Я тебя придумала - Анна Шнайдер

столом — они обедали в компании Аравейна и Луламэй — Ана чуть не расплакалась. А Эдигор всего лишь сказал, что императрицы не должны чавкать.

— Ваше величество, — Аравейн посмотрел на Дориану с явным сочувствием, — в Мирнарии так принято. У нас подобное признак отсутствующего воспитания, а там — комплимент хозяину дома или повару.

Эдигор нахмурился.

— Да, что-то такое припоминаю. Но я всегда считал, что это шутка.

— Нет, — буркнула его жена, громко хлюпнув носом. Император улыбнулся.

— Извини, Ана. Но впредь постарайся избавиться от этой привычки, хорошо?

По-настоящему сблизились они лишь спустя три года. Эдигор тогда отсутствовал около двух месяцев — вместе с герцогом Кроссом отправился в земли гномов, где местные умельцы разработали новый вид доспехов, но для масштабного выпуска требовалось разрешение императора. А на обратном пути Эдигор нанёс визит вежливости светлым эльфам.

И за эти два месяца Ана как-то привыкла к тому, что мужа в замке нет. Поэтому несколько удивилась, когда, проходя однажды утром мимо открытого окна на втором этаже, услышала доносящийся с улицы звон стали.

Выглянув из окна, Дориана замерла — одно мгновение девочке казалось, что на Эдигора напали, но потом она успокоилась, поняв, что стала свидетелем утренней тренировки мужа и Аравейна. Но в этот раз что-то изменилось, причём изменилось в ней самой — Дориана вдруг почувствовала, как к щекам прилила кровь, и сердце бешено застучало, когда она наблюдала за мужем.

Эдигор по-прежнему носил усы и бороду — впрочем, он не расставался с этим обликом с того дня, как стал императором — и Ана чувствовала себя маленькой и жалкой по сравнению с ним. Но кроме этого чувства было что-то ещё. Что-то поднималось в ней, когда Дориана смотрела, как напрягаются мышцы Эдигора под тонкой, промокшей от пота светлой рубашкой, как быстро и стремительно он двигается, отражая выпады Аравейна, ни на минуту не теряя уверенности в действиях.

Ане тогда уже исполнилось тринадцать, и то утро стало первым откровением для маленькой императрицы, которая только начинала становиться женщиной. И весь день, сидя на уроке вместе с Луламэй, Дориана была непривычно тиха и молчалива — девочка старалась отрешиться от мыслей и чувств других людей, чтобы сосредоточиться на себе.

А ночью началась такая жуткая, громкая гроза, что Ана, не выдержав одиночества, рванула в комнату Эдигора. Позже она и самой себе не могла признаться, зачем ей это понадобилось.

Император уже спал. Ане тогда повезло, что девочка не застала в его покоях Эллейн, но она об этом так и не узнала.

Услышав чьи-то тихие шаги, Эдигор поднял голову с подушки. Он не сразу понял, кто стоит перед ним, разглядывая тонкую девичью фигурку в одной ночнушке.

— Ана? — голос Эдигора был хриплым со сна, и он, прокашлявшись, продолжил: — Что-то случилось?

Девочка неловко почесала одну босую ногу другой. Увидев это движение, император едва не рассмеялся.

— Гроза, — буркнула Ана, кивнув на окно. — Мне страшно.

— Ты ведь уже большая, — сказал Эдигор, сев на постели и широко улыбнувшись. — Неужели до сих пор боишься грозы?

На самом деле Дориана, конечно, давно не боялась грозы. Просто ей было одиноко. А ещё, когда Эдигор сел, она впервые увидела его голый торс, и от этого почему-то смутилась и растерялась.

Так и не дождавшись от девочки ответа, император, вздохнув, поманил её рукой.

— Иди сюда.

— Зачем? — Дориана посмотрела на него исподлобья, не решаясь сделать ни шага вперёд.

— Затем, что стоять босыми ногами на холодном полу вредно. Можно простудиться. Иди сюда, говорю.

И тогда Ана решилась. Сделав несколько осторожных шагов, девочка приблизилась к Эдигору почти вплотную, и испуганно забилась, когда он обнял её и осторожно лёг на кровать вместе с ней.

— Тише, не дергайся, а то ещё случайно ткнёшь себя пальцем в глаз, больно будет.

«Он считает меня ребёнком!» — подумала в тот момент Дориана и немного разозлилась. Тогда она не понимала, что Эдигор и не мог считать никем иным тринадцатилетнюю девочку, учившуюся вместе с его сестрой.

Но так или иначе — Дориана затихла, позволив императору прижать себя к груди и укрыть сверху тёплым, мягким одеялом.

— Ну вот. А теперь давай спать.

— И всё? — девочка так искренне изумилась, что Эдигор непроизвольно рассмеялся.

— А ты чего хотела? Ночь на дворе, Ана. Не знаю, как тебе, а мне завтра рано вставать.

Девочка смутилась.

— Ну… я ведь твоя жена… — Дориана, подняв голову, наткнулась на весёлый, но очень ласковый взгляд императора.

— И что из этого следует? — в его голосе искрились смешинки.

Девочка сама не понимала, зачем всё это говорит. Зачем она вообще сказала это страшное и глупое слово «жена»? Дориана не понимала, в чём его суть, кроме того, что она должна быть хорошей императрицей и не делать глупостей.

— Неделю назад родила Мика, — вдруг выпалила Ана. — Это твой ребёнок?

К её удивлению, Эдигор покачал головой.

— Нет. С чего ты взяла?

— Ну… Ты хорошо относишься к Мике, и я видела, как ты к ней в комнаты входил…

— Я и к Аравейну хорошо отношусь и в гости к нему захожу, но это ведь не значит, что у него от меня есть ребёнок. — Эдигор поднял руку и погладил Ану по голове. Девочка замерла. — У Мики есть муж, просто он никому не показывается на глаза — нельзя пока. Но, возможно, когда-нибудь ты его увидишь.

— Значит… дети Мики — не твои?

— Нет.

У Аны будто гора с плеч упала. Она искренне считала служанку любовницей императора, а оказывается… Впрочем, есть ещё Эллейн, роль которой Дориане так и не смог никто объяснить. Вернее, не захотел. Но сейчас девочка решила о ней не спрашивать.

— Почему я не чувствую тебя? — вспомнила она