ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения - Робин Уотерфилд

И, наконец, то были годы, когда при том, что Фрейд правил как король в кабинетах американских психиатров, бихевиористы устроились на насестах университетов. Бихевиоризм сводил все к стимулу и реакции: стихотворение — это только набор слов, чтобы добиться поцелуя возлюбленной; ум же — это всего лишь серия запрограммированных реакций. Здесь уже не было места для гипноза, который, по-видимому, доказывал, что разум имеет свою собственную волю.

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ГИПНОТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ? СОВРЕМЕННАЯ ПОЛЕМИКА

В период между 1915 и 1945 годами наблюдалось повсеместное снижение интереса к гипнотизму, как в массовом сознании, так и в академических кругах. Не было получено никаких новых знаний, была приостановлена практика применения гипноза и сократилось число исследований по этой теме. Жане прожил достаточно долго, чтобы застать этот упадок, и даже отметил в опубликованной в 1919 году книге, что гипнотизм уже почти покойник, но ему суждено воскреснуть. Опять представления на эстраде заполняли брешь — играли роль своего рода грунтовых вод, питающих гипноз, пока гот не оживет снова и не найдет более конструктивного применения. Показатель упадка, — когда Роберт Линдер написал в 1944 году свою знаменитую книгу «Бунтовщик без причины» (по которой в 1955 году был поставлен одноименный фильм с Джеймсом Дином и Натали Вуд в главных ролях), он почувствовал потребность написать вводную главу, защищающую гипноанализ как в целом, так и в применении к частному случаю, о котором он писал (о лечении молодого психопата).

Единственным просветом на повсеместно хмуром небе стала книга Кларка Галла «Гипноз и внушаемость» (1933). Ее важность заключается в том, что последние достижения экспериментальной психологии касались гипноза, и таким образом книга рассматривала гипноз приемлемым для лабораторных экспериментов. До этого момента исследования проводились врачами почти исключительно на своих пациентах, с вытекающей отсюда опасностью предрассудков. К какому бы выводу пришел Шарко, если бы он в качестве испытуемых брал не истерических женщин? Или если бы он давал компетентной контрольной группе проверить свои результаты? Но, начиная с Галла, стало обычным делом брать в качестве испытуемых нормальных людей, — если, конечно, считать нормальными студентов, которые всегда составляли большинство! Кроме того Галл передал всему последующему поколению психологов импульс— отрицать существование некоего особого состояния, которое можно было бы назвать «гипнотическим трансом». Он больше отстаивал попытки объяснять гипнотические феномены ссылками на более нормальные психологические механизмы особенно на внушаемость.

Начиная примерно с 1960 года наступает, однако, такой рост академического интереса к гипнозу, что Гоулд назвал это время «золотой эрой». Теперь США — главный центр исследований, который поддерживают несколько научных обществ с их журналами, университетских отделений и научных лабораторий. Особенно стоит упомянуть Общество клинического и экспериментального гипноза, Американское общество клинического гипноза, Международное общество гипноза и Отделение № 30 Американской психологической ассоциации. Поскольку золото — тяжелый металл, эпитет уместен в виду такого количества материала, опубликованного по предмету, который главным образом предназначен сбить с толку неосторожного читателя. Сотни ученых статей и книг были изданы, чтобы поддержать, по сути, один из двух господствующих взглядов. Защитники первого взгляда утверждали, что загипнотизированный человек находится в измененном состоянии сознания, тогда как другие выступали за отсутствие такой вещи, как гипноз, за отсутствие особого состояния и за изъятие слова «гипноз» из обращения во избежание указания на такое состояние[59].

Дебаты эти представляют важность, и не в последнюю очередь потому, что разоблачающий взгляд зачастую отражается на популярном уровне: «А-а, гипноз? Подозрительная тарабарщина, не так ли?» Но перед тем как мы рассмотрим детали этих споров, я просто обязан был представить человека, некогда студента, Кларка Галла, не вмещающегося ни во временные, ни в личностные рамки представлений о персоне, которой писатели не из беллетристов любят посвящать свои книги.

Милтон Эриксон и разговорный гипноз

В свое время Милтон Эриксон (Milton Erickson, 1901–80) был самым почитаемым и прославленным гипнологом в мире, а после его смерти вышло много книг и статей о нем, о его технике и ее приложении. Его влияние огромно, и в некоторых странах люди чуть ли не обожествляли его. Но ему пришлось сражаться в неравном бою, чтобы завоевать признание. Будучи подростком, он заболел полиомиелитом, так что в какой-то мере был инвалидом, и в последние годы жизни перемещался только в инвалидной коляске. А в его зрелые годы мир до такой степени не верил в чудесные исцеления, производимые Эриксоном, что Американская медицинская ассоциация пыталась даже отнять у него лицензию. То были шизофренические 1950-е годы, и его просто не поняли.

Эриксон был превосходным врачом. Ему нравилось быть экстремально гибким в своем подходе — независимо от того, использовал ли он гипноз или нет, были ли его сеансы длинными или короткими, происходили ли они в его офисе в Фениксе, штат Аризона, или где-то еще. Он мог быть агрессивным и мягким, напористым и гибким. Однажды, в крайне драматической ситуации, занимаясь лечением одного человека, который целый год был парализован и не мог ни ходить, ни говорить, Эриксон оскорбил его так, что тому пришлось сделать над собой усилие и ответить ему, а потом встать и покинуть кабинет, потому что он не мог больше этого слышать. Это типично для терапевтических методов Эриксона — он никогда не оставлял симптом в покое, но производил изменение в нем — в интенсивности, в частоте, в местонахождении, в чем угодно. Он любил говорить, что легче направить реку в другое русло, чем перекрыть ее.

Часто он не шел ни на какие уступки; он вылечил молодого человека от ужасных угрей, заставив мать мальчика выбросить все зеркала в доме во время двухнедельных каникул. Когда дело касалось гипнотического введения, он обнаружил, что воображаемые приборы более эффективны, чем реальные предметы. Вместо того, например, чтобы заставлять своих пациентов смотреть на настоящий кристаллический шарик, он просил их смотреть на воображаемый. Это потому что он всегда стремился проникнуть в бессознательное пациента, которое, как он верил, содержит ресурсы и знания, необходимые для выздоровления. Мобилизация воображения — это скорейший путь к бессознательному.

Вместе с верой, что каждый человек поддается гипнозу и что неудача введения в гипноз отражает скорее неспособность гипнотизера, а не пациента, он предпочитал адаптировать свою технику к объекту, а не следовать ограниченному репертуару. И это можно понять, ибо те исследователи, которые утверждают, что определенный процент людей не гипнотизируется вообще, опробовали на своих объектах более или менее ту же самую технику и не проявляли того рода гибкости, которой был знаменит Эриксон. Коллега Эриксона, Эрнст Росси, добавил бы к этому, что гипнолог должен быть чувствительным к природному ритму активности и покоя своего клиента, и тогда шансы загипнотизировать человека сильно возрастают, если время введения совпадет с периодом покоя.

Эриксон был настолько искусным гипнотизером, что снова поднял вопрос о том, нельзя ли загипнотизировать человека против его воли. Однако его жизнь и деятельность не могут дать нам ответа. Он брал тех пациентов, которые уже знали, что он гипнотизер, и тем самым на каком-то уровне уже дали свое согласие. Я по-прежнему продолжаю отстаивать сказанное в предыдущих главах, что человека нельзя загипнотизировать против его воли и нельзя заставить делать вещи, которых он иначе не стал бы делать.

Большинство техник Эриксона основано на отвлечении объекта от его сознательного внимания и барьеров. Так, например, в технике «мой друг Джон» пациент представлял, будто в комнате вместе с Эриксоном находится еще один человек, Джон. Эриксон описывал, какой этот Джон замечательный объект для гипноза, и проходил вместе с ним все ступени воображаемого введения, пока сам пациент не оказывался в трансе. В то время как многие применяемые сегодня техники прибегают к использованию слов, Эриксон умел погружать в транс только посредством действия. Фактически он определял гипноз как совместное переживание, обмен идеями всевозможными способами. Контакт с пациентом, в особенности с его подсознанием, решал дело. Так, в качестве демонстрации, он загипнотизировал пару раз не разговаривающих по-английски испытуемых, просто показывая мимикой постепенное вхождение в транс.

Один из его хорошо известных методов — это «техника замешательства», когда путем серии обескураживающих действий и непрекращающегося отвлеченного разговора он доводил объекта до своего рода отчаяния, так что тот уже жаждал получить ясные внушения, на которые он смог бы прореагировать; и в этот момент Эриксон давал внятное внушение для вхождения в транс или его углубления. Пациент находил прибежище от замешательства в трансе. Похожий метод возбуждения любопытства у объекта, когда он делал паузы и промедления, чтобы вызвать настроение ожидания и подорвать бдительность объекта. Несловесная параллель этого метода — прерванное рукопожатие: держа руку, словно готовую для рукопожатия, он вдруг останавливался и начинал вместо этого делать рукой двусмысленные вещи; он мог вызвать каталепсию руки у объекта, показывающего при этом признаки вхождения в транс.