Доводы нежных чувств - Яна Завгородняя

помогать тамошним бойцам, что продолжат вести приём в медпункте, а также — заготавливать, сортировать лекарства и следить за тем, чтобы застоявшиеся препараты утилизировались в срок. Пати регулярно ворчала на подругу, обвиняя её в чрезмерной сердобольности. Та останавливала её, напоминая о том, что у всех тут дел по горло, а ребёнка бросать нельзя.

Им, конечно, было тяжело, но через несколько дней девушки освоились. Они по очереди стали ходить в госпиталь, а та, что оставалась в медпункте, вела приём и одновременно присматривала за малышом. Им пригодился опыт Аямэ Хадсон и в один прекрасный день Адалин далеко не с первого раза намотала на себя старую простынь, куда удобно положила малыша. Ему такое положение очень понравилось, а потому в ту же секунду он обмочил чудо пытливой мысли, что заставило девушку переодеться и начать всё сначала. Как бы то ни было, Адалин понравилось носить ребёнка на себе и при любой удобной возможности она надевала самодельную переноску, ощущая приятные шевеления тёплого комочка под грудью. Пати неожиданно для себя тоже прониклась нежными чувствами и не отказывалась сменить подругу. Они могли пройтись по улицам деревни с малышом и спустя пару недель никто уже не удивлялся их виду. Девочки из общежития тоже участвовали в жизни ребёнка. Они стирали пелёнки и переноску, кормили и доили козочку, когда появлялась свободная минутка, присматривали за крохой, а Камилла иногда даже оставляла его у себя до утра, чтобы врачи хоть немного выспались. К сожалению, бывало это крайне редко. Малыш чаще всего спал вместе с девушками в их постелях тоже по очереди. Если в какую-то из ночей он слишком часто просыпался, одна из подруг могла забрать его себе, чтобы дать другой возможность отдохнуть, насколько это позволял звонкий крик, вызванный коликами или типичным для младенцев желанием заявить о себе.

Однажды утром Адалин и Патриция, традиционно окончив кормление малыша, собирались на работу. В этот день наступала очередь мисс Виндлоу идти в госпиталь, а от мисс Шарк требовалось вести приём на месте. Ребёнок лежал на столике, застеленном простынями и полотенцами и, казалось, находился в приятном расположении духа. Патриция склонилась над ним.

— Да кто это у нас тут такой весёлый? Да такой красивый? — она поглаживала его по ладошке, вызывая хватательный рефлекс. — Да кто нам тут спать не давал пол ночи? — она рассмеялась. — Ада, веришь или нет, никогда не думала, что скажу такое мужчине.

Адалин цыкнула и кинула на подругу взгляд, полный укоризны.

— Завтра ярмарка, — начала она. — Прошлый раз обещали рассказать о нём какой-то бездетной семье из дальней деревни. Возможно, они приедут. Хоть бы приехали, — она тоже склонилась над столиком.

— Ты знаешь, а я уже к нему привыкла. Давай себе оставим.

— Ты смеешься? Я уже третий день засыпаю на ходу. Он, конечно, прелесть. Я тоже к нему привыкла, но ему нужна семья, — Адалин смотрела на ребёнка, склонив голову на бок.

— Если завтра не заберут, предлагаю уже дать ему имя, — предложила Пати. — А то не по-человечески как-то. Может, Кевин?

— Думаю, что если дать ему имя, мы ещё сильнее к нему привяжемся, — ответила Адалин, глядя на карапуза, который пытался засунуть в беззубый ротик всю свою руку.

— Глаза у него красивые, — протянула Патриция, посматривая на коллегу. — Такие голубые, прям как небо.

Адалин вздохнула, отошла от стола и вернулась к сборам. Она явно изменилась в лице после слов подруги.

— Он вполне может быть его ребёнком, и я не вижу в этом ничего, что стоило бы внимания, — она нервно встряхнула сумку.

— Ну да, — прокомментировала Пати, не сводя с подруги проницательного прищура. — И тебя это ни капли не волнует.

— Он свободный человек и мне ничего не должен.

— Да кто ж спорит? Свободный и ничего не должен. — повторила Патриция, надевая на себя платок.

— И даже хорошо, что у него родился ребёнок от другой. Это лишнее доказательство того, что он не создан для семьи и нечего даже надеяться.

— Угу, — промычала Пати.

— Что «Угу»? — не выдержала Адалин. — Сама начала про глаза, теперь угукаешь. Ты думаешь, я не вижу? Мне каждый раз смотреть больно. Я, может, поэтому хочу, чтобы он поскорее обрёл семью, — девушка шмыгнула носом, удерживаясь от подступивших слёз.

Патриция смотрела на неё с высокомерием, свойственным тем, кто не терпит проявления слабости, но в душе она сочувствовала несчастной, которую угораздило влюбиться. Сама-то она ни секунды не сомневалась в том, что её это страшное заболевание обойдёт стороной.

— Слушай, — она нарушила тишину. — Надо у этой Фани допытаться, кто отец. Тут же много солдат и офицеров. Тем более, что цвет глаз не всегда передаётся по наследству. Вспомни курс генетики.

— Да? И кто пойдёт спрашивать? Мне прошлого раза навсегда хватило. Больше я встречаться с ней не готова. К счастью, беременность этой женщине больше не грозит, — Адалин осеклась, поняв, что сболтнула лишнего.

Патриция уже успела уместить малыша в широкой простыне, когда слова подруги заставили её замереть. Голосом, который больше подошёл бы демону из ада, она спросила:

— Что ты сделала?

Адалин прижала ладонь к лицу и ответила не сразу:

— Я перевязала ей трубы.

Патриция медленно подошла к подруге вплотную так, что та плечом ощущала шевеления младенца в платке на её груди.

— Ты совсем сдурела? — процедила она. — Такое не делают без ведома пациента! Это преступление!

— Да тише ты! — Адалин сурово взглянула на неё. — Ты помнишь, что они говорили? Камилла как-то обмолвилась, что одного из детей Фани оставила возле хлева со свиньями. Это по-твоему не преступление?! Ей нельзя иметь детей!

— Ты слишком много на себя взяла! А если она выйдет замуж? Ты подумала об этом?

— Значит будет наказана сполна, — в глазах мисс Виндлоу сверкнул недобрый огонёк. — Пусть и дальше развлекается с мужиками без последствий. Уверена, что я оказала ей неоценимую услугу, но не ради неё, — она взглянула на малыша. — Так не должно быть. Мы с тобой не должны лезть вон из кожи, выхаживая её ребёнка, когда родная мать о нём даже не вспоминает. Ты должна меня понять.

Некоторое время подруги прожигали друг друга гневными взглядами,