Политический порядок в меняющихся обществах - Сэмюэл Хантингтон

В революционной ситуации идентификация какого-либо правительства с иностранным влиянием создает условия для утраты этим правительством легитимности. В конце Первой мировой войны правительство султана в Константинополе дискредитировало себя связью с британскими и французскими оккупационными силами и тем самым содействовало усилению Анатолийского националистического движения Кемаля. Режим Вафда в Египте в 1930-е гг. уступил английским требованиям, и происшедшие после этого уличные выступления против «несправедливого договора» привели в политику новые группы, которые, под лозунгами Братьев-мусульман и позднее сторонников Насера, положили конец парламентскому режиму в Египте. Точно так же гоминьдан, начинавший в качестве националистического движения, приобрел антинационалистическую окраску из-за своей неспособности вести войну с Японией и тесной связи с США. В Иране в конце 1940-х гг. за право выступать под националистическим флагом боролись шах и радикальная интеллигенция из среднего класса, объединенная в Национальный фронт. Чтобы выиграть соревнование с Моссадыком, шаху приходилось не только противостоять видам России на его страну, но и отстаивать иранские национальные интересы от посягательств Англо-Иранской нефтяной компании и развивать доктрину «позитивного национализма» в противовес «негативному национализму» Моссадыка. В этой борьбе ему помогало то обстоятельство, что она совпала по времени с изменением баланса иностранных интересов в Иране. В тот момент иранский национализм был направлен в первую очередь против традиционных врагов, России и Великобритании. Противостояние шаха обоим этим врагам в какой-то мере вуалировало его сотрудничество с США. В этом случае традиционный правитель оспаривал у радикальной интеллигенции националистическую мантию и одержал победу, по меньшей мере временную41.

Иностранная интервенция может располагать достаточными силами, как в случае Гватемалы, чтобы подавить революционное движение. Обычно, однако, чем успешнее интервенция, тем большую она вызывает оппозицию и тем более широкие массы оказываются вовлечены в борьбу. Кроме того, державы, осуществляющие вмешательство, обычно не имеют реальной политической альтернативы революционному движению. Сама интервенция обычно осуществляется в союзе с эмигрантами и высланными, а подчас даже под их руководством; главная же цель последних — восстановление старого режима. Но ведь тот режим уже был фундаментальным образом подорван за счет роста политической активности масс и перераспределения власти в политической системе. Во всякой революции активность масс в какой-то момент достигает пика, потом несколько снижается, но она никогда не возвращается устойчиво к предреволюционному уровню. Распределение властной энергии много более гибко, чем сумма энергии в системе. Можно допустить, что власть, оказавшаяся рассредоточенной, может быть вновь централизована, но если имела место выраженная экспансия властной энергии, то вряд ли можно ожидать, что произойдет ее заметное сокращение. Массы, выведенные из пещеры, едва ли позволят, чтобы их снова и навсегда лишили света. Главными факторами, вызывающими к жизни это движение, служат война и иностранная интервенция. Национализм — это цемент революционного союза и двигатель революционного движения.

Политическое развитие через революцию

Сообщество и партия

Исследователи часто пытаются отличать «великие», или социальные и экономические, революции от потрясений более ограниченного масштаба, которые характеризуются как «чисто» политические. В действительности, однако, наиболее значительные результаты великих революций либо лежат в пределах политической сферы, либо прямо с ней связаны. Полномасштабная революция предполагает разрушение старых политических институтов и форм легитимности, мобилизацию новых групп в политику, переопределение политического сообщества, принятие новых политических ценностей и новых понятий о политической легитимности, завоевание власти новой, более динамичной элитой и создание более сильных политических институтов. Все революции связаны с модернизацией в смысле расширения пределов политической активности масс; некоторые революции к тому же несут с собой политическое развитие в смысле создания новых форм политического порядка.

Непосредственные экономические результаты революции бывают практически полностью негативными. И не только как результат вызванных революцией насилия и разрушений. Насилие и разрушения, производимые революцией, могут иметь своим следствием какую-то экономическую разруху, тогда как распад социальных и экономических структур может приводить к еще более серьезным последствиям. Боливийская революция не сопровождалась большим кровопролитием, но привела к экономическому краху. Также и на Кубе насилие не имело больших масштабов, но его экономические последствия были достаточно тяжелыми. Требуется много лет или даже десятилетий, чтобы общество вернулось на тот уровень экономического развития, который был достигнут непосредственно перед началом революции. Более того, увеличение темпов экономического роста почти всегда зависит от стабилизации новых институтов власти. Потребовалось десятилетие, в течение которого большевики прочно утвердили свой образ правления, чтобы стали возможными победы индустриализации в Советском Союзе. Быстрый рост мексиканской экономики начался лишь в 1940-е гг., когда политические структуры, созданные революцией, обрели стабильную и высокоинституциализованную форму.

Консерваторы неизменно указывают на вызванную революцией экономическую разруху как на знак полного поражения революции. В 1950-е и 1960-е гг., к примеру, на дефицит товаров и экономические трудности, вызванные боливийской, вьетнамской и кубинской революциями, регулярно ссылались как на свидетельство надвигающегося падения революционных правительств в этих странах. Но те же самые экономические явления наблюдаются при всех революциях: нехватка продовольствия, плохой уход за оборудованием, недостаточная координация производственных планов, расточительность и неэффективность — все это были части того, что Лев Троцкий назвал «побочными издержками исторического прогресса», неизбежными во всякой революции42. Можно пойти еще дальше. Экономический успех безразличен для революции, тогда как материальные лишения вполне могут стать существенным фактором ее успеха. Предсказания консерваторов, что нехватка продуктов и материальные трудности приведут к свержению революционного режима, никогда не исполняются по одной простой причине. Материальные лишения, которые были бы невыносимы при старом режиме, служат доказательством силы режима нового. Чем хуже люди питаются и чем хуже условия их жизни, тем больше они начинают ценить политические и идеологические достижения революции, для которой они столь многим жертвуют. «По мере того как режим упрочивается, — отмечал один журналист, писавший о Кастро, — старые кубинцы учатся жить со своими тяготами, а молодые кубинцы — любить их как символ революции»43. Революционные правительства могут терять силу с ростом изобилия, но их никогда не свергают от бедности.

Экономика сравнительно безразлична для революций и для революционеров, и экономическая катастрофа оказывается небольшой платой за расширение и новое самоопределение национального сообщества. Революция уничтожает старые классы, старые основания, обычно аскриптивные, социальной дифференциации и старое общественное расслоение. Она порождает новое чувство общности и общей идентичности для новых общественных групп, обретающих политическое сознание. Если проблема идентичности является ключевой в процессе модернизации, то революция дает окончательное, хотя и дорогостоящее решение этой проблемы. Она означает рождение национального или политического сообщества равных. Она означает фундаментальный переход от политической культуры, в которой для подданных правительство — это «они», к политической культуре, в которой для граждан правительство — это «мы». Ни один из аспектов политической культуры не является более важным, чем масштабы и глубина идентификации людей с политической системой. Наиболее значительным достижением революции и является это резкое изменение политических ценностей и установок. Массы, прежде бывшие за пределами системы, теперь идентифицируют себя с ней; элиты, которые прежде идентифицировали себя с системой, теперь исторгаются из нее.

Уничтожение прежних элит и их эмиграция могут поощряться революционными лидерами. Цель революции — создание нового однородного сообщества, и принуждение враждебных или не поддающихся ассимиляции элементов к эмиграции есть одно из средств построения такого сообщества. Поэтому то, что консервативным иностранцам часто представляется слабостью революционной системы, в действительности служит ее усилению. Мустафа Кемаль создал сильное государство, ограничив его рамки этническими турками и исключив из него армян, греков и другие группы, игравшие ключевые роли в Османской империи. Коммунистические революционные лидеры особенно хорошо усвоили этот урок. Исход 900 000 беженцев, преимущественно католиков, из Вьетнама в 1954 и 1955 гг., существенно усилил северовьетнамское политическое сообщество и в тоже самое время ввел разрушительный и разделяющий фактор в политическую жизнь Южного Вьетнама. То, что восточногерманское правительство до 1961 г. допускало сравнительно свободную эмиграцию своих граждан в Западную Германию, заложило фундамент более стабильного политического строя в Восточной Германии. Готовность Кастро допустить отъезд значительного числа недовольных кубинцев послужил установлению долгосрочной стабильности его режима. В предреволюционном обществе изгоями являются многие бедные, для которых миграция невозможна. В послереволюционном обществе изгоями становятся немногие зажиточные, от которых легко избавиться путем уничтожения или миграции.