Сфинкс - Тобша Лирнер

— Слушай, пойдем куда-нибудь выпьем?

— Выпьем? Когда мы разговаривали в прошлый раз, мне показалось, что ты меня не очень-то жалуешь.

— Я напился, стал задираться. Извини.

Рэйчел насмешливо посмотрела на меня.

— Нет, не хочу, Оливер. Извини! — И пошла прочь.

Я догнал ее.

— Пожалуйста, мне надо поговорить с кем-то, кто меня знает и кому я доверяю.

Она остановилась.

— Ты попал в беду?

— Прошу тебя, Рэйчел, ты не представляешь, как мне одиноко…

Она колебалась, вглядываясь в мое лицо, — наверное, искала следы того студента-идеалиста, которого некогда знала. Затем решительно взяла под руку.

32

«Португальский центр» представлял собой относительно новый, привилегированный бар в Рушди — в том же дорогом, что и вилла нефтяной компании, пригороде Александрии. Клуб располагался в перестроенной вилле с баром на открытом воздухе и дискотекой на втором этаже. Вход было отыскать нелегко, и у двери стояла парочка вышибал — крепких парней из бывших сотрудников службы безопасности. Посетители являли собой странный сплав богатства и одиночества.

Мы сели под выдающимся во двор навесом из плетеного тростника. За соседним столиком несколько подвыпивших итальянских морских офицеров спорили, кто из певцов лучше — Майкл Джексон или Карузо. За другим белый угандиец (по слухам, торговец оружием) оторвал взгляд от пышной юной блондинки, с которой заигрывал, и едва заметно кивнул в мою сторону. Так здороваются, когда в душе не сомневаются, что мужчина занимается чем-то недозволенным — например, изменяет жене. Не исключая, что за мной могут следить, я нервно обвел бар глазами. Но здесь, вероятно, было безопаснее, чем во многих других местах Александрии. Клуб был для избранных, и сюда никто бы не прошел за взятку.

Хотя Рэйчел сначала и не хотела со мной идти, однако допивала уже третью порцию виски. Но спиртное не оказывало на нее заметного действия — только делало словоохотливее. Я не протестовал. Сам я, с тех пор как пришел в бар, все больше замыкался. Мне отчаянно хотелось обсудить события последних нескольких недель с человеком, который помог бы яснее понять происходящее. Но я боялся, что, выслушав меня, Рэйчел отнесется к моим словам скептически, если не хуже. Я уже полвечера потратил, споря с ней о политике, а она подыгрывала мне, чувствуя, что я внезапно расхотел говорить о личных делах. Наши разглагольствования и словесная эквилибристика возвратили меня к тому миру, в котором я жил до Египта, ко временам до смерти Изабеллы, к моему прежнему, молодому, полному надежд «я». Слушая Рэйчел, я внезапно вспомнил, как лет восемнадцать назад мы студентами ходили с ней на демонстрацию, протестуя против военных действий Франции, отказывавшей в независимости Алжиру. Какими мы были горячими, насколько были уверены в своей моральной правоте и с юношеской бесшабашностью нисколько не сомневались, что такое состояние души продлится вечно. Теперь во мне отозвалось то чувство, которое я испытал, глядя, как молодая американка выкрикивает лозунги. Я полюбил Рэйчел за ее увлеченность политикой и решительность. Она до сих пор осталась такой. Несмотря на напускную грубоватость, в ней жила любовь к людям. И это мне понравилось, как и ее новое качество — самоирония, которой не было в юной девушке. С возрастом Рэйчел как будто стала резче, в ее взглядах появилась мускулистость. Я даже ощутил себя с ней немного на тропе войны, будто мы устроили эротическое соревнование, обещавшее в конце оргазм, поражение или смерть.

— Так чем кончился твой брак? — спросил я ее.

— О, это очень сложно. Аарон хотя и утверждает, что ему нравятся чуждые условностям женщины, но не думаю, чтобы он реально хотел жениться на одной из них. А как ты жил?

— Мы… были удивительно счастливы. — Сказать по-другому казалось мне чем-то вроде измены Изабелле, хотя я вовсе не собирался соблазнять Рэйчел. — Ответь, почему ты тогда от меня ушла?

— Давай посмотрим правде в глаза, Оливер. Мы были самой неподходящей на свете парой. Наша связь не могла продолжаться.

— Может, и не могла, но в то время мне было очень больно. — Я поморщился, вспомнив свое первое взрослое потрясение.

— В двадцать три года это естественно. — Неожиданно гнетущие воспоминания заставили наши взгляды встретиться.

Сверху грянула модная танцевальная мелодия «Диско инферно». Я поднял голову: диск-жокей, худой как палка молодой араб в желтой шелковой рубашке с цветочным узором, задумчиво смотрел на пустой танцзал. На стойке бара курились благовония, и чистое звездное небо над головой, казалось, смотрело на нас с легким удивлением. Вечерний ветерок доносил до меня с другого края стола аромат духов Рэйчел, и, несмотря на горе и усталость, мои страхи стали меньше, как-то сразу ужались.

— Невинное было время, — вздохнула Рэйчел. — Я до сих пор его вспоминаю. Когда меня особенно пробирает цинизм реальности. Тогда я кажусь себе особенно старой. А ты?

— Я? Час переживу — и хорошо.

Она посмотрела на меня. Наверное, подумала: «Переживу потерю Изабеллы». Допила виски, придвинулась и вздохнула. Мгновение колебания сменилось коротким мигом доверия, когда поверяют сокровенные мысли.

— Наш брак распался, потому что мы потеряли ребенка. Родился мертвым. Аарон держался лучше меня. А я целиком окунулась в работу. Но однажды за завтраком подняла на мужа глаза и не узнала. Так наступает конец мечте.

Я коснулся ее руки.

— Сочувствую.

— Но мы-то с тобой живы. — Я заметил, что она не отняла руки. Посмотрел на нее и вдруг ощутил непреодолимую потребность выговориться. Наверное, это чувство было схоже с тем, что испытала Изабелла, когда пошла к отцу Карлотто исповедоваться, надеясь, что это снимет с нее хотя бы часть ноши.

— Рэйчел, если я скажу тебе что-то совершенно удивительное, во что трудно поверить, ты сумеешь меня выслушать без предубеждения?

— Если я чем-то еще и горжусь, то своей способностью выслушивать людей без предубеждения…

Я привез Рэйчел на виллу и, пока она ждала в гостиной, проскользнул к собачьей конуре и забрал рюкзак. Забросил его за плечо, и мы отправились в отель «Шератон», где жила американка. Я хотел, чтобы, слушая меня, она видела астрариум.

В лифте, поднимаясь в ее номер, я почувствовал, как между нами проскочила искра: от запаха ее духов, от прикосновений теплого тела к моей обнаженной руке зрело желание. Я подумал, не предают ли меня чувства и не станет ли связь с другой женщиной актом очищения после потери Изабеллы. Тревожащая, но соблазнительная мысль.

Я перехватил взгляд Рэйчел и понял, что она испытывает то же самое. Больше не размышляя, притянул ее к себе и впился губами в губы. Как удар электрического тока пришло сознание, насколько за последние недели изголодалось мое тело по ласкам. Я растворился в ее коже, которая была совсем не похожа на кожу жены. Вкус Рэйчел был зеленым, если можно подобрать цвет к подобным ощущениям. У Изабеллы оттенок был сочнее. Мы медленно двигались, осторожно и с наслаждениям изучая друг друга. Мои руки нашли ее груди, и я ощутил ладонями твердые соски. Но кабина вздрогнула и остановилась, прерывая наши ласки, и мы оба смущенно рассмеялись.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});