ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения - Робин Уотерфилд

Но, так или иначе, добавляет Барбер, предполагаемый феномен гипнотизма может быть гораздо проще объяснен ссылкой на позицию объекта, его мотивацию и ожидание. В огромном количестве статей Барбер старается показать, что определенные гипнотические феномены (особенно амнезия, усиление мускульных показателей, левитация рук) могут быть с равным успехом достигнуты незагипнотизированными объектами, которых исследователи ориентировали на позитивные результаты решения поставленной задачи, дали хорошую мотивацию, и от которых ждут, что они справятся с задачей. Что касается более экзотических феноменов, таких как галлюцинации, возрастная регрессия, гипермнезия и гипнотические волдыри, то тут Барбер либо пытается отмахнуться от них, либо утверждает, что в действительности они не столь показательны и незагипнотизированные объекты смогли бы без труда разыграть также и их.

Однажды на съезде Американской психологической ассоциации в начале 1970-х годов Барбер как обычно прошелся по поводу того, как легко бывает вызвать у человека анальгезию без гипнотического введения. Среди других выдающихся психологов на сцене вместе с Барбером оказался Мартин Орн. Орн чиркнул зажигалкой и поместил свою ладонь над пламенем. Прекрасно! Это, казалось бы, подтвердило позицию Барбера. Однако те, которые знали Орна, едва сдержали смех, потому что понимали, что вслед за этим он продемонстрирует номер, показывающий, что взгляды Барбера не дают ничего для нашего понимания гипноза.

Действительно, воззрения Барбера наталкиваются на серьезные трудности. Предположим, что как загипнотизированный, так и мотивированный задачей человек способны одинаково хорошо справиться с задачей X. Отсюда можно сделать вывод, что у людей под гипнозом на самом деле актуализирована мотивация к решению задачи, и такой вещи, как гипноз, не существует. Это явное заблуждение. Если А производит X и В производит X, отсюда не следует, что А и В одинаковы; они просто получили одинаковый результат. В позиции Барбера нет ничего нового, но все уже было известно со времен Бернгейма — что внушение впечатлительных и склонных к фантазии индивидуумов в бодрствующем состоянии может порой произвести тот же самый эффект, что и внушение, данное под гипнозом. Барбер перечисляет реакции на внушение, куда входят: дальтонизм, глухота, различные эмоции, увеличение близорукости, вкусовые, зрительные галлюцинации и аллергические реакции. Однако опять же это не опровергает существование особого состояния, которое мы можем назвать гипнотическим трансом.

Позже Барбер пришел к убеждению, что так называемый гипноз не только результат мотивации к решению задач, но и акт воображения. Это называли «когнитивно-бихевиористским» подходом, и его главными сторонниками стали кроме Барбера психологи Николас Спанос (Nicolas Spanos) и Джон Чавес (John Chaves). Они утверждают, что гипноз напоминает чтение книги или просмотр фильма: «У объекта под гипнозом… существуют интенсивные и живые переживания, вызванные словами или процессом коммуникации, на которые он реагирует». В другом месте Спанос заявляет, что так называемый гипноз — это просто «фантазия, ориентированная на цель»: объект воображает ситуацию, которая, если действительно возникает, приносит те же самые результаты, какие подразумеваются во внушении. Таким образом, как и с ранними взглядами Барбера, гипноз сводится к поведению, а не к состоянию.

Если исключить упор на воображение, то взгляды, представленные в книге Барбера в соавторстве со Спаносом и Шейвсом, мало похожи на раннего Барбера. Предполагаемое погружение в гипноз производит у испытуемого только позитивные установки, мотивации и ожидания. Поэтому объекты демонстрируют высокий уровень готовности реагировать на внушения (вы не можете поднять свою правую руку) и «гипнотическое» поведение (расслабление, закрытые глаза, дремоту), а также сообщают, что они загипнотизированы. Сенситивные и физиологические эффекты, возрастная регрессия, трансовая логика и зрительные галлюцинации не самым лучшим образом объясняются ссылкой на «гипнотический транс», потому что незагипнотизированные контрольные объекты также способны демонстрировать перечисленные феномены. Гипнотическая хирургия вполне объяснима, потому что большая часть тела в действительности скорее нечувствительна к скальпелю хирурга. Так что боль снижается, когда у пациента низкий уровень беспокойства и страха наряду с позитивными ожиданиями. Некоторые случаи предполагаемой гипнотической анальгезии могли бы в действительности оказаться «постгипнотической» амнезией — пациент просто забывает, что перенес боль. Сценический гипнотизм работает отчасти благодаря обману, а отчасти потому, что сама атмосфера способствует внушаемости и послушанию.

Когда когнитивные бихевиористы делают акцент на воображении, их аргументы, заметим, становятся обоюдоострым мечом, заточенным так же хорошо против них самих, как и за них. Они утверждают, что вовлечение воображения в выполнение задачи создает или помогает создать у объекта данные феномены. Сторонники существования гипнотического состояния оборачивают это в свою пользу. Они согласны, что воображение — важный фактор, но такой, который позволяет человеку достичь трансового состояния, в каком и создаются эти феномены.

Я не собираюсь входить во все экспериментальные подтверждения, которые поддерживают теории отсутствия состояния или склонны к опровержению ее, так как для непредвзятого читателя очевидно, что эксперименты могут доказывать и опровергать что угодно, в зависимости от того, какого рода вещи вы хотите подтвердить. Читая отчеты этих зачастую очень изобретательных экспериментов, которые психологи ставят для проверки того или иного феномена гипнотизма, ясно видишь, что результаты порой двусмысленны и что собственная философская предвзятость экспериментаторов неизменно указывает, как их надо интерпретировать. Например, психолог Сеймур Фишер показал в классическом эксперименте, что объекты лишь тогда отвечают на постгипнотическое внушение, когда думают, что эксперимент все еще продолжается. Если же они думают, что эксперимент закончился, то они перестают быть начеку и отвечать на пусковое слово «психология» (которое было постгипнотическим внушением). Этот эксперимент был питательной средой для приверженцев теории отсутствия состояния гипноза, поскольку он бросал тень на истинность гипнотических феноменов. Однако в действительности отнюдь не исключено, что при том способе, каким был поставлен эксперимент, Фишер неявно просил своих объектов отвечать на внушение только до тех пор, пока идет эксперимент, и в этом случае нет ничего удивительного в полученных результатах. Это тонкий момент. Однако он показывает, что экспериментальные данные не так тверды и прочны, как порой кажутся.

В мотивационных экспериментах объекты, перед которыми ставилась задача, находились под сильным давлением и должны были отвечать так, чтобы удовлетворить экспериментаторов, независимо от того, что они чувствуют в действительности, тогда как объекты гипнотических экспериментов редко находятся под таким давлением. Когда же настаивали на честном отчете, результаты бывали далеко не такими очевидными и мало поддерживающими мотивационную теорию, тогда как при соответствующем требовании честности к опыту с гипнотическим объектом почти никогда не встречалось разницы в отчете. Мотивационные инструкции могут изменить отчет о выполнении задачи, но не сами переживания. Возвращаясь на миг к жизненному вопросу о преодолении боли и тем подопытным, которые сообщали в экспериментах Барбера, что не чувствуют ее, — «здравый смысл подсказывает, что объекты в действительности переживали боль, но не осмеливались предположить, что это так. Отрицательный ответ… должно быть, объясняется обещанием Барбера, что они не будут чувствовать боль, если постараются, а если будут, то провалят эксперимент, выставив своего профессора в глупом виде! Многие из нас также станут говорить устраивающую всех ложь, находясь под достаточным моральным давлением».

Для легкого транса, как мне кажется, социально-психологическая модель — будто так называемый гипноз есть «стратегия социального поведения» — может оказаться и правильной, тогда как в случае глубокого транса правы, пожалуй, приверженцы теории состояния. Это объясняет, почему когнитивные бихевиористы получают свои результаты, а другие исследователи — результаты, которые склоняются в противоположную сторону. Например, Барбер и его коллеги часто обнаруживали в своих экспериментах, что незагипнотизированные проявляли те же самые феномены, как и предполагаемые загипнотизированные объекты; другие же находили, что у загипнотизированных могут возникать, к примеру, гораздо более значительные перепады температуры кожи, чем у незагипнотизированных. Наверное, как это установлено в викторианскую эпоху, чем глубже глубина транса, тем ярче получаемые феномены. Эриксон однажды определил глубокий транс как «уровень гипноза, который позволяет функционировать объекту адекватно и непосредственно на бессознательном уровне восприятия без помех со стороны сознательного мышления». Социально-психологическая модель позволяет работать лишь с разными уровнями мышления и отрицает какое бы то ни было функционирование загипнотизированного на бессознательном уровне.