Бокс Э. Смерть — штука тонкая. Фиш Р. Л. Афера Хавьера. Макгиверн У. Экстренный выпуск - Гор Видал

— Я не понимаю тебя, Сэм, — сказал Билл Гамильтон. — Нам не безразлично, конечно, что происходит. — Теперь он был серьезен и настроен пофилософствовать. — Город не по мне. Я устал от него. Школы никудышние, улицы — грязные, детям там нет места. И в один прекрасный день я решил увезти семью куда-нибудь подальше. Так что я должен городу?

— Ты делаешь в нем деньги, — сказал Террел. — Это касается всего государства, в котором ты живешь. Поэтому ты обязан ему по крайне мере известной частью своего влияния.

Мона Гамильтон решительно заявила:

— Мы не либеральны и не прогрессивны, я знаю. Но я не выдержу в городе ни единого дня, я хочу быть с такими людьми, как я сама. Которых волнует то же, что и меня.

— И других тоже, — сказал Том Броган. — Не извиняйся за свои чувства. Черт, у людей в трущобах те же идеи. Если вы регулярно забираете мусор, они начинают тосковать по старым добрым временам, когда мусор неделями скапливался в сточных канавах.

— Ну, это односторонний взгляд, — сухо возразил Террел. — А вот другой: люди с деньгами и образованием получили эти преимущества от общества. Но они не хотят их прилагать кроме как в удобных областях и для приятной жизни себя и своей семьи. Они не принимают тот факт, что полученные ими выгоды тесно связаны с обществом и связь эта носит название ответственность.

Мона Гамильтон выглядела несчастной.

— Иногда я чувствую именно так. Чувствую, что нам так повезло, что мы можем что-то сделать. Но что может сделать один человек?

— Ничего, — кивнул Том Броган, глубже усаживаясь в кресло. — Поэтому давайте пропустим по стаканчику на ночь и забудем о политике.

Террел во время спора наблюдал за Конни и был доволен, увидев, как она обеспокоенно нахмурилась. Теперь он решил принять предложение Брогана сменить тему.

— Ты прав, — примирительно сказал он, — но, боюсь, нам придется отказаться от стаканчика на ночь: я обещал Конни привезти ее домой до появления молочника.

Билл и Мона запротестовали и принялись уговаривать приехать снова, когда они смогут задержаться на ночь.

Террел молча вел машину в город. Перед мостом он сбавил скорость и свернул с дороги на траву над излучиной реки. Темный город мерцал огоньками. Он заглушил мотор, повернулся к девушке и улыбнулся, глядя на ее упрямый профиль.

— Я ничего такого не думал, ты ошибаешься.

— Тогда зачем остановился?

— Подумал, не выкурить ли нам по последней сигарете и поговорить о прошедшем вечере. Как тебе мои друзья?

— Очень приятные люди.

— Может быть, немного ограниченные? Как будто упакованные в скорлупу своих блаженных маленьких жизней?

Она покосилась на него и сказала:

— Я думала, ты не станешь этим вечером ничего пропагандировать.

— Я просто заводил наших хозяев. Это старая деревенская традиция. Ешь их хлеб, пьешь их вино, а потом говоришь им, какие они дураки.

— Нет, это не так. Ты хочешь, чтобы я согласилась, что они эгоистичные и ограниченные, верно? А потом, чтобы доказать, что я не такая, предложила свою помощь? На это надеешься?

— Кто теперь спешит с выводами?

— Я видела это сегодня по твоему лицу, — уже резче бросила она. — Ты выглядел чертовски самодовольно — чистый и благородный человек, окруженный болтливыми бездельниками. Вот как ты себя сегодня вел. Но что с твоими друзьями не так, чего они должны стыдиться?

— А почему бы тебе не спросить их?

— Это не мое дело. Они живут так, как хотят, платят налоги, соблюдают законы. Чего ты от них ожидаешь? Чтобы они ушли в благотворительность? Или начали ломать трущобы голыми руками?

— Подожди-ка минутку…

— Я кое-что тебе скажу, — сердито перебила Конни. — Они живут так, как хотела бы и я жить когда-нибудь. Они заботятся о своих детях, все счета от доктора и бакалейщика у них оплачены и не висят над головами, живут они в чистом и уютном доме. Ты считаешь их дураками, потому что они отваживаются жить собственным умом…

Террел вздохнул, немного помолчал и сказал:

— Ты считаешь, это хорошо — избегать ответственности?

— Они ни за что не отвечают.

— Я сейчас говорю не о них. Я о тебе. Человека повесят, если ты ему не поможешь. Это слишком высокая цена за загородный дом в два этажа.

— Знаешь, почему я поехала с тобой сегодня вечером?

— Даже представить не могу.

— Мне так приказали. Велели быть с тобой помягче и узнать, что смогу. Это говорит тебе, на чьей я стороне?

— Ты имеешь в виду Фрэнки Шанса?

— Правильно.

— Очень интересно.

Голос Террела не дрогнул, но в желудке вдруг похолодело.

— Фрэнки мало что делает от себя лично. Селлерс ему позволяет выбирать галстуки и сигареты, но и только. Значит, это Селлерс хочет, чтобы ты была со мной мила. Это практически приказ.

— Я хочу домой.

— Ну конечно. А как насчет инструкций Айка?

— Не будь дураком.

Террел повернулся, грубо притянул ее к себе, одной рукой прижимая ее локти к бокам. Она отчаянно сопротивлялась, но свободной рукой он поднимал ее подбородок, пока не смог смотреть прямо в глаза.

— Айк любит послушных. Он велел тебе быть со мной милой, помнишь?

— Отпусти меня! — сдавленно прошептала она.

Он прижался губами к ее губам, продолжая жестко сжимать объятия до тех пор, пока сопротивление не было сломлено и ее тело не обмякло в его руках.

— Насколько милой он приказал тебе быть? — горько спросил он.

— Ублюдок, — всхлипнула Конни.

— Успокойся.

Он отпустил ее и завел мотор.

— Скажи ему, я не клюнул.

— Пожалуйста, отвези меня домой.

— Хорошо.

Террел с бешенной скоростью вылетел на шоссе. Ему было жаль ее и беспричинно обидно за себя. Ему было жаль всего, что случилось.

11

На следующее утро Карш ждал Террела у его стола. В пальто от Честерфилда с белым шелковым шарфом вокруг шеи он выглядел свежим и обаятельным. От морозного утреннего воздуха лицо его порозовело, а глаза загорелись любопытством и мелькнула легкая улыбка, когда вошел Террел.

— Почему ты не сказал, что собираешься бросить бомбу? Я бы хоть зажал уши пальцами.

— Ты уже слышал взрыв?

— Да, Джек Даган, наш уважаемый начальник полиции, позвонил мне и все рассказал. Я обещал, что сегодня утром ты с ним поговоришь. Что ты ему скажешь?

— Ну а что ты предлагаешь? Не могу раскрыть источник и так далее или признать, что воспользовался слухом?

— Вторая мысль разумнее. А теперь послушай меня.

Карш оглянулся на по-деловому гудящий зал и вновь взглянул на Террела:

— Разыграй это осторожно. Ты знаешь о громиле, выходившем из дома Колдуэла. Только ты об этом знаешь.

Если узнают еще где-нибудь, ты рискуешь потерять свою страховку, — он неуклюже потрепал Террела по плечу. — Ты — моя главная надежда. Помни это и не будь дураком.

— Конечно, не беспокойся.

Террела тронула забота Карша. Без привычного цинизма Карш казался беззащитным и уязвимым. «Он меня любит», — подумал Террел, и почему-то это его растрогало. Он не мог выразить свои чувства словами.

— Не дай им перехитрить тебя и выведать то, что ты знаешь.

Голос Карша снова стал резким и повелительным; казалось, он исправляет минутную слабость, выказавшую его чувства.

— Скажи им, что ты опубликовал какой-то слух, не удосужившись его проверить.

Секретарь начальника полиции Дагана, патрульный в форме, попросил Террела подождать и вошел в кабинет, откуда почти сразу вышел:

— Заходите, суперинтендант вас ждет.

Тон, каким это было объявлено, должен был внушить почтение к хозяину.

Джек Даган, крупный, крепко скроенный мужчина с самоуверенным прямым взглядом, сидел за столом. На нем была форма с золотыми эполетами, и вообще он представлял собой внушительную фигуру. Все у него было чистым и аккуратным; черные волосы были аккуратно подстрижены, а накрахмаленный воротник и манжеты просто сверкали.

Обычно, с напором начиная разговор, Даган был абсолютно уверен в себе, но сейчас Террел видел, что он колеблется.

— Садись, Сэм. Эта твоя статейка… — Дагана пальцем ткнул в подшивку на столе. — Очень странное дело. Ты подробно описываешь мужчину и говоришь, что мы его разыскиваем в связи с делом Колдуэла. Это ты придумал или как?

— Теперь я понимаю, что материал неточен.

— Мы никого не ищем. Давай не будем хитрить друг с другом. Мэр поднял ужасный шум. Я знаю, ты хороший журналист. Ты не печатаешь сплетен и слухов. Поэтому получается, что тебе дал этот материал кто-то, кому ты доверяешь. Мы хотим знать, кто это.

— Вы и мэр?

— Ах так… На его счет не волнуйся, он свои права знает. Твоя статья позволяет предполагать, что дело Колдуэла у нас не полно. Или что там может быть что-то необъяснимое или таинственное. Ни одно из заключений не имеет юридических оснований. Но люди станут так думать. Ты знал это, когда запустил свой очерк. А теперь ты не считаешь себя возмутителем спокойствия. Но человек, который подсунул тебе эту историю, — злонамеренный и хладнокровный смутьян. И мы хотим знать, кто это. Это и в твоих, и в наших интересах. Потому что он направил тебя по ложному и опасному следу.