Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

class="p1">Уиллоу, запыхавшись, смеется. Ее щеки все еще пылают, а улыбка, расплывающаяся по лицу, наполняет мое сердце теплом.

– Это было… срань господня, да просто офигенно. Я только что трахнула байк!

Я разражаюсь смехом, улыбаясь ей.

– Начинаешь понимать привлекательность мотоциклов?

– Ну, я и раньше понимала, но теперь… я просто… ох, господи.

Я наклоняюсь и снова целую ее, еще больше ощущая ее солнечное присутствие. Я собираюсь уже предложить поехать чего-нибудь перекусить, ведь уже пора бы, но тут у нее в кармане тихо жужжит телефон.

– О, подожди, – говорит она. – Надо взять.

Она достает смартфон, смотрит на экран, и на ее лице появляется озадаченное выражение. Затем проводит пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок, и подносит его к уху.

– Алло? Да, это… Что?

Я не знаю, что говорит человек на том конце линии, но перемена в Уиллоу происходит мгновенно. Она застывает, ее лицо бледнеет, как будто с него разом схлынула вся кровь.

Вот дерьмо. Вряд ли новости хорошие.

37. Уиллоу

– Ты должна приехать прямо сейчас! – кричит мне в ухо истеричный голос. – Я зашла к Мисти домой, потому что она снова врубила музыку на всю катушку, но когда вошла… дверь была открыта, а она просто лежала там.

– Что? – переспрашиваю я, чувствуя, что не могу осмыслить то, что она говорит.

Это соседка, одна из тех, кто живет слишком близко и попадает под ее радар дерьма. У нее есть мой номер только потому, что она вечно звонила и требовала, чтобы Мисти прекратила шуметь, или если парни, с которыми Мисти тусовалась, были слишком громкими.

Я никогда не думала, что эта женщина воспользуется моим номером, чтобы позвонить мне по такому поводу.

– Я уже звонила в 911, – продолжает она. – Но она… она, похоже, не дышит.

Слова долетают до моего уха и проникают в мозг, но все это кажется какой-то чушью, ерундой. Сердце все еще колотится от оргазма, который я только что испытала на мотоцикле Рэнсома, но теперь кровь в венах шумит от страха, а не от восторга.

– Мисти! – Я подпрыгиваю, когда женщина выкрикивает имя моей приемной матери прямо мне в ухо. Видимо, пытается привести ее в чувство. – Мисти, ты должна проснуться, слышишь меня?

Кожа покрывается мурашками, и я стряхиваю с себя подступившее оцепенение.

– Мы уже в пути, – говорю я, а голос будто и не мой вовсе. – Просто… делай, что можешь.

Я вешаю трубку, и телефон чуть не выскальзывает из моих онемевших пальцев. Рэнсом ловит его, прежде чем тот успевает упасть на землю, и смотрит на меня с беспокойством в сине-зеленых глазах.

– Что случилось? Уиллоу?

– Я… мы должны поехать к моей маме домой. Прямо сейчас. Она… Я думаю, у нее была передозировка или что-то в этом роде, но она…

Слова странно слетают с губ, словно я не могу до конца поверить, что произношу их. У Мисти и раньше бывали ситуации, когда она смешивала то, что не должна была, или напивалась так сильно, что отключалась прямо на кухне, но так далеко это никогда не заходило. Она никогда не…

– Я отвезу тебя, – говорит Рэнсом, и я моргаю, заставляя себя сосредоточиться на его голосе. – Садись.

Он помогает мне слезть с переднего сидения мотоцикла, и я снова забираюсь на заднее, крепко обхватывая Рэнсома за талию. Он заводит мотоцикл и трогается с места, а я почти на автопилоте указываю ему, куда ехать.

Я цепляюсь за него, пытаясь сообразить, что могло случиться и почему.

Знаю, Рэнсом, скорее всего, нарушает скоростной режим, чтобы добраться туда побыстрее, но мне кажется, будто время замедлилось, а кожа просто зудит от желания оказаться уже там.

Я не могу поверить, что это происходит на самом деле. Не могу поверить, что она это сделала… Я чувствую оцепенение. Ветер даже не обжигает мне щеки, потому что я отключилась от всего, кроме удушающего чувства страха, наполняющего грудь.

Через несколько минут мы подъезжаем к дому Мисти, и я спотыкаюсь, пытаясь слезть с байка. Рэнсом делает движение, чтобы помочь мне, но, прежде чем он успевает это сделать, я встаю на ноги и мчусь по подъездной дорожке к двери.

В данный момент я даже не могу вспомнить имя позвонившей мне соседки, но сцена в точности соответствует ее описанию. Моя мама лежит на полу в гостиной, бледная и ни на что не реагирующая. Она растянулась по полу, как будто упала или потеряла сознание, или что-то в этом роде, одетая только в нижнее белье и майку.

В ней нет жизни, ничто не указывает на то, что она все еще с нами. Соседка делает искусственное дыхание, попеременно надавливая Мисти на грудь и дуя ей в рот. Ее руки дрожат, как будто она делала это слишком долго, и, похоже, у нее заканчиваются силы, да и с самого начала она делала все неправильно.

– Погодите, – говорит Рэнсом, подходя ко мне сзади. – Позвольте мне.

Соседка удивленно поднимает глаза, но через секунду отходит в сторону, позволяя Рэнсому подойти ближе. Он в гораздо лучшей форме, чем она, аккуратно делает надавливания на грудную клетку и отсчитывает их, прежде чем вдохнуть Мисти в рот. Он повторяет это несколько раз, а затем поднимает на меня взгляд, в котором читается беспокойство.

Я смотрю на свою маму, чувствуя холод во всем теле.

Ее глаза закрыты, и в каком-то смысле она выглядит более умиротворенной, чем когда-либо. Но это неправильно. Она не должна быть такой.

Такой тихой. Такой неподвижной.

Она всегда была громкой и вспыльчивой, с бешеным темпераментом.

Это просто… на нее не похоже. Не такой она должна быть.

Вдалеке воют сирены, а я стою, как статуя, и смотрю на Рэнсома и свою маму.

Через минуту прибывают парамедики и врываются в дом. Они наклоняются, чтобы поговорить с Рэнсомом, который отходит в сторону, позволяя им взять инициативу в свои руки. Он подходит ко мне, обхватывает меня руками и оттаскивает в сторону, чтобы они могли заняться своей работой.

Я чувствую тепло его тела, ощущаю ровный стук его сердца, но все остальное кажется оцепенелым и холодным.

– Ты член семьи? – спрашивает меня женщина-парамедик, подходя ко мне.

Мне приходится пару раз моргнуть, чтобы сосредоточиться, а затем я киваю.

– Да. Я… ее дочь.

– Дорогая, нам нужно, чтобы ты ответила нам на несколько вопросов, если сможешь. Твоя мать употребляет наркотики? – Она задает этот вопрос мягко, словно старается не расстраивать меня еще