Мир Мрака 2027 - Иван Косолапов

  – И до куда, если не секрет, – начальник охраны двинулся вперёд, обходя мешки, явно направлялся к выходу.

  Тут я заметил ещё одну занимательную деталь: окна внутри пункта тоже были заколочены, но не имели бойниц. Вроде бы, в кабине машиниста не может быть много “иллюминаторов”, но здесь они были, и я понял почему: стену водительской коморки вырезали, и уделили под дозорную точку треть вагона, “зашив” конец листом металла. Недурно.

  – До Дворца, – неожиданно отреагировал Антон.

  Мужик остановился, медленно развернулся на незнакомый голос, оценивающе осмотрел парня с головы да ног, затем хмыкнул, повернулся обратно, двинулся и сказал:

  – Ясно, до туда, значит до туда. Нырков приказал? – теперь он явственно повернул голову к калеке.

  Тот кивнул.

  – Ну, если приказал, то.. – он взялся за край одной створки двойной двери – единственного присутствующего здесь выхода, – милости просим.

  На этих словах он резко задвинул одну часть давно обесточенного механизма  в специально предназначенную штольню.

  Не скажу, что мне открылось нечто доселе невиданное. Нет, мне открылось то, что я уже видел везде, только тут оно было собрано воедино… как и частички прошлой, навсегда ушедшей жизни.

  Купаловская только просыпалась.

  На платформе было немного построек, и ещё меньше людей. Некоторые, в основном это были мужчины, зевали, думая лишь о том, чтобы вновь куда-либо прилечь, ибо очередная ночь, как и все в последние четыре года, была неспокойна. Некоторые с интересом смотрели на нас, а некоторые только чуть косились, входя в нужные им двери. Добрая половина из них была в мастерских халатах, с какими-либо пилами, полотками или же, что редко, и вовсе простецкими наборами инструментов, сложенных в деревянный ящик с ручкой.

  – Это что, мастерские всё? – попытался догадаться Гоша, как только мы вышли за порог.

  – Так точно.. ну, удачи добраться, – иронично ответил дозорный и закрыл дверь, оставив нас с нашим “разговорчивым” провожатым.

  – И куда их столько.. в туннели – были, тут – есть.. зачем? – смотря на пока ещё более-менее чистый гранитный пол, размышлял Георгий.

  В конце он посмотрел именно на Феодосия.

  Тот лишь показал пальцем вниз.

  Старший посмотрел под ноги, поднял недоумевающий взгляд, быстро глянул по сторонам, и вновь посмотрел на Карло.

  Тот ответил подобным взором, с грустью выдохнул, взял пристёгнутую цепью к своему рюкзаку дощечку, пару раз черканул по ней мелом и развернул.

  Надпись гласила: “Потом”.

  Однако, судя по дальнейшим действиям немого, она на этом не кончалась. Он указал на моего товарища, потом двумя пальцем себе в глаза, и, теми же двумя пальцами, отведя их от очей, резко тыкнул куда-то в пустоту.

  – Увижу? – видать, Гоша понял.

  Калека, щёлкнув пальцем правой руки, согласно указал на наго, той же конечностью.

  Я лишь стоял рядом и также пытался предугадать, что говорит Феодосий. Должен признаться, это довольно забавно, хоть, конечно, в подобном нет ничего весёлого.

  “Потом увидишь. Ну что ж, пусть будет так”, – подумал я как раз в тот момент, когда Антон, как бы долго чего-то ожидая, произнёс:

  – Ну, если вы там разобрались, то будьте добры объяснить кое-что и мне, – он развернулся к нам и указал наверх. – Что это такое?

  И тут я увидел то, что меня и вправду поразило. Из-за нависающей крыши вагона я раньше этого не увидел но теперь… Надо мной, как и над моими товарищами, под самым потолком станции, там где находился узкие служебные коридоры с выступающими краями бутонных перегородок, находились, опираясь на эти самые перегородки, рельсы. Они лежали строго параллельно перрону, идя от одного края стены к другому через каждые пять метров, которые, в свою очередь, занимали левые стенки вагонов (вот куда они дулись.. так их что, по всему поезду вырезали?.. похоже на то) положенные, понятное дело, на само железнодорожное полотно.

  – Ну ни черта себе, – в своей привычной манере, тихо, как теперь только может, выразился Георгий.

  Карло довольно хмыкнул, стёр прежнюю запись, что-то вольяжно-медленно написал и продемонстрировал нам.

  “Жилой сектор”, – ага, вот значит что. Конечно же, было отчасти уже понятно, однако я всё равно уточнил, смотря вверх на громоздкую конструкцию:

  – То есть там что, люди живут?

  Карло кивнул, при этом чуть наклонив голову на левый бок, закрыв глаза и приподняв брови. Я же будто услышал: “Ну, да”.

  Да-а, нехило. Ну, насколько я помню, Купаловская станция немалая, так что может позволить.

  – А ты-то сам, где живёшь? – это спросил старший напарник.

  Наш новый знакомый, вместо ответа, лишь улыбнулся жёлтыми зубами, нагнув голову. Затем, положив руки на бока, с той же беззаботной гримасой, посмотрел на Гошу и, сделав притворно-задумчивое лицо, притом направив мечтательный взгляд ввысь, всего-то пожал плечами. Затем просто отвернулся, ожидая пока мы налюбуемся местностью.

  Думаю, судя по его “словам”, нам, где он обитает, знать не следует.

  Я посмотрел за спину, туда, куда уходил метропоезд: все остальные вагоны тоже были заколочены, а из самих дверей только редко выходили. Поэтому у меня и возник вопрос:

  – А это всё тогда для чего? – дотронувшись до плеча немого, указал тому я на чуть покрытый коррозией, синий электросостав.

  Не стирая ни слова, Феодосий лишь быстро добавил: “Тоже”.

  Мы ещё недолго постояли, поглядели на всё это, в то время как Карло гордился триумфом своей станции… Или же это и вовсе государство теперь?

  Платформа освящалась слабо, но неплохо. Света было как раз достаточно для людей тёмного мира. Правда, он был отнюдь неровным: падал он от свеч, расположенных в корзинках, закреплённых на верёвках, привязанных к кошкам, вдетым между прорезей в покрытии верхнего жилого сектора, по которому, когда люди проснуться, явно застучит множество ног… Тогда тут, скорее всего, начнётся такой непередаваемый каскад звуковых волн – очень не привычно для навсегда замолкшего бытия.

  – А воск из них на головы не капает?– задал я дурацкий вопрос, когда мы уже пошли к переходу посреди платформы.

  Идущий впереди Феодосий чуть передёрнул плечами: моя любознательность его позабавила. Он стёр свою прошлую запись, быстро настрочил новую и, не поворачиваясь сам, показал её мне.

  “Там на дне стекло и верёвка”, – гласила дощечка маленькими буквами. И что это значит?

  – Ого, неплохо придумано. И они никогда не заканчиваются? – это уже был Антон.

  Он, положив руки на свой автомат (которые у нас, почему-то не забрали), спокойно шёл рядом, без особого энтузиазма разглядывая окружение.

  “Ещё не было такого”, – ответил ему немой.

  – Я-ясно.

  Я, толком, так и не понял о чём они.

  Ещё раз взглянув на все десять – уже и сосчитать успел, – “люстр”, и подойдя поближе к молодому напарнику, я вполголоса спросил:

  – То есть, никогда не кончаются?

  Тот посмотрел на меня, как на идиота. Затем отвернулся обратно, усмехнулся и сказал:

  – Вроде старше меня, а такого не знает…

  – Так ты объяснишь?

  – Эх, ну, стекло плавиться при очень больших температурах, – “ну это понятно”, – вставил я. – И таким лёгким нагреванием их не достичь. Так что получается, что весь жидкий воск остаётся там, на донце. Затем затвердевает и вновь используется, а верёвка – фитиль. Вот и вся система. Недурно да?

  Я чуть улыбнулся.

  Действительно хорошо задумано. Однако увидеть это очередное чудо мне больше не довелось: мы спустились в переход ко второй станции.

  Коридор был длинный. Единственным освещением в нём были приколотые к стенам факелы, своим огнём медленно, но верно, коптящие побелённый бетон. Конечно же в помещение подобных размеров (около одной пятой километра) их требовалось немало, вот их и было на каждые пять метров по две штуки. Хотя светла это почти не прибавляло, а только разбавляло контраст между тьмой и светом, думая его более заметным, тем самым тяготя душу. Ну знаете, такое чувство создавалось, будто в самом воздухе мрак находиться – не очень приятно.

  В прямой кишке потихоньку собирались усталые, грязные, полуживые (по душевному состоянию, хотя и в физическом плане до этого недолго осталось) люди. Они ставили свои нехитрые прилавки, кладя на смастеренный самостоятельно табурет большие листы фанеры. Рядом со многими стояли полупустые сумки всякой дребедени: тряпьё, какие-то побрякушки и прочая никому не нужная хрень, обладатели которой надеялись, что смог от её избавиться, причём не за просто так.

  “А ведь они явно будут улыбаться, – подумал я. – Когда будут пытаться впарить свой товар какому-нибудь случайному прохожему”. И ведь так и есть. Они точно будут улыбаться, через силу, со слезами на глазах, будут улыбаться.. и плакать. Плакать за покинутую, потерянную жизнь, где каждый из них был кем-то, где у каждого из них была мечта, и даже не одна. Где половина следующим летом хотела отправится на море, или завести семью, купить квартиру, машину, что-нибудь, что, как казалось, изменит их жизнь.. к лучшему. Но изменило совершенно другое, и отнюдь не к…