Сфинкс - Тобша Лирнер

— А что приключилось с телом моей жены?

— Понятия не имею. Могу сказать определенно: мы его ниоткуда не забирали. Я видел только гроб. Если хотите, покажу вам книгу записей.

— Нет необходимости. Еще один вопрос, святой отец: рыба — это ведь христианский символ?

Отец Карлотто улыбнулся и наконец успокоился.

— Рыба символизирует учеников Христа. Некоторые из них, как вам известно, были рыбаками. В первые столетия нашей эры изображение рыбы использовалось в качестве тайного знака ранними христианами, хранившими веру, несмотря на враждебность Римской империи. Традиция держалась веками — в этой части света христианам всегда приходилось трудно. Даже сегодня молодые копты в Александрии имеют тайные татуировки, которые свидетельствуют об их вере. Изображение рыбы находят на гробницах в катакомбах Ком-эль-Шугафы — месте, которое, как считают некоторые из моих прихожан, посещают привидения.

Священник поколебался и, убедившись, что церковь по-прежнему пуста, перешел на взволнованный шепот:

— Вы должны знать: перед смертью ваша жена приходила ко мне.

Я сразу напрягся.

— Зачем?

— Попросила ее крестить, чтобы она могла исповедаться. Ей было страшно. Я крестил ее святой водой и тут же принял исповедь. Мистер Уарнок, у меня сложилось впечатление, что она оказалась вовлеченной в такие проблемы, которые были ей неподвластны. Сказала, что существует некий предмет, который способен потрясти устои религии и исторической науки. И спрашивала, может ли церковь, если потребуется, предоставить убежище. Я заверил ее, что может, хотя, признаюсь, говорил несколько скептически. Она была не первым египтологом, у кого я принимал подобные исповеди. Приходила еще одна молодая женщина-египтолог, лет двадцать назад…

Слушая его, я вспомнил рассказ Деметрио аль-Масри еще об одном женском трупе, который он осматривал, и тоже без внутренних органов. Я поежился, словно сквозь стены храма проник ледяной колод. Кем была та женщина?

— Вы знаете о существовании астрариума? — прямо спросил я священника.

Отец Карлотто от неожиданности вздрогнул и перекрестился.

— Помилосердствуйте, это название даже произносить опасно. Но если хотите знать, да, мне известно о существовании такого предмета. Один монах — не католик, а копт — рассказал мне о двух доверенных ему старинных документах: один из эпохи фараонов, другой из времен наполеоновских войн. И в обоих упоминается это устройство. Я говорю об отце Мине из монастыря Святого Бишоя в Вади-эль-Натруне. Если хотите, могу задать ему от вашего имени несколько тактичных вопросов. Это по крайней мере я обязан сделать для вашей жены. Не знаю, слышали ли вы, что один епископ из ранних христиан, святой Иоанн, рассказывал, что известная Ипатия пользовалась некоей астролябией и черной магией, чтобы склонить римского губернатора Александрии вернуться к языческой вере. Кто знает, не исключено, что речь шла о том же самом устройстве.

— Изабелла считала, что единственная вина Ипатии заключалась в том, что она была умнее своих оппонентов-мужчин, — ответил я.

Отец Карлотто улыбнулся:

— Ваша жена была волевой женщиной. Мне бы следовало предложить ей уехать из Египта… Но она находилась на грани истерики, и то, что говорила, было лишено всякого смысла. Теперь я сожалею, что не отнесся к ее словам более серьезно.

— Когда это случилось?

— Примерно за две недели до ее смерти. — Священник сделал ко мне шаг. — Приходите через несколько дней. Посмотрим, что я сумею выяснить. И запомните, мой друг: если вам понадобится убежище, мы сумеем вас спрятать. Мои коптские братья из Вади-эль-Натруна приютят вас на столько, на сколько потребуется. Им уже приходилось оказывать людям такую помощь. Ведь, утратив веру, вы до сих пор католик? А с этой бородой вы не будете выделяться.

Я вгляделся в его открытое лицо, стараясь понять, как много он знает об обстоятельствах смерти Изабеллы. Передо мной стоял человек, отягощенный тайной исповеди и мучимый совестью, что сыграл какую-то роль в гибели человека. Он положил руку мне на плечо.

— Знаете, в жизни случаются такие моменты, когда необходимо просто верить. Помните о моем предложении. — С этими словами он, не выпуская молитвенник, оставил меня одного.

Я стоял рядом с огромным органом, расположенным под витражом, изображающим святую Цецилию. Какой страх погнал Изабеллу исповедоваться священнику? Она время от времени ходила в церковь, но я никогда бы не подумал, что моя жена способна на исповедь. От чего она бежала?

Мои размышления прервал знакомый голос. Он доносился из бокового придела: женщина тихо спрашивала по-английски свечи. Я направился в ту сторону и оказался в алькове с барельефом святой мученицы. У ее ног лежали детские фотографии и небольшие подношения в виде букетиков цветов. Оказалась даже ржавеющая банка пепси. Женщина стояла ко мне спиной, но я тем не менее ее узнал. Она опустилась на колени и положила букетик гардений рядом с другими дарами.

— Святая Сабина, она ведь покровительница детей? Так? — спросил я.

Удивленная Рэйчел Стерн поднялась на ноги.

— Мы знакомы?

Я понял, что представляю собой пугающее зрелище: царапины и синяки постепенно сходили, но все еще украшали лицо жутким узором, борода отросла, волосы взъерошены.

— Рэйчел, это я, Оливер.

Она пришла в себя.

— Оливер, не узнала тебя с такой растительностью на лице. Какой сюрприз!

— Надеюсь, приятный. Извини, что потревожил во время молитвы.

— Тсс… не говори моему раввину. Подношения ради моей сестры — она много лет пытается зачать. Если как следует преклонять колени, святая поможет, хотя, надеюсь, речь идет не о непорочном зачатии — в семье и так достаточно мучеников.

Рэйчел повесила через плечо сумку и направилась к выходу. Я последовал за ней.

На улице солнце на мгновение ослепило нас. Из тени портика появился мальчишка в лохмотьях и выставил вперед культю увечной руки. Я вложил ему в другую руку несколько монет.

Рэйчел вооружилась огромными солнечными очками и окинула взглядом мою одежду: мятый полотняный пиджак и джинсы.

— Я слышала о твоем друге Барри. До сих пор не могу прийти в себя. Он был совершенно не похож на человека, способного совершить самоубийство.

— Он его и не совершал.

Несколько мальчишек в форме вынырнули со двора церковной школы и, смеясь, пробежали мимо. Я понял, как мне не хотелось снова оставаться одному. Нахлынуло чувство одиночества, как в тот момент, когда я клал трубку после телефонных разговоров с родными. Мне требовалась компания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});