Терновая цепь - Кассандра Клэр

несчастье, проклятие.

– И все же ты немного скучаешь по существованию призрака, – сказал Джеймс. – Это понятно. Раньше во сне я общался с Велиалом. Видел серые царства, в которых он живет, которыми владеет. А сейчас, засыпая, я проваливаюсь в пустоту, в ничто. И меня это страшит. Человек должен видеть сны.

Джесс отвернулся и посмотрел вдаль, на реку. Джеймс подумал, что в нем появилось какое-то новое безразличие, как будто он видел и пережил столько, что теперь его практически ничто не могло ни шокировать, ни расстроить.

– Сегодня утром я встречался с Грейс, – произнес Джесс. – Она рассказала мне все.

Джеймс машинально стиснул перила. Да, он догадывался, о чем пойдет речь, и все же…

– Все? – спокойным голосом повторил он.

– О браслете, – ответил Джесс. – О ее могуществе. О том, как она обманула и околдовала тебя.

Ограда была холодной, как лед, но Джеймс обнаружил, что не в состоянии разжать пальцы. Он приложил столько усилий для того, чтобы скрыть происшедшее от родных и друзей. Юноша понимал, что рано или поздно придется все рассказать, – понимал, что его дальнейшие отношения с Корделией, если они еще возможны, зависят от этого… И все же, когда он представлял, как произносит вслух эти слова: «Грейс контролировала меня, принуждала меня совершать нужные ей поступки, испытывать нужные ей чувства», – его начинало в прямом смысле тошнить. Должно быть, Джесс считает его жалким, ничтожным слабаком.

Собственный голос донесся до него как будто издалека.

– Ты сказал кому-нибудь еще?

– Разумеется, нет, – ответил Джесс. – Это твоя тайна, и только тебе решать, с кем ею делиться. – Он снова посмотрел на ночной город, потом заговорил: – Я сначала не хотел рассказывать тебе. О том, что Грейс во всем мне призналась. Но потом подумал, что это будет очередное предательство, пусть и мелкое, но все равно. И решил сказать тебе правду, потому что ты не заслуживаешь лжи и уверток. Ну а дальше… тебе виднее, как и когда поговорить с друзьями и родными о браслете и о том, что с ним связано.

Сделав над собой огромное усилие, Джеймс выпустил перила, поднял руки и потряс ими, пытаясь восстановить чувствительность в онемевших пальцах.

– Я пока никому не говорил, – пробормотал он. – Полагаю, Грейс сообщила тебе о том, что Безмолвные Братья попросили нас держать эти сведения в секрете…

Джесс кивнул.

– …но для меня это всего лишь временная передышка.

– Передышка? – удивился Джесс. – Ты не хочешь рассказать об обмане своим друзьям, сестре, родителям?

– Нет, – тихо ответил Джеймс. – Мне кажется, что описывать все это… это будет все равно что заново переживать каждую минуту последних нескольких лет. А потом они примутся задавать вопросы, будут жалеть меня и сочувствовать мне, а я не смогу вынести ни вопросов, ни сострадания.

Они довольно долго молчали. Полупрозрачное облачко на несколько минут скрыло луну, потом его унес ветер. Джесс смотрел на серебристый диск.

– Велиал вот этими руками, моими руками, убивал людей. Сумеречных охотников. Я снова и снова пытаюсь убедить себя в том, что я ничем не мог ему помешать, но все равно почему-то в душе продолжаю считать, что в гибели этих несчастных есть и моя вина.

– Ничего подобного, – твердо возразил Джеймс. – Ты подчинялся чужой магии, тебя контролировали.

– Да, – кивнул Джесс, и юноша снова услышал свои слова, как будто их бросили ему в лицо. «Тебя контролировали». – Теперь я кажусь тебе жалким?

– Нет, – сказал Джеймс. – По крайней мере… нет, это не жалость. Я чувствую гнев из-за того, что с тобой поступили гадко. Печаль из-за того, что они причинили тебе боль. И восхищение твоим поведением и тем, как ты сумел это принять.

– Значит, ты считаешь, что твои друзья и Корделия не настолько великодушны, как ты, – заметил Джесс. – Боишься, что они отнесутся к тебе иначе, чем ты ко мне? Напрасно. – Он взглянул на свои руки. – Конечно, я понимаю, что они рассердятся, – продолжал юноша. – На Грейс. Я и сам пришел в ярость, когда услышал все это. Мне отвратительно думать обо всем, что она творила. И все-таки…

– И все-таки она твоя сестра. Мы все поймем, если ты… простишь ее.

– Я не знаю, – вздохнул Джесс. – Много лет она была моим единственным близким человеком. Она любила меня. Она была моей младшей сестрой. Я считал, что появился на свет для того, чтобы защищать ее. – Он едва заметно улыбнулся. – Ты понимаешь, о чем я говорю.

Джеймс вспомнил о десятках и сотнях царапин, которые Люси получала в детстве, о том, как ему множество раз приходилось снимать ее с дерева после неудачных вылазок, вытаскивать из воды после того, как перевернулась лодка, спасать от воинственных уток. И кивнул.

– Но как я могу простить Грейс за то, что она поступила по отношению к тебе так мерзко? Сделала то же, что сделал со мной Велиал? – с несчастным видом спросил Джесс. – И когда Люси узнает… ты же знаешь, она обожает тебя. Она всегда говорила, что у нее самый лучший на свете брат. Люси захочет убить Грейс и не поблагодарит меня, если я встану у нее на пути.

– Законы Конклава, запрещающие убийство, встанут у нее на пути, – заметил Джеймс и обнаружил, что еще сохранил способность улыбаться, несмотря ни на что. – Люси обладает бурным темпераментом, но она не лишена здравого смысла. Она поймет, что ты не одобряешь и никогда не одобрил бы поступок Грейс.

Джесс не сводил пристального взгляда с серебряной ленты Темзы.

– Когда-то я надеялся, что мы с тобой станем друзьями, – сказал он. – Представлял, как мы тренируемся вместе. Того, что произошло, я не мог бы представить себе даже в кошмарном сне. Но с другой стороны…

Джеймс понял его без слов. Между ними все же возникла странная, своеобразная связь: им обоим едва не сломали жизнь Велиал и Татьяна. У обоих остались шрамы. Джеймс чуть не протянул Джессу руку для пожатия; он подумал, что так делают настоящие мужчины, что таким образом следует скрепить договор о дружбе. Конечно, если бы рядом с ним стоял Мэтью, он не стал бы задумываться о том, как поступают настоящие мужчины: Мэтью просто обнял бы Джеймса или повалил бы его на землю и защекотал.

Но Джесс был не таким, как Мэтью. Других таких, как Мэтью, не было на свете. Мэтью вносил в жизнь друга неразбериху и радость, как луч света, проникающий в темную пещеру. В компании Мэтью Джеймс ощущал невыразимое счастье, которое дает присутствие парабатая, счастье, которое превосходит и затмевает все остальное. Без друга… невольно на