Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий

иначе танец.

– А ещё сих тварей Божьих часто и заслуженно именуют двуногими существами без перьев, потому что забыли они по чьему образу и подобию созданы…

«Свободно цитирует Платона, да ещё походя толкует, как ему угодно! Да, поднадзорный не устаёт удивлять…»

– А от того нуждаются они в благодетельном принуждении, создающем привычку к повиновению, – продолжал тем временем Михаил. – От зыбки и до могилы человека принуждают. Родители, соплеменники, старейшины, бояре, князья, воеводы, да и сам Господь. Те, кто поумнее, принуждают себя сами. Убери же принуждение, так не все, но многие на ёлки залезут шишки жрать! Стоило Моисею отлучиться, так тут же золотого тельца себе сотворили.

– Продолжай, сын мой, я весь внимание.

«Ничего себе! Не думал, что мой предшественник настолько научил поднадзорного думать, и думать совсем не так, как представлялось почившему отцу Михаилу правильным! Но Илларион всё же недооценил покойного, да! Окормлять корм, ну-ну… Такой мог и доокормляться Бог знает до чего! И тем не менее много поганых дел сотворил мой предшественик, сам того не желая, но вот за Михаила да простится ему всё!

Если, конечно, сила молодого сотника от Господа, в чём я до сих пор не уверен. Совсем не уверен!»

– И пока этой привычки повиноваться нет – толку не будет. Любой повиноваться должен. Господу, родителям, начальствующим, но главное – своей совести. Кто-то может сам, кого-то следует принуждать. Это жизнь, отче. От того и возникли обряды и уряды. Когда-то предки наши, пребывая в дикости, схожей со звериной, согласным воем приветствовали солнце, своим восходом избавлявшее их от ночных опасностей и страхов. То была первая песня, первый танец и первый уряд. С него всё пошло.

– Ты прав, пожалуй!

«Или не прав… Богумилы тоже немало говорили о совести, но считали дьявола Князем Мира Сего и творцом тварного мира. И этот ставит совесть выше Божьей воли, или мне показалось? Не знаю, не знаю…

Но вот слова о первом уряде, о том, что человек, даже пребывая в дикости, стремился к Господу, но и тут же стремился от него отпасть… И о благодетельности принуждения. Цивилизация, в отличие от варварства, есть принуждение и ограничение. Сам Господь смирял и жестоко карал народ свой. Мы говорили об этом с Никодимом, когда обсуждали Книгу Бытия. А впервые после языческих философов об этом заговорил Иоанн Итал. Лучшие умы империи и парень из скифской глуши – и они говорят на одном языке и оперируют одними понятиями!»

– Вот потому так и сильна музыка, так силён танец, – Михаил, казалось, и не заметил реплики собеседника. – А ещё у песен бывают слова… Но слова – это уже уровнем выше. Но выше уровень, ниже уровень – всё равно. Это инструменты управления. Хороший певец – тот, что не песней показывает красоту своего голоса, а голосом показывает красоту песни, способен настроить тех, кто его слушает, на единый лад. Даже толпу может, а ведь толпа – она дикая, как те предки, что на восход выли, и может испытывать или агрессию или страх.

– А как же восторг?

– А восторг – это тоже агрессия, только другая! Против зла в себе! – Михаил, оказывается, не только вещал, но и внимательно слушал собеседника. – Так вот, настоящий певец может даже у толпы другие чувства создать. Ты же видел, отче, как во время службы, слушая певчих, самые конченые, бывает, до слёз умиляются, и тогда и на них благодать снисходит. Помнишь языческую легенду об Орфее? Людям это чудом Господним представляется, да оно так и есть, хоть и есть этому чуду объяснение.

– И какое же?

– Человек, как Господом ему заповедано, к Господу стремится. Сначала просто на восход выл и плясал исступлённо, потом начал восхвалять языческих богов, пусть ложных, но и через это шёл к Господу, потому что восхвалял их уже членораздельной речью и строгим обрядом и урядом, а значит, мыслил и осознавал.

Сколько лет назад сказал Экклезиаст: «…и предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем». Вот и упражняются люди по сию пору. И музыканты мои упражняются и упражняться будут. И я с ними ношусь как дурень с писаной торбой, потому что музыка, а особенно музыка со словами, способна внушить человеку что угодно. И я уж постараюсь, чтобы мои музыканты моим людям внушали только достойное. Нельзя столь могучий инструмент управления оставлять без присмотра!

– Укрепи тебя в том Господь, сын мой, – только и смог вымолвить священник. – Мы с тобой ещё не раз поговорим, и не только об этом. Я буду наведываться в твою крепость часто.

– Милости просим, отче, – молодой сотник слегка поклонился, выпрямился, пристально посмотрел в глаза священнику и добавил: – У нас ещё очень много дел. Лёгкой тебе дороги.

«И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь… Вот так-то, Макарий… Ты желал учить, а поучили тебя. Ты уже сравнивал поднадзорного с Юстинианом Великим. Сейчас тоже можно. Он думает законами и делами власти. Даже в музыке и танцах. Хотя ты и раньше знал, что не всё с ними просто, но ты использовал их, как стратиг, а он – как властитель. Есть некая разница, не находишь?

Но всё же, чёрт меня возьми, откуда он этого набрался? Прости, Господи, недостойного раба Твоего и вразуми».

* * *

Снег скрипел под полозьями, медленно полз мимо лес, молчал Бурей, молчал возница, молчал Егор. Ратник Пётр остался в Михайловом Городке и тем более не мог нарушить молчание.

«Итак, Макарий, есть о чём подумать. Очень даже есть. Начнём с самого насущного вопроса «как?». Как паренёк из скифской глуши смог собрать своих волчат и натаскать из них такое войско? Нет, им, конечно, ещё учиться и учиться, и в поле две сотни твоих гоплитов раздавили бы их, а катафракты втоптали бы в грязь, несмотря на их меткость, но не скажу, что легко. Парни бы взяли за себя щедрую плату кровью. Но это в поле. В лесу, в горах, в укреплённом месте они опаснее скорпионов. Я не хотел бы командовать штурмом крепости, где они засели, совсем не хотел бы…

Продолжим задавать вопрос «как?» Как вообще организовано было обучение? Это же не таксиархии, ведущие свою историю от легионов Старого Рима.