«Если», 2008 № 08 - Журнал «Если»

Мне кажется, это главное, что давала нам Малеевка. По крайней мере, я так думаю.

Прежних проблем теперь нет, в доме каждого из нас полки со своими книгами, проблемы нынче совсем другие. Но, как и раньше, справляться с ними помогает постоянное ощущение присутствия людей моего карасса из страны Полдня. Пусть видимся мы теперь не слишком часто, а некоторых уже не увидим никогда, — они есть, они всегда рядом.

Спасибо им за это.

Владимир БАКАНОВ:

В каком-то отношении советское время было благодатнее для творческого развития, чем нынешнее. Посудите сами. Сейчас, в наши напряженные, динамичные дни, даже если не учиться дополнительно, все равно по горло загружен работой: мы и задерживаемся дольше, и выходим порой по выходным, а уж голова точно не сразу отпускает от всех проблем. В советскую эпоху, отработав положенные часы, мы были совершенно свободны: чтобы задержаться на работе — да такое просто немыслимо!

Я не знаю, благодаря кому изначально мы все собрались; я присоединился к группе позже, когда костяк уже сложился. Среди нас были физики и милиционеры, преподаватели и журналисты; в семинар постоянно вливались новые люди — и, как правило, уходили: нелегок хлеб начинающего писателя. Помню, как сверкнул на семинарском небосклоне — белым плащом, глубоко надвинутой на лоб шляпой и длинным шарфом — то ли студент, то ли аспирант-сценарист Владимир Гусинский, впоследствии глава холдинга «Медиа-Мост»…

Мои работы (переводы) обсуждали редко и только со стороны, так сказать, русского языка. Наверное, тогда во мне и зародилась уверенность, что самое важное в переводе художественной литературы — стилистическая точность и выразительность.

Участников семинара соединяли удивительно теплые дружеские отношения. Мы легко и с удовольствием встречались и долго, с нежеланием расставались. Почему-то в память врезалась одна сцена: в час ночи после распития «тутовой» у Эдуарда Геворкяна теплая компания из семи или восьми человек спешит в метро; и эти семь или восемь молодых здоровых парней горланят на ходу не что-нибудь, а стихотворение «Ворон» Эдгара По на английском, одновременно выдавая два варианта перевода на русский!

Безусловно, всех нас объединяла любовь к фантастике. Однако стержень компании, ее дух задали наши руководители: Аркадий Стругацкий, Дмитрий Биленкин, Георгий Гуревич и Евгений Войскунский. Без тени величия, всегда к нам расположенные, они создали самое главное: среду творческого общения. В эту же среду часто и охотно «окунались» другие уважаемые и любимые нами люди: Роман Подольный, Владимир Михайлов, Сергей Снегов, Георгий Гречко… В наших, кажется, круглосуточных бдениях было все: и купания в ледяной ноябрьской воде Рижского залива (в исполнении гиревика-призера ГУВД Бориса Руденко), и бесконечные, до хрипоты разговоры о литературе, и активное увлечение противоположным полом, и предложение создать «Партию порядочных людей» (я тогда вздрогнул и шепотом спросил: «Это в противовес КПСС?»), и обсуждение наших последних выдающихся произведений… Помню истории великолепного рассказчика Сергея Снегова в номере дубултовского Дома творчества; меня привел Владимир Михайлов, и только после его кивка и тихой фразы «при нем можно» Сергей Александрович, физик и гениальный писатель, одно время работавший с Сахаровым (и одно время сидевший в одной камере с Бухариным), стал рассказывать удивительные вещи про Семена Михайловича Буденного… А еще Сергей Снегов подарил мне свой роман «Весна ждать не будет» — почему-то стесняясь и с лестной надписью, начинавшейся словами «дорогому коллеге». Только потом, прочитав роман, я понял: книга была про шахтеров, а я тогда как раз заведовал всей горняцкой культурой…

Думаю, именно эта обстановка «равновеликости» с признанными мастерами и позволила многим участникам семинара вырасти в серьезных писателей. Московский семинар был больше чем учебным процессом, он был… состоянием души!

Выстраивая Школу перевода (http://www.bakanov.org), я стремился создать такую же теплую радушную обстановку, такую же благожелательную среду общения, в которой легко и естественно происходит передача опыта, формируются профессиональные взгляды и навыки. Ведь именно живая творческая атмосфера дает колоссальный заряд энергии, вселяет желание работать и совершенствоваться!

…Мы были молоды и пылки, и весь мир был на ладони. Нас объединяли любовь к фантастике, схожие критические взгляды, желание работать — и отсутствие у всех публикаций. Потом стал приходить успех, приходить неравномерно, и через несколько лет это сказалось: одни стали печататься регулярно, другие лишь изредка; мы взрослели, расходились во взглядах, нас растаскивали зависть и подруги, кто-то уехал, кто-то перестал писать… Распалась дружная компания единомышленников. Но то ощущение духовной близости, та непередаваемая творческая атмосфера доброжелательства сохранятся навсегда, и я с огромной теплотой вспоминаю умных, талантливых людей — участников Московского семинара молодых писателей-фантастов.

Евгений ЛУКИН:

В самом начале восьмидесятых на нас с Белкой (Любовью Лукиной) посыпались удачи: сначала «Вечерка» опубликовала нашу первую повестушку, потом последовало внезапное приглашение на семинар молодых фантастов в Малеевке. Внезапное, потому что по праву туда должен был ехать замечательный волгоградский автор Геннадий Мельников, но не прошел по возрасту. К тому времени ему уже исполнилось сорок.

Третью удачу я осознал лишь несколько лет спустя. Подобно большинству начинающих, был я тогда редкостный псих. Да и сейчас не лучше. Сплошной комплекс неполноценности, изредка перемежающийся манией величия. Считаю, мне чертовски повезло, что я попал именно в группу Евгения Львовича Войскунского. Более бережного обращения с нами, ненормальными бумагомараками, мне с тех пор встречать не доводилось.

Бывал я потом на других семинарах, знавал других руководителей. Все они пытались чему-то учить. И ничего, кроме озлобления, я с их занятий не вынес.

Да и как вообще можно научить кого-либо писать, да еще и фантастику? Тем более, если в группе сплошь и рядом уже сложившиеся авторы. Чему научишь того же Штерна, того же Веллера? Нет, конечно, попадались изредка и графоманы, и конъюнктурщики, но даже этих Евгений Львович никогда под корень не рубил. И нам не позволял. Какой смысл? Графоман — он и есть графоман: руби его, не руби — так и будет строчить, убежденный в своей гениальности.

Препарировали мы однажды произведения автора, увенчанного премиями ВЛКСМ и печатавшегося аж в республиканских журналах. Помню содержание разбираемого рассказа: девушка по имени Владлена тонет, юноша ее спасает. Потом оба сидят на камушке и по очереди сожалеют о том, что ушли безвозвратно героические времена комсомольских строек, в частности — БАМа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});