Кирза и лира - Владислав Вишневский

Потом по-распорядку был ужин. Потом в клубе показывали кинофильм «Зеленый фургон». А вчера, в субботу, мы смотрели «Вечный зов» первую серию. Ох, какой классный фильм! Но, тяжелый и очень жизненный… Вместо этого фильма, на выбор, можно было телевизор, программу «Время», посмотреть в Ленкомнате или в шашки поиграть, или в библиотеке журналы полистать, или письмо кому написать, или в окно поглядеть на городскую улицу… которое специально процарапанное. Но фильм смотреть, всё же лучше. Да нет, оба фильма очень интересные. Просто классные. Особенно «Зеленый фургон». Нет, «Вечный зов», пожалуй… А, оба хорошие. Главное, пока сидишь в зале, время быстро проходит. И интересно…

Потом прошла вечерняя прогулка… Нет, это не та прогулка, не с девочкой под ручку. Кстати, о девочках! Мы уже и забыли, как с ними прогуливаться-то. Наша здесь прогулка, это прогулка строем — в армии всё только непременно строем! — в колонну по два, по вечернему горяче-бетонному плацу, бодрым строевым шагом и весело с песней… «шаго-ом марш!» Вот тебе и вся прогулка. Топай, и дыши себе пятнадцать минут, наслаждаясь родным, солдатским обществом.

— А р-раз, а р-раз… — командует сержант.

Не плачь, девчо-он-КА!

Орём, с ударением на последний слог.

— А р-раз, два — тр-ри… — считает сержант.

Прой-дут дож-ДИ!

Горланим.

— А р-раз, а р-раз…

Сол-дат вер-нё-о— ТЦА!

Оп-ца, гоп-ца, дрып-ца-ца…

— А р-раз, два… Ножку не сл-лышу-у!..

Ты только ж-жДИ!..

Как всегда громко, почти речитативом, дружно горланят солдаты, с особым ударением выделяя окончания слов.

Громкая наша речёвка далеко, эхом, уносится за пределы воинской части. Разносится она, мы знаем, далеко, совершенно не считаясь с чёткостью территориальных границ воинского подразделения. А с одной стороны нашей территории, метров двадцать, почему-то вообще нет никакого забора… Как-как! Ну, вот так вот, нету части забора, и всё! Большая дыра там — дырища, то есть. «Вечерняя наша песня», бодро отрикошетив от других трех частей высокого забора, свободно вываливается с воинской территории и с удовольствием влетает в зазывно распахнутые окна общежития техникума связи. Оно как раз тут, рядом! Куда уж лучше!

Общежитие техникума связи очень удачно стоит на той же самой улице в одном с нами ряду. Хотя администрация техникума и пошла на встречу пожеланиям командования полка, и переселила таки девичью часть жителей общежития в дальнюю от военнослужащих сторону своего здания. Но, кто и что нас удержит, и их тоже?.. Общежитие, это ведь не какая-нибудь там гауптвахта, вернее темница… Да если бы и темница, так что?.. Как поёт один знаменитый цыган, вернее, как громко поет наш знаменитый Ара: «Спрячь за высоким забора-ам девчонку, выкраду вместе с забора-ам!..» А тут, я же говорю, и забор красть не нужно, его вообще уже… того, «скапуздили». Кто-кто… наши, наверное, дембеля, кто же ещё!

Как раз именно эту запретную для девушек сторону общежития, в это вечернее время, каждый погожий да и какой дождливый вечер, почти все его распахнутые окна оккупируют одни только девушки. Которым, мы знаем, строжайше администрацией запрещено. Мы, для них, как на выставке. Они, сверху, как патрицианки, рассматривают экстерьер молодых гладиаторов прогуливающихся по арене… Они разглядывают нас, мы разглядываем их. Высовываясь в окнах, девушки приветственно машут руками, весело улыбаются, кричат нам что-то, и всячески проявляют внимание и заинтересованность к мужскому коллективному пению.

Этот, вот, ежевечерний восторженный мужской ор, с бодрой речёвкой, громкое их исполнение, ритм, и ударность окончаний, как раз и посвящается этим благодарным, весёлым, молодым, а часто и совсем юным студенткам-зрительницам.

Радостным криком крича, солдаты, громко шлёпая сапогами, ходят по периметру плаца каждый вечер. «Око видит, да зуб не ймет» — свернув глаза, головы и шеи в сторону женского общежития. Топают бедняги, пока их сержанты, тоже вдоволь не наглядевшись, не уведут распаленных бедолаг в роту, «не солоно хлебавши», в душное солдатское помещение, спать называется. С такими вот подготовленными чувствами и желаниями — для крепкой и страстной любви, и спать! Представляете? Да, какой там сон? Какой спать? Это ж просто не возможно! Не физически, не физиологически, не биологически, не психически, ни бактериологически… ни просто по-человечески, никак. Издевательство это получается, а не прогулка! Ну, блин, армия…

Армия, армия…

41. Недолёт…

«Сейчас кинет… вот, сейчас…»

В распаренном и душном зале идёт наш концерт. Программа подходит к его середине. Сегодня даем всё полностью, все номера. Почему полностью? А потому, что в этом клубе есть и занавес, и сцена большая, даже огромная, как аэродром. К сожалению, часто несколько номеров, причем, иногда очень интересных, и очень для нас, срочников, важных, приходится исключать из программы, если нет занавеса и сцена маленькая. А в этом клубе всё это есть, а, значит, есть и этот важный для нас, срочников, номер…

«Интересно, куда он сегодня бросит?..»

Я, и инструментальный ансамбль, сидим сбоку от кулис, откуда нам очень хорошо видно, главным образом, всю сценическую площадку и часть зрительного зала. Сидим, прикрывшись кулисой, аккомпанируем танцевальному коллективу. На сцене, солисты ансамбля исполняют танцевальную сюиту «Матросская слава». Еще раз замечу, очень нужный для нас, срочников, номер в программе, очень.

«Лишь бы опять не в зал!..»

На противоположной стороне сцены, за кулисами, несколько наших ребят тоже внимательно и неотрывно наблюдают за ходом танца. Но они, в отличие от нас, музыкантов, в этом номере более заинтересованная сторона, так сказать, главные её действующие лица. Сейчас они, прячась за кулисами и пригнувшись, как на охоте, перемещаются по ходу танца параллельно с действующими на сцене исполнителями, то вперед к зрителям, то назад вглубь сцены. Из зала их, конечно, не видно, они за кулисами, а мы их действия очень хорошо видим, переживаем за них, и уже завидуем.

Я слышал, Пятина опять предупреждали. Он обещал.

Этому номеру занавес нужен затем, чтобы зрители увидели скульптурную композицию в виде застывшего монумента в память о героях-моряках и в начале номера, и в конце его. В этом есть свой мощный художественный образ и патриотический эффект.

Сюжет простой, обычный для той войны.

Но по-порядку. Объявляется номер, мы, музыканты, начинаем играть вступление к танцу, занавес раздвигается, и, под аплодисменты, в лучах прожекторов, зрителю предстает героическая скульптура. В центре её, один матрос, как на взлёте, корпус его чуть развернут, и смело наклонен навстречу врагу. Он со связкой гранат в отведенной для броска руке. Он ранен. Голова его забинтована окровавленными бинтами, он, почти ослеп. Двое других матросов, его товарищей, поддерживают его сбоков, они тоже в окровавленных бинтах, тоже с трудом стоят, тоже теряют силу… Четвертый участник, пытается их, всех троих, прикрыть, защитить собой, своей грудью от неминуемых пуль врага. Все они в изодранной, в тяжелом, неравном бою, матросской одежде. Они с оружием в руках, но, патронов у них уже нет. Но они не сдадутся, нет! В неравной схватке с фашистами геройски погибнут, но не сдадутся. Они — герои! Честь им и Слава! Таков сюжет танца.

Под аплодисменты зрителей, монумент медленно и величественно вдруг оживает, скульптурная группа, раздвигаясь в стороны, приходит в движение, и в характере музыки, и сюжета, пластикой и языком танца, показывает нам, как каждый из них, и все они вместе, подошли к этому подвигу, к началу своего бессмертия. Они стреляют… движутся… они в штыковой, рукопашной схватке… они получают ранения, теряют силу… Бьются, бьются и вот, кончаются патроны. Всё… Они окружены. Враг ждёт белый флаг…

Как раз этот момент, и мы тоже ждем. Не сдачи в плен, конечно, нет, у нас совсем другие интересы.

«Так, сейчас… так…»

Вот, наши герои встали во весь рост, грустно — прощаясь — склонив головы, обнялись, на секунду замерли. Один из них, махнув рукой, решительно достает папиросу… Последнюю. Была не была — перекур! Прикрывая огонёк руками, прикуривает. Два раза глубоко затягивается, отдает папиросу и, коротко обняв своих товарищей, прощаясь, бросается на врага, на явную смерть. Мы, музыканты, ярко и громко, своими музыкальными и шумовыми средствами изображаем взрывы, стрельбу и пулеметную дробь. Синхронно отображаем это с его действиями. Следующий, из матросов, тоже курнув один-два раза, так же, прощально обняв оставшихся двоих, зло прищурившись на врага, бросается на вражеские штыки… Тоже погибает. Итак, один за другим. Наконец остается последний.

Вот… Как раз, это место нам и нужно.