Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус

время Лель учился рисовать людей. Пока выходило кривовато, но всё равно похоже. Лель старался. По сто раз рисовал Эжена, Матильду и учителя, брата Илию из Академии. Имелся большой портрет её высочества в полный рост. Прекрасная Алисия готова была торчать здесь часами, да только не ради брата. Первая об этом опять догадалась Матильда, а потом и Эжен заметил. Лучше бы господин Ивар женился на этой Алисии. Она бы его никуда не отпустила. Но господин Ивар улыбался, ручки целовал, оброненные платочки, шарфики и веера поднимал исправно, играл на лютне для развлечения принцессы, пока та позировала, однако жениться явно не собирался. Матильда взяла и прямо его об этом спросила. Господин Ивар засмеялся и сказал, что подождёт, пока подрастёт сама Матильда. Глупая девчонка расцвела, но Эжен понял, что теперь дела совсем плохи. И Лель понял. В последнее время всё забросил, рисовал только господина Ивара. Извёл кучу настоящей бумаги, которая стоила недёшево. Со стен смотрели господин Ивар у окна, господин Ивар с лютней, господин Ивар с ястребом на плече, господин Ивар с голубем на голове, господин Ивар просто так. Одну картинку (господин Ивар в глубокой задумчивости грызёт перо) Эжен стащил и хранил у себя под тюфяком.

Кроме портретов господина наставника во всех видах в мастерской никого не было, однако раздавался тихий скулящий звук. Звук шёл из-под кушетки, на которой так любил валяться господин Ивар в обнимку со своей лютней. Рядом обнаружилась надутая Матильда. Глупая девчонка, сопя и шмыгая носом, сидела на полу. На щеках грязные полосы, в волосах паутина.

– Он ревёт, – доложила она, – я сейчас отдохну и тоже буду.

– Тебе нельзя, – прошипел Эжен, – ты на службе.

Матильда всхлипнула.

Эжен лёг на живот и принялся производить раскопки в темноте под кушеткой.

– Вылезай, – сказал он сурово, – тебе тоже нельзя. Ты же принц. Рыцарь древней крови. Вылезай, кому сказано.

– Не хочу, – строптиво пискнули под диваном.

– А чего ты хочешь? – поинтересовался Эжен, наконец нащупав мягкий домашний башмак и тонкие косточки щиколотки.

– Хочу как господин Ивар.

– Все хотят, – наставительно сказал товарищ по играм его высочества, – но не все могут.

Произнеся эту мудрость, он потянул за обнаруженную ногу и вытащил зарёванное высочество из-под кушетки.

Высочество хлюпало носом, отворачивалось и дрожало.

– Слышь, Мотька, – сказал Эжен, – сбегай, найди господина Ивара. А то тут вон чего.

– Не могу. У него эта… уединенция.

– Чего?

– Уединенция у его величества. Уже два часа там сидит. Ведь он не уедет, да?

– Не знаю.

– Уедет, – выговорил Лель. – Ему здесь плохо.

– Потому что ты всё время ревёшь.

– Не-е-ет. Потому что он… Потому что вот…

Лель вытащил из-за пазухи смятый, закапанный слезами рисунок. Линии стёрлись. Снизу чёрточки поперёк – вроде лес, сверху чёрточки вдоль, не то облака, не то большая птица.

Ну очень большая, на весь лист.

– Орёл? – осторожно спросил Эжен.

– Не, это лебедь, – всхлипнула Матильда.

Лель отчаянно замотал головой, рисунок смял, стащил со стола чистый лист, стиснул уголёк и принялся лихорадочно рисовать.

– Он ждёт, Ваше Величество, – доложил Карлус. Король приподнял угол занавески. Прямо из парадного кабинета можно было заглянуть вниз, в большую приёмную. Травник бродил вдоль ряда высоких, в два этажа, окон, смотревших на залитый солнцем город. Белые волосы то вспыхивали на свету, то пропадали в тени. Как видно, бесцельно слоняться ему надоело. По своей скверной привычке подпрыгнул и устроился в оконной нише, превратился в теневой силуэт из тех, что были в моде лет двадцать назад. Картинка под названием «Совершенный кавалер». Ничто не напоминает о деревенском колдуне, подобранном осенью в лесной глуши. Чёрный саржевый камзол, купленный в лавке для бедных студентов, смотрится как дорогой бархат. Волосы причёсаны идеально гладко и стянуты чёрной атласной лентой. Лицо, поза, манеры – всё совершенство. Вот только цвет лица… Благородная бледность, бесспорно, нравится дамам, но это уже чересчур. Вместе с грязью и деревенским загаром исчезли вообще все краски. Изящная стройность фигуры превратилась в болезненную худобу. За месяц, пока Карлуса не было при дворе, стало только хуже. Кажется, два-три движения мокрой губкой, и портрет совершенного кавалера исчезнет совсем. Болен он, что ли? Или кто-то травит его потихоньку?

– Ты слишком долго отсутствовал, – обронил его величество, тоже разглядывая травника.

– Затруднения с её высочеством? – сейчас же догадался кавалер. Покинутая на целый месяц Алисия вполне могла учинить те самые семейные неурядицы, которых так опасался король. В связи с этим сведения, добытые великим трудом и маетой в далёком и нищем Липовце-на-Либаве, из просто любопытных могли превратиться в очень, очень ценные.

– Тебе повезло, – хмуро отозвался король. – У тебя нет детей. Всё готово?

– Да, ваше величество. Мои люди…

– Избавь меня от подробностей. Так всем будет спокойней. Учитывая то, с чем придётся столкнуться.

Его величество сегодня заменил фамильный золотой крест на простой, но серебряный. Кроме креста на шее под рубашкой висела ладанка с дольками чеснока и вторая с сушёной лягушачьей лапкой. Других мер предосторожности он придумать не смог. Кавалер в магическую силу серебра не верил. Стрелы у арбалетчиков, устроенных за портьерами на боковых галереях большой приёмной, были обыкновенные, стальные.

Его величество построил на лице милостивую улыбку и двинулся вниз. Карлус остался в кабинете. Оттуда было удобнее руководить стрелками.

– Мне дали понять, что ты просишь отпустить тебя.

– Ваш сын здоров, ваше величество. Здоров, насколько это возможно.

– Отрадно слышать. Однако я бы предпочёл, чтобы ты остался. Жалованье может быть… нет, не удвоено, двор несколько ограничен в средствах, но… э… существенно увеличено.

– Простите, но у меня есть другие обязательства. Существуют договоры… Заключал их не я, но выполнять обязан.

– Что ж, – его величество кашлянул, – остаётся решить вопрос о вознаграждении. Я полагаю, тебе следует переговорить с казначеем. Ему даны соответствующие указания. Всё в пределах возможного…

– Я же говорил, что много не попрошу. Только одно желание.

– Ах да, желание. Забавно. Что же это?

– Ваше величество, отдайте мне вашего сына.

Король выпрямился в кресле, стиснул подлокотники, но голос его прозвучал с холодной язвительностью.

– Стало быть, всё-таки отдай то, чего дома не знаешь? Всех сокровищ на свете мне живое милей?

– Ну да. Что может быть дороже?

Карлус скрестил руки на груди. Приказ арбалетчикам приготовиться.

– Шутка зашла слишком далеко, – холодновато выговорил король.

– О, ваше величество, я вижу, вы меня не так поняли. Это вовсе не шутка. Мы… Я хотел бы взять его на воспитание.

Карлус так изумился, что руки сами собой опустились. Король, видимо, тоже не знал, почувствовать ли себя оскорблённым или рассмеяться.

– Ты? Бродячий травник? Наследника престола на воспитание?

– Ну, не совсем уж бродячий. Дом-то у меня есть. Мальчику будет там хорошо. Через несколько лет он вернётся к вам. Здоровый. Счастливый.

– Безумие какое-то, – пробормотал король, – повторяю, с меня хватит этих детских игр.

– А вот старый князь Сенежский думал иначе. В самые тяжёлые