Что вдруг - Роман Тименчик

Мандельштам, по-видимому, если не сам предложил, то санкционировал имя изображающего его героя дона Хозе делла Тиж д'Аманда – перевод на французский немецкого Mandelstamm («ствол миндаля») – tige d’amande. Каламбуры на тему этой еврейско-немецкой фамилии были ходовыми еще применительно к дальнему родственнику поэта, известному врачу и общественному деятелю М.Е.Мандельштаму4. Аллюзии на этимологию собственной фамилии присутствуют, вероятно, в поэзии Мандельштама5 и «Египетской марке».

Мандельштам в этой комедии говорит перелицовками своих стихотворений применительно к своей же кофемании, которой он воздал дань и в лирике и в прозе:

Тиж д’АмандМне дан желудок, что мне делать с ним,Таким голодным и таким моим.О радости турецкий кофе питьКого, скажите, мне просить?

СуламифьВы, верно, влюблены?

Тиж д’АмандНе сомневаюсь.Я кофия упорно добиваюсь.Я и цветок и я же здесь садовник…

СуламифьЯ напою вас, если вы любовник.

Тиж д’АмандЯвлений грань кофейником разрушь.Я пустоты всегда боялся.

СуламифьЧушь.

Тиж д’АмандКузнечиков в моем желудке хор.Я чувство пустоты испытываю.

СуламифьВздор.Ступайте-ка влюбиться,Да повздыхать, да потомиться,Тогда пожалуйте в кафе.

Тиж д’Аманд(гордо)Любовной лирики я никогда не знал.В огнеупорной каменной строфеО сердце не упоминал.(подходит к кофейнику и величественно в него заглядывает)

СуламифьКуда ты лезешь? Ишь какой проворный!Проваливай!

Тиж д’АмандВаш кофе слишком черный!(медленно удаляется, декламируя)Маятник душ – строгКачается, глух, прям,Если б любить мог…

СуламифьКофе тогда дам.

Способам удовлетворения кофейной страсти Тижа – Мандельштама учит «внесценический персонаж» – проживавшая тогда же в Алуште легендарная Паллада, соименница «богини моря, грозной Афины» из мандельштамовского стихотворения «В Петрополе прозрачном мы умрем», вписанного в альбом Анны Радловой:

(Появляется сияющий Тиж д’Аманд)ТижУра, ура, я больше не в загоне,Я объяснился вашей бонне…Она меня с позором прогнала,Шпицбубом назвалаИ запустила вслед пантоффель.В тяжелых муках заслужил я кофе.

СуламифьКак эта мысль вам в голову пришла?

ТижПаллада мудрая совет мне подала.

О повязанности общими заботами о пропитании Мандельштам 15 августа 1917 года вписал в альбом Паллады (с которой пользовался общей молочницей) двустишие:

Я связан молоком с языческой Палладой,И кроме молока мне ничего не надо!6

Оставшаяся за кулисами действия Паллада возникает в комедии еще раз, в основном своем качестве практика и теоретика науки любви7:

КотикусКого любить и кем увлечься надо?

СуламифьНе все ль равно? Кто нравится – хорош.

КотикусТак говорит и некая Паллада.

В другой раз автор «Камня» говорит элегическим дистихом в тон встреченному «Александрису Леонидопуло, педагогу» – критику, пушкиноведу, прозаику Александру Леонидовичу Слонимскому (1884–1964). Александр Слонимский на склоне лет поминал Алушту как «Крымскую лабораторию формализма»8. Воздыхания Леонидопуло —

Тягостей, ох, не снесут брюкоодетые чресла,Лунною ночью и днем плачу я все об одном:Встретилась мне на пути бронзовоплечая дева,Я ей сандалии шил, с нею ходил в вертоград.Чтобы ее ублажить прохладнопенным напитком,Часто я смелой рукой вымя коровье трепал.Сколько письмен заказных из Алустии ей приносил я,Сколько конфект покупал, сколько истратил я драхм.Вечно сурова ко мне ременнообутая дева,Вечно над мукой моей, злая, смеется она.Но я сегодня решил, облачившись в купальные трусы,С камней Черновских стремглав в черные волны прыгнуть…Путница, встретив Вирджинию, ты ей скажи непременно:Горестный Александрис в волнах соленых погиб…Милая дева, прощай. Граждане Крыма, прощайте… —

стилизуют облик А. Слонимского в некотором контрасте с его незадолго до того продемонстрированной мужской взрослостью – он работал в санитарном отряде Союза городов и описал фронтовые впечатления в очерках «Картины войны»9. Мандельштам и Слонимский впервые выходят на сцену одновременно:

Входят с двух сторон Леонидопуло и Тиж д’Аманд. Первый нагружен пакетами.

Второй с книгой под мышкой, на лице физическое и нравственное страдание.

ЛеонидопулоГде же Вирджиния, где же? Ответствуй, прохожий. Не знаешь.Грустным взором глядишь, верно несчастен и ты.

Тиж«Камень» в витринах есть, но есть и в печени камень:Знай, рассосаться, мой друг, трудно обоим камням.

«Вирджиния, девушка», к которой взывает Леонидопуло, – Наталья Владимировна Гвоздева-Султанова (1895–1976)10 названа говорящим именем потому, что носила «девическую» прическу – коски по ушам. Урожденная Шумкова, она описана в автобиографической прозе Ольги Морозовой под именем «Наташи Ш., “шармантной”, как говорилось, девицы»11. Она и сообщила текст пьесы, расшифровав имена персонажей12.

Первая из вышеприведенных сцен, где пререкаются С.Н. Андроникова (Суламифь) и Мандельштам (Тиж д’Аманд), смутно хранившаяся в памяти другого персонажа комедии, Виктора Жирмунского (Витикуса), заставила его предположить, благодаря известной перекличке мотивов, реальные лица за фельетонными масками в одном из очерков Георгия Иванова. После чтения «Истории одного посвящения» Марины Цветаевой и обсуждения этого очерка с В.М.Жирмунским в 1964 году Ахматова записала в рабочей тетради:

Кроме Коктебеля, М<андельшт>ам в Крыму бывал в Алуште (дача Магденко). Там в 16–17 была Саломея с Рафаловичем (С. 557); О. М<андельшта>м жил в Крыму 1916-17 г. <…> в Алуште у Магденко. Там в это время были <…> Саломея с Рафаловичем [-] [п]ара, из кот<орой> старый пасквилянт (Г.Иванов) мог слепить богатого армянина и его хорошенькую содержанку. Оба в это время были в Париже, и, конечно, без битья дело бы не обошлось (пред <положение> В.М. Ж<ирмунского>, не знать, к кому относится соломка, Георгий Иванов просто не мог (это знали все), и если он называет ее хорошенькой содержанкой, ему нужна маска13.

Речь идет о цитируемом у Цветаевой очерке Г.В.Иванова из цикла «Китайские тени»:

Мандельштам жил в Коктебеле <…>, сопровождаемый улюлюканьем местных мальчишек и улыбками остального населения «живописного уголка». Особенно, кстати, потешалась над ним «она», та, которой он предлагал «принять» в залог вечной любви «ладонями моими пересыпаемый песок». Она (очень хорошенькая, немного вульгарная брюнетка, по профессии женщина-врач) вряд ли была расположена принимать подарки такого рода: в Коктебель ее привез ее содержатель – армянский купец, жирный, масляный, черномазый. Привез и был очень доволен: наконец-то нашлось место, где ее было не к кому, кроме Мандельштама, ревновать… <…> Мандельштам шел по берегу <…>. Недовольный, голодный, гордый, смешной, безнадежно влюбленный в женщину-врача, подругу армянина, которая сидит теперь на своей веранде в розовом прелестном капоте и пьет кофе – вкусный, жирный кофе, и ест горячие, домашние булки, сколько угодно булок…14.

Догадка В.М. Жирмунского подтверждается формулировкой Г.В. Иванова – последний писал В.Ф. Маркову в 1957 году: «Саломея <…> жена знаменитого булочника, рожд<енная> кн<яжна> Андроникова[,] держал[а] салон <…> Теперь эта Саломея в Лондоне, большевизанит. <…> это та Саломея, “когда соломинка не спишь в огромной спальне”»15.

Жирмунский-Витикус существовал в «Кофейне» в комической паре с Котикусом:

КотикусПрофессор Витикус, ах что вы, что вы…

ВитикусПрофессор Котикус, я сотни книг…

КотикусПрофессор, вы к науке не готовы.

ВитикусПрофессор, я методику постиг.

КотикусПрошу, профессор, объяснить позвольте…

ВитикусОт объяснений вы меня увольте.

КотикусПиррихий и пэон четвертый сутьДве вещи разные.

ВитикусДа я ничутьНе отрицал.

КотикусПоэзия не проза,Метафора не есть метемпсихоза.Лишь эту разницу переварив, мыДойдем до мужеской и женской рифмы…

Профессор Котикус – Константин Васильевич Мочульский (1892–1948), тогда – начинающий филолог16, приват-доцент Петербургского университета, впоследствии, в эмиграции – видный литературовед17. Со студенческих лет был дружен с Мандельштамом и Гумилевым18. Увлекался театром19, участвовал в любительских спектаклях. Его парижский друг вспоминал: «Мы знали в К.В. его склонность к игре, которая как-то удивительно уживалась в нем с добросовестностью и основательностью университетского ученого и с глубокой серьезностью в разрешении проблем его личной духовной жизни»20. Он, видимо, писал лирические стихи – как будто только одно из них, внесенное в альбом Анны Ахматовой, опубликовано21, но в дружеском кругу больше был известен своими пародиями22.