По ту сторону горизонта - Полина Сергеевна Павлова

не смертны в привычном смысле. Те, что послабее, конечно, растворяются в силе, когда их бренные тела изнашиваются, и поддерживают за счёт этого баланс магической энергии. Но те, что посильнее, способны оставаться в… – Харон активно жестикулирует, словно пытается подкрепить свои слова, – …целостном состоянии и при желании возвращать себе физическое тело. О, как же трудно объяснять подобное людям!

– Не нужно объяснять, что-то подобное может делать Пабло.

– И я. Но да, тот скверный старикан действительно лучше всего описывает подобный процесс. Тем более вы сами это видели, так что, действительно, что это я! Сильные маги могут сохранять то, что вы называете душой. И это делает их в сущности своей бессмертными созданиями. Но мне пришлось соврать Моргане, чтобы не спровоцировать очередного выплеска сил. Она в этом мире, но между тем думает, что умерла и находится в загробном. А я являюсь к ней в личине извозчика душ и, кхм, пытаюсь оценить масштабы катастрофы, если та снова произойдёт.

Кеннет окончательно утрачивает понимание реальности. Чем больше Харон рассуждает о неизвестных Бентлею вещах, тем больше лорду кажется, что Харон путается и доносит до него не ту информацию. И дело, в общем-то, даже не в том, что прежде он не увлекался неестественными вещами, скорее в совершенной абсурдности изложенного. Однако Кеннет готов поверить во всё, лишь бы ответом Харона были координаты, которые приведут к О'Райли. Он слушает его внимательно, перебирает в голове вопросы, которые можно задать, чтобы повернуть разговор в нужное для самого Бентлея русло, минуя дальнейшие рассказы. Всё это имеет ценность, но только не для него. Кеннет не будет искать входы в иной мир, пытаться пробраться в него какими-либо иными путями, искушённый сведениями, что за гранью одной карты есть ещё и другая – быть может, более обширная. Но Кеннет ощутил на себе магию, она сжигала и живых мертвецов и выжигала его собственную разрушенную проклятием плоть, так что окунаться в омут неизвестного лорд не готов. И Харон будто чувствует это, продолжая перекладывать груз знаний на плечи Кеннета. Словно столько лет у него не было собеседника, способного хоть что-нибудь понять.

– Маги, получившие свою силу не по рождению, а по стечению обстоятельств, бесконтрольны и неудержимы. И чаще всего сила растворяет их в себе, подобно…

– Послушайте, – Бентлей опирается руками на стол, но быстро понимает, что поза выглядит чрезвычайно провокационно. Того и гляди мужчина в потрёпанном плаще решит, что он бросает ему вызов. – Все эти вещи поражают воображение. Но я лишь хочу найти и вернуть женщину, которую люблю. Так что помогите мне. И я буду сильно признателен вам, более того – обязан.

Он заплатил уже немалую цену, рискуя жизнью со всех сторон, но готов заплатить и ещё, если это позволит посмотреть в её глаза и извиниться за содеянное. Ему не хочется умирать, и от осознания, что такое может случиться вновь, волосы на затылке встают дыбом, а по спине проходит холодок. Вот только если Харон скажет – подари свою кровь, он отдаст и её.

– А вы уверены, что она хотела бы видеть вас, лорд?

Насмешка кажется Бентлею пощёчиной. И он дёргается, не отступая на шаг назад лишь из гордости. Думать об этом варианте не приходилось, он так старательно игнорирует упрямый факт – Моргана может не изъявить желания общаться, – что придумал себе множество отговорок.

– Она не убила меня, значит, она хотела что-то обсудить. Я лишь не дал ей шанса объясниться. Даже если она не захочет вернуться в мир живых, мне нужно сказать ей спасибо.

«И что я её люблю».

Харон издевательски ухмыляется. Он обходит каюту полукругом. Замирает у пыльного зеркала и долго в него смотрится. Приглаживает тёмные волосы и отряхивается, да так, что с него сыплется песок, а то и нечто похуже. Харон совершенно не выглядит как человек необычайных способностей, и всё же чувство тревоги, навеваемое одним его присутствием, заставляет Бентлея быть готовым к неожиданному выпаду в свою сторону. Вряд ли ему нужно лишать лорда жизни, но есть вещи и похуже смерти, например вечные страдания или полное забвение.

– Так что нам делать? Помогите, скажите хоть что-то вразумительное.

– Для начала нам не помешает корабль.

Бентлей вскидывает бровь, но Харон отвечает на его немой вопрос:

– Вы же не думаете, что тот бред про стеклянную лодку есть настоящая история? Нет, мы могли бы потратить время на изготовление подобной конструкции для символического соответствия тем сказкам, которые насобирала Морриган, ведь на самом деле её не существует, но разве не проще сделать так, как рекомендую я? Мы же хотим отправиться в мир иной, значит, нужно сделать это по правилам. И вот тогда…

– Для начала мы отправимся в Панаму. Нужно завершить некоторые дела, прежде чем у нас будут развязаны руки.

Глава 29. Панама

Красно-синий флаг с белыми тонкими полосами давно спустили с мачты. Теперь Валерия видит над головой то, что она привыкла видеть на мачте корабля своего отца и брата: испанское полотно. Это кажется нечестным по отношению к другим людям, обманом, который не одобряется в цивилизованном обществе, но это единственный возможный вариант безопасного путешествия через воды, где так много кораблей её родной страны. Солдаты уносят в каюту Бентлея ещё одно полотно – белое. Да Косту поражает, с каким трепетом лорд Кеннет относится к символике своей родины: она видела флаги и гербы и у него дома, и даже когда он был мёртв, он нападал на суда недружественных стран лишь из осколков патриотических чувств. Её восхищает его преданность.

И всё же больше её внимание привлекает сейчас не лорд и даже не новый попутчик, а капитан Корморэнт, выглядящий особенно радостным: у него горят глаза. И переговаривается он с лордом Кеннетом, явно забыв о том, что прошло не так много времени с того момента, как он бросил ему вызов. Ради неё. Только ради неё! А ведь о романтичных дуэлях да Коста до этого момента только читала. И пусть причиной разлада двух мужчин была не её рука и сердце, всё равно она ощутила себя тогда очень значимой и важной. Той, ради которой мужчины готовы были стрелять в друга! Если рассказать об этом Даниэлле, она будет завидовать, если, конечно, её ещё не выдали замуж. Разумеется, не по любви. Разумеется, потому что она подавала огромные надежды.

Да Коста поджимает губы: мысли о Даниэлле, любимой старшей сестре, вновь заставляют её