским, носили крупномасштабный характер. На разбор были приглашены все командиры полков и выше Северного военного округа, а также представители Северного флота. Были сделаны четкие и ясные выводы. А исследовательское учение, проведенное Чуйковым, было оперативно-тактическим. Оно решало вопросы как бы в развитие учения министра, — как надо отсекать противника от моря и как его загонять в тундру, какие при этом должны быть методы и способы действия войск — подразделений, частей, соединений.

Однако на разборе этих учений мы не услышали выводов исследования. Возможно, нам и не должны были сообщать эти выводы, вероятно, требовалось еще обрабатывать весь накопленный фактический материал учений. Очевидно, поэтому и разбор носил другую направленность — разбирались детально действия войск, штабов и командиров. Ну, а тональность оценок в устах В. И. Чуйкова всегда одинаковая — беспощадная, безжалостная критика.

Главным недостатком считалось то, что все и всё привязано к дорогам, а темпы наступления — крайне низкие. «Нет свободного, смелого маневра, выхода во фланг и тыл противнику», — говорил Чуйков. А мы сидели, слушали и думали: а как его совершить в зимних условиях с той техникой и вооружением, которое у нас имеется? Будь у нас аэросани или гусеничные вездеходы с крайне малым удельным давлением на грунт — другое дело. А с теми средствами, что мы имеем, — это просто невозможно.

Но маршал делал другой вывод: причиной всему этому является слабая обученность войск и отсутствие творческого мышления у командиров и штабов. Кто виноват? Армия. Командование 6-й армии и лично командующий армией генерал Лосик. И минут двадцать Чуйков в своей манере посвятил критике Лосика.

Разбор проходил в Мурманском гарнизонном Доме офицеров. В первых рядах восседал штаб руководства и исследовательская группа, затем командование и штаб армии, далее — участники учения до командира батальона и, наконец, приглашенные на разбор из других дивизий армии. Я сидел у центрального прохода приблизительно в десятом-одиннадцатом ряду слева. А Олег Александрович Лосик — тоже у прохода, но на седьмом-девятом ряду справа. Поэтому я хорошо видел его почти в профиль. Он, конечно, тяжело переживал от тех беспощадных несправедливых ударов, которые наносил Чуйков. Крупные слезы катились по щеке, и Лосик их не смахивал. Я смотрел на него, сам переживал, но и думал: «Что же ты, боевой генерал, Герой Советского Союза, сидишь и слушаешь все это? Почему не встанешь и не уйдешь, если не можешь оборвать маршала? Почему терпишь?»

А он сидел и терпел. Так уж устроен. У каждого в этом отношении свои взгляды.

Наконец разбор закончился. На улице мела пурга. Прогноз на завтра (на воскресенье, на которое назначена охота) — еще хуже. У меня было смешанное настроение: тяжелый осадок от разбора скрашивали радостные вести синоптиков, я надеялся, что охота в пургу, конечно, не состоится. Хотя медвежатники, представьте, все-таки нашли на вертолете двух шатунов и одну берлогу, причем недалеко от дороги. Когда я поинтересовался о маршале, то мне сказали, что он уже приехал в свой вагон и там будет ночевать. Сегодня вечером вагон цепляют к поезду «Мурманск — Москва». Маршал знает о прогнозе погоды на завтра, поэтому охота не состоится. Для меня это была наиболее приятная информация.

Пробыв в должности заместителя командира дивизии два с половиной года, я, конечно, приобрел значительные навыки руководства войсками. Практически все вопросы жизни, быта, боевой учебы и т. д. командиры частей Печенгского гарнизона, где я возглавлял оперативную группу дивизии, решали со мной на месте. Лишь особо важные и принципиальные проблемы обязывали их звонить командиру дивизии в Мурманск или разрешать их, когда комдив приезжал в Печенгу. Приезды его были частыми и знаменательными, Сергей Иванович, не торопясь, выходил из машины, закладывал правую руку за борт шинели, вторую — за спину и, как правило, спрашивал:

— Ну, как тут у вас дела, печенеги?

А я в тон комдиву отвечал:

— А у нас с вами, товарищ командир, дела в Печенге идут неплохо.

И начинал подробно докладывать по установившейся схеме, но уже в штабе оперативной группы. В заключение предлагал порядок работы — в зависимости от того, на сколько дней он приезжал. Конечно, каждый его приезд оживлял работу в частях. А в целом боевая учеба шла нормально.

Периодически проверяли дивизию и армейские начальники. Как правило, это был заместитель командующего армией по боевой подготовке генерал-майор В. Г. Ягленко — бывший командир этой дивизии. Частенько с его приездом в нашей жизни тоже появлялось оживление. Вот один из примеров.

Как-то зимой просочились данные, что вроде к нам в армию должна нагрянуть инспекция — во всяком случае, так нам объявили. Естественно, командарм принимает решение ряд соединений армии предварительно проверить своими комиссиями и тем самым подтянуть войска. К нам старшим приезжает Ягленко. Большая часть комиссии во главе с ним отправляется в Печенгу, а часть остается в Мурманске для проверки местного гарнизона. Вообще-то это не столько была проверка, сколько оказание помощи, но весь ее ход — по почерку инспекции.

Началось со строевых смотров полков. Приехали мы в танковый полк. После определенного церемониала с выносом боевого знамени приступили к опросу личного состава — есть ли у кого жалобы и заявления. Обычно он проводится отдельно по категориям военнослужащих: вперед выходят старшие офицеры полка и стоят в одной шеренге, в нескольких шагах от них — младшие офицеры, остальной личный состав остается в строю на месте. Закончив опрос старших офицеров, Ягленко начал обходить шеренгу младших. Я, естественно, рядом, тут же кадровик и представители разных служб. Дело подходило к концу, как вдруг нам попадается старший лейтенант, которому уже за 40 лет. Ягленко остановился и удивленно смотрит на него, а затем, чтобы как-то смягчить обстановку, говорит ему:

— Ну, я смотрю, ты карьерист!

— Так точно. Вся карьера из одной только ступеньки — взводный командир.

— Так когда ты окончил училище?

— Как когда? Мы же с вами не только одно училище окончили, но и учились в одной роте. Вы что, меня не узнаете?

Старший лейтенант еще раз назвал свою фамилию и имя. Ягленко достал из кармана большой носовой платок и долго сморкался, вытирая заодно и глаза.

— Вот дела-то какие. Это же надо?! Ну, а как это так получилось? — допытывался генерал.

— После училища четыре года войны. Потом попал служить на Украину. В одном полку прослужил долго, вдруг дивизию расформировывают. У меня взвод был отличный. Переводят в другую дивизию. Пока там служил — хвалили. Потом кадровики говорят, что я долго служу на Украине — надо в Заполярье. Приехал в 67-ю стрелковую дивизию. Затем она стала 116-й мотострелковой. Шесть лет оттрубил — дивизию расформировали. И вот два года служу здесь.

— Но ты же знал, что я командую этой 131-й дивизией?

— Конечно, знал.

— Почему же не пришел или не прислал письмо?

— Да зачем приходить? Уже увольняться пора.

— Нет, нет! Мы хоть как-то это дело поправим.

Он мне запомнился навсегда: этот стройный, высокий (рост явно не для танкиста) офицер, крутые плечи, мужественное лицо с умными, открытыми глазами, твердо стоял на земле. Иногда говорят: вот служба распорядилась! Да нет, не так все это. Я допускаю, что в бою — дело случается — рядом убило, а ты жив. Но в мирное время судьба офицера зависит от командиров и кадровых органов. К сожалению, есть такие командиры частей, которые не только не уделяют должного внимания росту офицеров, их карьере, но держат подолгу на одной должности тех, кто хорошо работает. Тянет? Ну, и пусть дальше тянет.

Вот почему у меня фактически на протяжении всей службы одним из принципов было отыскание «застоявшихся», точнее, забытых или умышленно не продвинутых по службе взводных, ротных командиров и батальонных офицеров.

После строевых смотров начались стрельбы. Естественно, зимой стрельбы шли в условиях полярной ночи. И вот мы с Ягленко на танковой директрисе. Танки стреляют по целям, которые обозначают себя мигающими огоньками — имитаторами стрельбы. В очередном заезде один из экипажей, потеряв ориентировку, ерзал, ерзал, развернулся на 180 градусов и выстрелил из пушки по нашей вышке, откуда шло управление стрельбой. Выстрелил и попал! Снаряд «прошил» нашу каланчу и улетел в тыл. Хорошо, что стреляли практическими снарядами (т. е. болванками) и никто не пострадал. Такое, к сожалению бывает.

Генерал, расстроившись, прекратил стрельбы, распорядился перенести их на завтра и, забрав меня, поехал в Печенгу. Полигон находился километрах в тридцати по дороге в сторону Никеля и Заполярного.