Королева для эстонцев - Елена Умнова

— Он сказал, сейчас вернется, — кивнул Одеяло. Я залезла к себе на кровать. Вернулся Подушка, и разговор продолжился в том же ключе.

Одеяло сидел на тумбочке и повторял одну и ту же фразу, бьясь головой об мою кровать.

— Пластинку заело! — прокомментировала я. Одеяло успокоился, и снова пошел один и тот же разговор. Вот Подушка развернулся и снова подскочил на месте, увидев меня на кровати. Разговор прервался и тут же снова продолжился. Одеяло снова что-то сказал, так что Подушка вперился в линолеум. Еще чуть-чуть, и он действительно его взглядом прожжет.

— Одеял, сядь вот туда, — попросила я.

— Зачем?

— А ты сядь!

Одеяло пересел, увидел Подушку, ужаснулся и попросился обратно.

— Не-а, нельзя, — сказала я. Он попятился до конца кровати и что-то сказал Подушке.

— А это сюда не приплетай! — сказала я.

— Во-во! — кивнул Подушка, с ужасом смотря на меня, и продолжил разговор дальше.

Ира тоже попыталась вставить что-нибудь.

— А это причем?

— И, правда, и причем тут это, из-за этого и спорить начали, — с сарказмом сказал Одеяло.

Парни разошлись не на шутку.

— Теннис! — прокомментировала я, пока они перебрасывались репликами. — Одеяло совсем страх потерял!

— Вот-вот! — согласилась Ира.

Тут Одеяло совсем близко придвинулся к Подушке, даже вскочил с места.

— Во, пошли, пошли на экскурсию в такое место под названием туалет! — сказала ему Ира.

Взяла его под руку и увела вниз. Подушка остался сидеть, и диалог плавно перетек в монолог. Он что-то спросил у воздуха, и я тут же ответила.

— Не-а, — покачала головой я. Бедный, ну зачем же так подскакивать-то? — Я не пошла Одеяло замачивать.

Подушка отмахнулся от меня и продолжил говорить.

— Все равно ты эстонский не знаешь.

— Зря ты себя дураком называешь. Дурак — это умственно отсталый, а у тебя вроде бы с мозгами все нормально, — сказала я, проанализировав его непонятный монолог.

Подушка уставился на меня, как баран на новые ворота, потеряв челюсть в процессе поднимания на меня глаз.

— Поговори, что ли, или помонологируй! — не выдержала я, когда он снова уставился на линолеум.

— Что? — то ли не понял, то ли не услышал Подушка.

— Ну, поговори сам с собой, если со мной не хочешь, — перевела я.

Подушка снова замолчал, я улеглась на кровать и уставилась в потолок в пику Подушке. Тот встал и ушел в смежную комнату.

— Каверзничать буду, если не вернешься, — предупредила я. Он вскоре вернулся и сел, а через пару мгновений опять начал говорить. Во достали друг друга!

— Да не убеждай ты себя в этом! — образумила его я.

Подушка снова заткнулся, встал и посмотрел на меня сверху вниз.

— Откуда ты это знаешь? — разделяя слова, спросил он.

— По интонации, — так же ответила я.

Подушка снова сел. Ирка привела второго психбольного, который, видимо, умывался сам, ибо волосы мокрее не стали. Одеяло тут же открыл рот (не иначе как всю дорогу готовил), Подушка сделал то же самое.

— Так, стоп. Подушка, подожди, не реагируй! — сказала Ира. — Сейчас я подумаю, куда его спрятать: под кровать или в шкаф!

Подушка послушно замолчал, Одеяло обиделся.

— Пошли, — покачала головой Ира.

— Не пойду, — ответил Одеяло.

— Подушка, подними его за шиворот! — попросила Ира. Подушка, не вставая, подергал его за футболку. — Теперь пойдешь?

Одеяло обреченно пошел вместе с Ирой.

— Опять в туалет?

— А ты хотел?

Ушли. Шарах, шарах! Я подскочила на кровати и заглянула вниз. Господи, всего лишь на кровать лег, я уж думала — головой об стену бьется. Я спустилась, села к нему не кровать, а он, поглощенный своими мыслями, этого даже не заметил. Это меня, которая страдает «слонизмом» и неуклюжестью? Я тронула его за плечо, он подскочил.

— Не надо так пугаться! — попросила я. Он снова отвернулся к стене, я развернула его за плечо к себе, да так, что он навис над полом.

— А-а, — всполошился он и снова рывком улегся как прежде.

— Тогда сразу ложись на пол, а то падать высоко, — посоветовала я.

Он поворочался, вытаскивая из-под себя одеяло.

— Кровать не железная, так на ней прыгать. Нет, она, конечно железная, но не выдержит, развалится.

Подушка выдохнул, набираясь терпения на меня нахальную, и уткнулся в подушку.

— Тебе вторую дать?

Он попытался зарыться в подушку глубже, а вышел отрицательный ответ.

— Это типа «нет»?

Он приподнялся, лег нормально и вздохнул еще глубже. Ну да, на меня надо много терпения.

— Хоть по-эстонски бы поговорил…

— Зачем?

— Интонации послушать.

— Зачем?

— Чтобы что-нибудь ляпнуть.

— Зачем?

— Чтобы не тихо было, и чтобы ты "зачемкал"! — ответила я. Тишина. — О господи, теперь про себя «зачем».

Подушка фыркнул.

— Еще раз туда повернешься — будешь на всю жизнь подушкой, — пригрозила я.

Он специально повернулся, я тут же припечатала его второй подушкой, взятой сверху.

— Вот теперь скрепить, и будет бутербродик!

Подержала так, убрала.

— Что, офигел? — спросила я, посмотрев на него. — Отфигевай, я подожду.

Подушка возмущенно засопел.

— Ой, слушай, я пересяду. Ладно? — сказала я. Я села на соседнюю кровать. — А то она сейчас развалится.

Подушка подскочил и сел на кровати.

— Вон уже ножки шатаются.

Он грозно посмотрел на меня. А что? У меня ножки точно шатались… от смеха. Подушка лег обратно, полежал и что-то сказал.

— Это ты мне или стене? — уточнила я.

Парень повернулся и снова заговорил по-эстонски.

— Ага, ага, — кивнула я. — Да, именно так.

Подушка снова прервался на полуслове.

— Снова по интонации? — спросил он.

— Нечего было себя дураком обзывать. Ты не думал, что я скоро с этим соглашусь? — спросила я.

Он погипнотизировал меня немного и снова что-то спросил бесцветным голосом.

— Ты с интонацией спрашивай, я тебе, глядишь, что-нибудь отвечу. Только с интонацией, присущей этому вопросу, а не левому, а то отвечу что-нибудь левое, — сказала я.

Подушка повторил вопрос, ничего не изменив.

— Повтори по-русски, я так по-эстонски не понимаю, — разочаровала я его.

Подушка отвернулся обратно. Теперь за голову хватиться надо мне.

— Хочешь, второй стенкой сзади прихлопну, только ты ее переставь! — сказала я.

Подушка снова повернулся ко мне.

— О, даже кровать не ломается! — поразилась я.

— Щас я тебя замочу! — воскликнула Ирка.

— Я те дам замочу! Щас вот прям тут! — не согласился Одеяло.

— Я тебе щас!

— О господи, в душ переместились, — сказал Подушка.

— М? — теперь удивилась я.

— А ты не слышишь?

Пшшш…

— Ирка, давай, я за тебя болею! — крикнула я.

— Я знаю! — ответила Ира.

Мы одновременно с Подушкой схватились за голову, а потом расхохотались.

— О, два придурка! — воскликнула я. — Потом придут и будут сетовать на то, что они мокрые.

— Ага… Потом окажется, что сами себя намочили! Зачем им понадобилось переться в душ? — спросил Подушка.

— А-а!

Тыдыцк!

— Чтобы упасть! — констатировала я.

— Ирка, ты как? — спросил Одеяло.

— Подножки! — бушевала Ира.

— Какие подножки, ты поскользнулась!

— На подножке!

Тыдыцк! Тыдыцк!

— Эй, не ломайте там кафель! — крикнула я.

— Ладно, щас на место повесим, — ответила Ира. Ой, это душ упал!

Подушка посмотрел на потолок:

— Как бы они потолок не проломили!

— Ага, представляешь себе: приходит директор…

— А комната у него затоплена…

— И мы виноваты!

— Нет, они виноваты!

— Но достанется всем.

— Ага.

Тут Подушка снова насупился и отвернулся к стене.

— О, опять! — вздохнула я. — Стеночка, стеночка, скажи мне, чего он к тебе так поворачивается! Может, ко мне так же будет поворачиваться! Что ты там нашел? Древнюю перепись?

— Ыгы.

На стене и вправду что-то было выцарапано. Подушка подвинул матрас, что-то поразглаживал.

— Все равно койку убирать, — сказал он.

— Господи, он думал, что после того, как он там поворочался, ему койку не придётся убирать, — тихо сказала я.

— А? — не услышал он.

— Ты одеяло узлом завязывал?

Подушка фыркнул.

— А что? Похоже! — констатировала этот неутешительный факт я.

Я уселась обратно к себе на кровать, пока он убирал развороченную постель, нашла мп3-шку под подушкой и включила ее. Я слушала уже третью композицию, как вдруг меня потрясли за плечо.

— А? Что? — всполошилась я и увидела перед собой голову Подушки. Я вытащила наушники. — М? Ты тут, что ли, распинался?

Подушка выдохнул и громко уселся на кровать подо мной, я свесилась.

— Эх, все прослушала, даже если это было на эстонском, — сокрушалась я.