Двор Карла IV. Сарагоса - Бенито Гальдос

Вдруг в ночной тишине я расслышал глухие удары, раздававшиеся прямо под нами, глубоко под землей. Я тотчас же сообразил, что это орудуют кирками французские саперы; я поделился своими опасениями с Агустином, и тот, прислушавшись, согласился со мной:

— Ты прав, они ведут подкоп, но только куда? Сапы, которые они прорыли от Иерусалимского монастыря, уже перерезаны нашими, и французам стоит только шаг ступить, как они столкнутся с нами.

— Судя по шуму, они ведут подкоп у Сан-Дьего: они уже завладели частью этого здания, но до сих пор не добрались до подвалов Сан-Франсиско. Они, наверное, предположили, что пробраться от Сан-Дьего к монастырю легче всего через подвальные помещения, и, видимо, прокладывают сейчас проход туда.

— Беги живей в монастырь, — приказал мне Агустин, — спустись в подземелье и, если услышишь шум, сразу извести Реновалеса. Если что случится, немедленно зови меня.

Агустин остался с Марикильей. Я поспешил к монастырю Сан-Франсиско; спустившись в подвалы, я обнаружил там в числе других защитников города офицера-сапера, которому и высказал свои опасения, на что он ответил:

— Через подкопы под улицей Санта-Энграсия со стороны Иерусалимского монастыря и Больницы им сюда не подобраться: мы свели на нет всю их работу, перерезав их подземные ходы своими и теперь там достаточно нескольких солдат, чтобы остановить неприятеля. Все церковные подвалы под этим зданием, а также погреба и кладовые, которые выходят на восточную галерею, сейчас в наших руках. В западной и южной части монастыря мы не вели саперных работ, потому что там нет подвалов и не к чему делать подземные ходы — маловероятно, чтобы неприятель напал на нас с той стороны. Соседний дом тоже наш, и я сам осмотрел его погреба, которые почти соприкасаются с подземельем, находящимся здесь, под залом капитула. Если французы займут дом Привидений, они без труда заложат мину и взорвут западную и южную часть монастыря. Но мы еще удерживаем этот проклятый дом, да и расстояние от него до французских позиций у Сан-Дьего и Санта-Росы тоже довольно большое. Вряд ли французы рискнут атаковать нас с этой стороны, не соединив ходами сообщения дом Привидений с коллегией Сан-Дьего или Санта-Росой, — без таких ходов к нам не подобраться незаметно.

Мы проговорили с сапером до самого рассвета, когда к нам присоединился Агустин. Он вошел с довольным видом и сообщил мне, что ему удалось найти Марикилье пристанище там же, где приютилась его семья. Затем мы стали готовиться к предстоящему сражению, потому что противник, овладев Больницей, точнее говоря, ее развалинами, намеревался пойти на штурм монастыря Сан-Франсиско не по мрачным подземным переходам, а во весь рост, под яркими лучами солнца.

XXVIII

Захват монастыря Сан-Франсиско решил бы судьбу города: тот, в чьих руках находилось это огромное здание, расположенное в самом центре Косо, обладал бесспорным преимуществом перед противником. Французы с раннего утра держали монастырь под огнем, рассчитывая пробить в его стенах брешь для штурма, а сарагосцы стянули на защиту монастырских строений свои лучшие силы. Так как число солдат у нас непрерывно сокращалось, за оружие взялось множество почтенных горожан, занятых прежде на тыловых работах. Сас, Сересо, Ла-Каса, Пьедрафита, Эсковар, Лейва, дон Хосе де Монторья — словом, все выдающиеся патриоты поспешили на защиту монастыря.

В начале улицы Сан-Хиль и у арки Синеха стояло несколько наших пушек, сдерживавших натиск врага. Вместе с отрядом эстремадурцев я был послан на эту батарею, где уже почти не осталось прислуги; когда я прощался с Агустином, оставшимся командовать ротой в монастыре, мы крепко обнялись, решив, что видимся в последний раз.

Дон Хосе де Монторья был ранен в ногу на баррикаде у Крус дель Косо и вынужден был уйти с позиции; он прислонился к стене дома у самой арки Синеха и некоторое время крепился, стараясь не упасть в обморок из-за потери крови. Наконец, понимая, что он вот-вот лишится чувств, Монторья подозвал меня:

— Сеньор Арасели, у меня в глазах темнеет… Ничего не вижу… Проклятая кровь, ну, зачем она течет ручьями, когда каждая капля ее так нужна! Дайте мне руку!

— Сеньор, идите-ка лучше домой, — посоветовал я, подбежав к отцу Агустина и поддерживая его.

— Нет, я останусь здесь… Так вот, сеньор Арасели, если я потеряю слишком много крови… Куда, к дьяволу, она утекает, проклятая?.. Ноги прямо ватные, а сам я — как пустой мешок: сейчас свалюсь.

Он сделал нечеловеческое усилие, чтобы не упасть, но сознание почти покинуло его, и причиной тому была не только серьезная рана и потеря крови, но и голод, бессонные ночи и пережитые несчастья. Несмотря на все просьбы дона Хосе оставить его здесь, у стены — он, видите ли, хотел не упустить ни одной подробности начинавшегося сражения, — мы все же отнесли старика в его жилище, которое находилось тут же на Косо, на углу улицы Рефухьо. Семья Монторья разместилась в одной из комнат верхнего этажа. Дом был полон раненых, а трупы, лежавшие у двери, почти загораживали вход в здание. Ни в узком подъезде, ни в комнатах нельзя было шагу ступить потому, что везде лежали люди, пришедшие сюда умирать, а живых было трудно отличить от мертвых.

Когда мы внесли Монторью на первый этаж, он попросил:

— Не тащите меня наверх — там моя семья. Оставьте меня в этой комнате. Видите вон там свободный прилавок? На нем мне будет удобно.

Мы положили его, куда он хотел. Помещение на нижнем этаже было когда-то лавкой. В этот день под прилавком уже скончалось несколько раненых и больных, но и сейчас на грязном полу, кое-как застеленном рваным тряпьем, лежало множество несчастных.

— Посмотрим, — продолжал Монторья, — не найдется ли здесь хоть одна добрая душа, которая заткнет мне куском пакли эту дыру, откуда хлещет кровь.

Какая-то женщина подошла к раненому. Это была Марикилья Кандьола.

— Да вознаградит тебя бог, дочка, — сказал дон Хосе, увидев у нее в руках корпию и кусок полотна. — Мне бы только малость ногу залатать. Кость-то, я думаю, цела.

В это время в дом ворвалось человек двадцать горожан, которые, встав у окон, открыли огонь по развалинам Больницы.

— Сеньор Арасели, вы идете к ним? Погодите немного и возьмите меня с собой — похоже, что без вашей помощи я не могу двигаться. Пускай стреляют из окон только по вашей команде. Цельтесь точнее, ребята! Не давайте даже носа высунуть тем, кто засел в Больнице… Послушай-ка, девушка, нельзя ли побыстрее? Нет ли под рукой ножа? Надо бы отрезать этот кусок мяса, а то он болтается без толку… Ну как там дела, сеньор Арасели? Наша берет?

— Дела идут неплохо, — ответил я ему, стоя у окна. — Французы отступают к Больнице. Монастырь Сан-Франсиско — твердый орешек, его не так-то просто разгрызть.

Между тем Мария, внимательно поглядывая на Монторью, продолжала с большой осторожностью и старанием перевязывать его.

— Вы настоящее сокровище, дитя мое, — сказал ей дон Хосе. — Перевязываете так, словно и не прикасаетесь к ране. Но почему вы смотрите на меня? Чем вас заинтересовало мое лицо? Ну, готово?.. Попробую-ка встать… Нет, не получается… Неужели у меня в жилах не кровь, а розовая водичка?.. Эх, опять чуть не вы ругался — никак не избавиться от этой проклятой привычки, просто никак. Ну, что там, сеньор Арасели? Как дела?

— Великолепно, сеньор! Наши храбрые земляки творят чудеса.

В эту минуту к нам подошел раненый офицер и попросил перевязать его.

— Все идет как по маслу, сказал он. — Французам не взять Сан Франсиско. Тех, что атаковали со стороны Больницы, уже трижды отбрасывали назад. Но самое поразительное, сеньоры, случилось у Сан-Дьего. Неприятель ворвался в сад дома Привидений, тогда храбрые солдаты из Орихуэлы под командой Пино Эрмосо пошли в штыки и не только выбили оттуда французов, но и уничтожили многих из них, а тринадцать человек взяли в плен.

— Хочу к ним. Да здравствует батальон Орихуэлы! Да здравствует маркиз Пино Эрмосо! — исступленно воскликнул дон Хосе де Монторья. — Идемте, сеньор Арасели. Отведите меня туда. Нет ли где-нибудь здесь пары костылей, сеньоры? Правда, ноги не держат меня, но я все-таки дойду — сердце доведет. Прощайте, прекрасная моя исцелительница! Но почему вы так на меня смотрите? По-моему, вы меня знаете, да и я где-то видел ваше лицо, но где — не припомню.

— Я тоже вас видела, правда, всего один раз; но похоже, что я не ошиблась, — уверенно сказала Марикилья.

— Я не забуду вашего благодеяния, — продолжал Монторья. — Вы, наверное, добрая девушка… и, без сомнения, очень красивая. Прощайте, я весьма признателен вам, весьма признателен. Хорошо бы, сеньор Арасели, раздобыть пару костылей или хоть палку — без этого мне не дойти. Дайте-ка мне руку… Да что это за пелена застилает мне глаза?.. Пойдемте туда и вышвырнем французов из Больницы.