Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн

Сей залив, названный именем корабля нашего Надеждою, есть место довольно открытое, следовательно, для якорного стояния мало удобно, а особливо потому, что грунт вообще каменистый. Он находится в широте 54°10'15'', долготе 217°32'36''. Хотя и легко запасаться в нем дровами и водою, хотя в рыбе также великое изобилие, однако, положение его таково, что он редко посещаем быть может мореплавателями.

Возвратясь на корабль в 1 час пополудни, тотчас снялись мы с якоря и пошли из залива. В предыдущей главе упомянуто, что сильное течение от юга препятствовало нам осмотреть противолежащий берег Татарии. Почитая важным узнать сколько-нибудь основательнее о его положении, желал я более всего увериться, простирается ли берег Татарии от мыса Хабарова, т. е. дальнейшей, виденной нами на севере оконечности, еще в прежнем своем NW мнаправлении, или склоняется от оного вдруг к западу, как то я с достоверностью полагаю и как то показывается на картах, приняв, что виденное нами на севере от мыса Ромберха низменное предбрежье есть тот самый остров, который на картах означается в одинаковом направлении с матерым берегом, от чего и имеет вид полумесяца.

Итак, я при крепком ветре от SSO велел держать курс SWtW. Ход корабля был не менее 6 ½ и 7 узлов. В 7 часов показало корабельное счисление, что мы перешли 30 миль. Горизонт от S до NW быль весьма чист, так что мы могли бы непременно усмотреть берег и посредственной высоты, в расстоянии 25 до 30 миль. Мыс Хабаров долженствовал лежать от нас тогда на SW в расстоянии 12 миль, но мы не могли приметить никакого берега даже и с салинга. Сие доказывало сильное действие течения к северу. Наблюдения, произведенные в следующий день, подтвердили то действительно и показали место наше 35 милями севернее счисления. В канале действовало течение, конечно, сильнее, нежели вне оного в открытом море.

Итак, расстояние наше от мыса Хабарова долженствовало быть вместо 12 миль уповательно вдвое или еще более. Таковое расстояние и тонкий туман, покрывавший вершины высокого берега, были, конечно, причиною, что мы не могли усмотреть оного. Если бы берег от мыса Хабарова продолжался еще в WSW направлении, хотя бы на 9 или 10 миль, то мы, невзирая на сильное течение, приблизились бы к нему настолько, что неминуемо увидели бы его. Сие обстоятельство служит верным доказательством, что берег Татарии от мыса Хабарова приемлет направление к W, а может быть, еще и к WSW.

До захождения солнца оставалось полчаса только, итак, мы не могли иметь никакой уже надежды увидеть берег, но прежде совершенного выхода нашего из канала хотел я еще один час держать путь прямо на W, чтобы по уменьшению или увеличению глубины заключить, приближаемся или удаляемся от берега? В 7 часов найдена глубина 28 саженей, а в 8 часов, семью милями западнее, 35 саженей, грунт песчаный. Сие показывало, что мы удалялись от берега, и служило новым доказательством, что берег Татарии от мыса Хабарова не продолжается в прежнем своем направлении. Перед самыми сумерками приказал я осмотреть наиточнейше, приметен ли берег: однако не увидели никакого. На SW казалось, впрочем, нашему матросу, имевшему острое зрение, нечто черневшееся, но он не мог полагать с достоверностью, чтобы то был берег. Тогда сожалел я очень, что не воспользовался получасовым дневным светом и не остался при прежнем SWtS курсе. Может быть при оном увидели бы берег и его направление, хотя разность расстояния и составляла не более 3 ½ миль.

Сколько я ни желал изведать канал и весь берег Татарии от устья Амура до российских пределов, что для вернейшего географического определения сей части почитал весьма нужным, однако, не смел отважиться на то ни под каким видом. При вторичном отходе нашем из Камчатки остерегали меня не приближаться к берегу Татарии, принадлежащей китайцам, дабы не возбудить в недоверчивом и боязливом сем народе какого-либо подозрения и не подать через то повода к разрыву выгодной для России кяхтинской торговли[112]. Крайне сожалел я, что не мог воспользоваться удобным случаем. Между малыми островами, лежащими близ мыса Ромберха, можно было бы, конечно, найти безопасное якорное место.

Я не сомневаюсь, что таковое же находится и в проливе[113] между матерым берегом и низменным островом, имеющем вид полулуния, и отсюда мог бы я отправить особенную экспедицию в пролив Татарии и к устью Амура, но острова сии обитаемы, как то мы в том удостоверились[114], следовательно нельзя было бы никак воспрепятствовать, чтобы во время многодневной нашей у оных бытности не узнали китайцы, к какой принадлежим мы нации: известно, что китайцы в устье Амура, который удерживать в своей власти стараются они с особенной ревностью, содержат вооруженные суда для охранения; итак, хотя дисциплина у них не так строга, как у японцев, но наверно бы донесли о том немедленно своему правительству. По сим причинам здесь нельзя было остановиться, хотя оно и есть единственное место, где можно было бы стоять некоторое время на якоре.

Я не хотел умолчать и не объявить причин, которые удержали меня от продолжения своих исследований далее к S, потому, чтобы освободиться от упреков. Есть географы, которые никогда недовольны мореходцами, хотя бы сии из рвения к сей науке подвергались величайшим опасностям. Даже на самого Лаперуза показали неудовольствие, что он не испытал канала, разделяющего Сахалин от Татарии, не принимая от него оправдания, что он хотя и нашел хорошее якорное место, из коего мог бы послать для того гребные суда, однако, не сделал сего потому, что не имел баркаса с палубою, без какового предприятие было бы слишком опасно: сверх того, наступило уже позднее время года, и южные ветры дули так продолжительно и сильно, что если бы не сделался, к счастью его, двухдневный шторм от N и не вынес его из сего узкого места, тогда было очень сомнительно, мог ли бы он притти на Камчатку того же года? Итак, если и Лаперуза, способствовавшего столь много к усовершенствованию географии в сем туманном море, винят за то, что он не сделал и еще более, то кольми паче должны мы ожидать подобных упреков.

Поелику в путешествии Лаперуза имеется некоторое сомнение о существовании пролива между Татариею и Сахалином, то я и имел великое желание изведать сей канал с совершенною точностью. Но как на корабле, который в грузу 16 ½ футов, произвести того было не можно, то и следовало принять другие меры. Почему я, воспользовавшись пребыванием нашим в Нагасаки и благорасположением японского правительства, приказавшего доставлять нам все от меня требованные материалы, к починке корабля нужные, старался баркас наш, который был отменно хорошо построен, привести в такое состояние, чтобы на оном можно было переплыть безопасно бурное Охотское море и притти в Камчатку, если каким-либо образом с ним разлучимся. Для сего приказал я сделать на баркасе палубу, обшить его медью, приготовить новый такелаж, новые паруса и все, что только нужно было для таковой экспедиции, начальником которой назначил капитан-лейтенанта Ратманова, быв уверен, что он исполнит важное поручение по моему желанию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});