Божества древних славян - Александр Сергеевич Фаминцын

class="poem">

 — Як пошла Ганна в Дунай по воду,

И ступила Ганна на хитку кладку.

Кладка схитнулась, Ганна втонула.

(Ганнина мать обращается к народу):

«Не берите люди у Дунае воды,

В Дунай вода — Ганнина слеза». (Малорусс.)[805]

 — Jana, Jana, na Svateho Jana,

Kupala se svatá Ana…

«Jane, Jane, daj mi ručku

Neb zahynem pri potočku»[806]

(Словацк.)

(Яна, Яна, на святого Яна,

Купалась св. Анна.

«Яне, Яне, дай мне ручку,

Чтоб мне не погибнуть в речке».)

е) Хорс, Сивка-златогривка находят себе аналогичные женские образы: первый — в лице Русалки (Хръсалки), в честь которой отправляется повсеместно весенний праздник «Русалия» (Турицы, Семик), и второй, приняв во внимание эпитет «сивый», т. е. седой, белый, каким величается и Кострубонько, погребаемый подобно Ярилу («Сивый, милый голубонько»), — в имени засвидетельствованной Гельмольдом, полабской богини Сивы, вероятно, служившей представительницей седой, белой луны (ср. Селена, Juno Luсinа, от σέλας = lux = свет). И само имя «Хорс» было, вероятно, только субстантивированной формой прилагательного, как Сивка и Златогривка, как Савраска, наконец, как ведийское Harî (см. выше стр. 213 пр. 2). В таком случае под именем Хорса (Хрьс, Рос, Рус) можно понимать не только сивого, златогривого коня, но и сивого, светлого, златовласого бога, а следовательно, и соответствующая ему Русалка будет не только «кобылкой», в образе которой ее несомненно чествовали на Руси на святках и при проводах весны (см. стр. 217–219), но и сивой, светлой, златовласой богиней, которая находит себе аналогичные образы в белокурой Самодиве болгар, в «белой» Виле и сияющей серебром и золотом солнцевой сестре (см. выше пункт в.) у сербов, в богине Сиве полабан, наконец, в лице Купалы, у которой, по словам белорусской песни, «голоука уся у злотя»[807]. Мы встретим позже еще Золотую Ладу, Золотую Пани (Zlota Lada, Zlota Pani) y литвинов[808].

2. Как воинственный, храбрый юнак, как божественный витязь, в лице Святовита, Радегаста — Сварожича, Руиевита, Поревита, Яровита, бог солнца может быть сопоставлен с Девой, Dzewana (Dziewanna) поляков, которую Длугош, Вольский и др. объясняют именем Дианы (см. выше стр. 22), т. e. богини луны, также с Дзевоей белоруссов[809]. Я упомянул уже выше о Деве, которая, по болгарскому представлению, в Иванов день ведет сбивающееся с пути солнце. Солнце же в этот день «держит в руках две сабли и вертит ими» — представление, соответствующее южному, палящему, воинственному характеру этого светила. Болгарская Дева в этом случае, вероятно, та же Самодива (= Самодева), о которой упомянуто выше (стр. 294).

3. Как бог похоти и плодородия, а отсюда и брака и веселья, и богатства, бог солнца принимает в народном сознании следующие образы:

а) Тур находит себе одноименную спутницу в лице Турицы.

б) Ерыл или Ярило (Ярун), Припекало (Бронтон), Купало, Радегаст, Святовит, Ясонь, специально согревающие и припекающие землю и вызывающие тем плодородие, кроме Купалы и Марены (Марыси, Марипы, Марзаны и пр.), о которых пока уже достаточно сказано выше, могут быть сопоставлены с малорусской и белорусской Лялей. В одной белорусской песне обращаются к ней в следующих выражениях:

Дай нам житцу,

Да пшаницу, Ляля, Ляля, наша Ляля!

В агародзе,

Сеножаце (т. e. на покосе), Ляля, Ляля, наша Ляля!

Ровны гряды,

Ровны зряды, Ляля, Ляля, наша Ляля!..[810]

Интересно, что у этрусков, которые вообще в области религиозных верований сделали немало заимствований от соседних народов, Луна называлась между прочим Lala[811] — именем, опять буквально соответствующим нашей Ляле.

в) Лад, «бог женитвы», «бог веселия и всякого благополучия», и Радегаст, представляющий с некоторых сторон столь близкое сходство с Фрейром, богом брака и веселья (см. выше стр. 271, 272), бог света и радости, радетель о благе человечества, как бы Радýн, находят себе точно подходящую подругу: первый — в лице Лады, имя которой возглашается на брачных весельях, второй — в лице Радуницы, сияющей радостью богини красной весны, чествуемой на «красной горке»[812]. Эту Радуницу, представительницу радостной весны, имеет несомненно в виду следующая народная песня, когда обращается к Веснe:

Весна, весна красная,

Приди весна с радостью,

С радостью, с радостью

С великой милостью.[813]

Весну закликают, к матери Ладе обращаются с просьбою благославить это закликание:

Благослави, Мати,

Ой мати Лада, мати,

Весну закликати.[814]

Чехи спрашивают у Весны (lito), где она так долго была, она отвечает, что «у воды руки и ноги мыла»:

Lito, lito, lito, kdes tak dlouho bylo?

— U vody, u vody ruke nohy mylo.[815]

И вопрос и ответ вполне соответствуют приведенному выше (стр. 299) отрывку из весенней песни, обращаемой к весенней богине, в лице Марии. Весна (Uto) рождается, следовательно, из воды, как Афродита из морской пены.

г) Из приведенных выше (стр. 298) стихов Гомера и Гесиода мы видим, что Солнце (Ясион) и Земля (Деметра) вступают в любовную связь. Плодом этой связи является богатство и изобилие (Плутос). Точно так и славянский Ясонь — Ярило — Припекало и т. д., совокупляется с матерью-землей, рождающей изобилие плодов земных, которыми обусловливается благосостояние земледельца и садовода. В северных и средних широтах главное богатство народа составляют плоды полей. Представителем изобилия полевых произведений, составляющих народное богатство, подобно Плутосу, является уцелевший до наших дней в Белоруссии Спорыш, в честь которого в пору жатвы там поются особые «Спорышевые песни».

Название «Спорыш» родственно болгарскому слову спор (прилагат.: спорен), означающему изобилие, богатство (изобильный, богатый, ср. spora (чеш.) = умножение, sporo (польс.) = изобильно, спор (белорус.) = успех)[816]. Слово «спор» соответстует греческому Πλούτος, каковым именем назывался у греков упомянутый выше сын Деметры и Ясиона, представитель богатства. Плутос и Спорыш, следовательно, суть синонимы. Это подтверждается и тем, что точно в том же смысле как Спорыш, величается в белорусских песнях и Добро (= изобилие, богатство). Привожу две песни в честь Спорыша и Добра:

а) Ходзиу Спорыш по вулице,

По вулице по широкой,

По мурауце по зеленой,

А нихто Спорыша у двор ня зовець.

Вышла, выехала Хвядориха: