Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

Пса Шибода, и победил его.

Жители Шибода любят сочинять сказки и рассказывать легенды, это скрашивает жизнь, когда стоит пасмурная холодная погода, а ночи кажутся нескончаемо долгими. Они любят петь и складывать песни. Но голоса их становятся грустными, когда речь заходит о том, что Ребекка, видя, что ее малыши подросли, решила покинуть их и отправиться в путь задолго до начала зимы.

Все они очень любят историю про Брэна, который вызвался проводить Ребекку, когда она сказала, что хочет вернуться в родную систему, хотя обитателям Шибода было известно, что Ребекка — это преобразившаяся У-Рох.

— А что сталось с Брэном? — всякий раз спрашивают кротыши, когда им рассказывают эту историю.

— Как ни странно,— слышат они в ответ,— он вернулся обратно. По прошествии множества кротовьих лет он возвратился в Шибод, но никому ни словом не обмолвился о своих странствиях. И это тоже очень странно, ведь в прежние времена трудно было сыскать крота более словоохотливого, чем Брэн, то есть до тех пор, как он отправился в путь. Уж такая штука эти путешествия, всякий, кому приходится долго странствовать, становится совсем другим, чем прежде. Так что не убегай далеко от своей норы, малыш...

Вдобавок многие из старых шибодских кротов уверяют, будто, когда им случалось заблудиться в метель, им являлась Ребекка, порой молодая и красивая, а порой в облике У-Рох, но всякий раз неподалеку от нее среди скал маячила огромная тень Мандрейка, оберегавшего ее, и она помогала им благополучно вернуться домой.

Вот такие легенды рассказывают в Шибоде.

Часть III. Седьмой заветный камень

Глава двадцатая

Почти никому из живых существ, угодивших под лавину, не удается избежать гибели, но кроты наделены особыми качествами. Едва появившись на свет, они принимаются загребать лапами, расталкивая других кротят, шурша сухими травами в гнезде, пытаясь подобраться к соскам матери.

Вот и Брекен, который оказался погребен под толщей снегов, рухнувших на дно провала, над которым высились скалы Триффана, тоже принялся загребать лапами. Он не пытался выбраться наверх, а наоборот, зарывался все глубже и глубже, каким-то непонятным образом догадавшись, что в этом его спасение и на дне расселины он найдет пищу.

Снега растаяли, но он не спешил уходить и прожил там весь апрель и май в полном одиночестве, с которым он научился мириться.

Иногда, окидывая взглядом скалы и склоны гор, с которых он скатился вниз, Брекен задумывался о том, живы ли еще Келин и Брэн, оставшиеся далеко на востоке, и не считают ли они его погибшим. Порой он пробирался среди трав к прозрачному озерцу, чтобы напиться, а потом смотрел на рябь, разбегающуюся по поверхности воды, в которой отражались верхушки скал, окружавших расселину.

Он подолгу думал о Ребекке, о великой любви, возникшей между ними, которая до сих пор не угасла в его сердце, которую он сохранит до конца дней своих.

Но когда наступил июнь, он почувствовал, что ему уже не сидится на месте, и понял, что пора покинуть временное прибежище и отправиться домой. Ему захотелось вернуться туда, где шумят листвой дубы, уходящие корнями в плодородную почву, где высокие буковые деревья тянутся к солнечному свету, пройтись по гулким меловым туннелям.

Возможно, он наконец решил покинуть эти места, понадеявшись на то, что Босвелл все-таки остался жив и сумел благополучно добраться до Аффингтона. Да и в любом случае он считал своим долгом вернуться в Аффингтон и рассказать его обитателям, что он побывал у Шибодских Камней и поклонился им и даже видел Камни Триффана, которые находятся на недосягаемых высотах.

Когда расселина осталась позади и Брекен начал пробираться по землям расположенной невдалеке долины, он не решился повернуть на север и заглянуть в Шибод, опасаясь, что связанные с ним воспоминания причинят ему слишком большую боль. Он выполнил обещание и теперь ему оставалось лишь завершить свою миссию.

В системах, расположенных к югу от Шибода, в Риноге, Кадере, Миниде, Фалдвине и Кэйр Карадоке, где они в свое время побывали с Босвеллом, до сих пор бытуют истории о том, как их посетил Брекен. Он обнаружил, что жизнь в них стала оживляться, ведь после чумной эпидемии прошло уже немало времени. Они же заметили во взгляде странного пришельца острую боль утраты и почувствовали, что он наделен необычайной силой духа, а потому отнеслись к нему с глубоким уважением. Во время встреч с ними он почти не задавал вопросов, а о себе сообщал лишь, что его зовут Брекен из Данктона, что он побывал в Шибоде и возвращается в Аффингтон. А им оставалось лишь гадать, кто этот необычный крот, летописец или кто-то еще.

Они не ошиблись, подумав, что он тяжело переживает боль утраты. Стоило Брекену оказаться в местах, где природа уже не отличалась такой суровостью, как в Шибоде, где росли знакомые ему травы и высокие деревья, где речная вода не была холодной, как лед, и он начал все сильней и сильней тосковать по Ребекке. Каждый проблеск солнечного света напоминал ему о ней, каждый раз, когда на плечо ему ложилась тень, он с болью думал о том, как бы ему хотелось ощутить сейчас тепло ее прикосновения. Теперь, когда ее не стало, на протяжении многих кротовьих лет, потребовавшихся для того, чтобы добраться до Аффингтона, его поддерживала лишь надежда на то, что Босвелл не погиб и вернулся в Священные Норы.

❦

И вот наконец в декабре он оказался возле Поющего Камня, взобрался, как и прежде, по обрыву и словно забытая тень проскользнул в туннели Аффингтона.

Но летописцы сразу его признали, они столпились вокруг него в надежде поскорей узнать все новости.

— Расскажи нам! Расскажи нам обо всем! — просили они, следуя за ним по просторным туннелям к покоям Святого Крота. Брекена интересовало лишь одно — жив ли Босвелл, но, казалось, никто не слышал его вопросов.

Вот в такой, необычной для Священных Нор шумной и радостной обстановке он встретился со Святым Кротом и увидел перед собой знакомого ему с давних пор крота, к которому питал глубокое уважение и любовь. Святым Кротом стал Медлар, который после гибели Скита покинул Норы Безмолвия.

Медлар постоял молча, глядя на Брекена, и, ни о чем не спрашивая, догадался, что его бывшему ученику довелось многое познать и вынести немало лишений. Брекен не принадлежал к числу летописцев и не знал слов традиционного приветствия, поэтому один из присутствующих произнес их вместо