Три закона. Закон первый – Выживание - Елена Пост-Нова

и сел рядом со мной.

— Ну? Какого хрена ты тут вздумал? — он повернул к себе моё лицо, заглянул под веки, прощупал пульс, лимфоузлы и зачем-то лицевые нервы.

— Я не знаю, наставник…

Анализатор на пальце пискнул об окончании работы. Мне хотелось посмотреть, что высветилось на дисплее, но охотник уже снял приборчик и начал листать крошечные страницы строго самостоятельно.

— Что там? — спросил тихонько.

— Ну… — грубоватое его лицо с сомнением скривилось.

— В смысле?!

— Дисбаланс, — в конце концов ответил наставник и убрал анализатор в аптечку.

— Дисбаланс чего?

— Всего, парень, всего. Но не критично, — порывшись в ящике, он стал готовить инъекцию транквилизатора. — Ничего не поражено. Истощение резерва, усиленная работа некоторых систем. Несколько дней поваляешься и придёшь в норму.

— Может, стоит в больницу поехать? — робко предложил я, чувствуя вину за причиняемые неудобства.

— Теперь ехать некуда, малыш, — протянул мужчина, на свет проверяя взятую дозу раствора в шприце. — Шторм уже набрал приличную силу, и с каждым часом будет всё хуже. Мы из леса не выедем. Ну да ты не беспокойся, медицинские навыки у меня в норме. Ясно, мелкий? Ну?

— Да, конечно, я знаю…

И доверчиво протянул ему руку, чтобы в неё вонзили иглу с транквилизатором. После объёмной инъекции уснул почти мгновенно.

Но спал беспокойно. Слышал вой стихии за стенами модуля. Ещё мне снилась боль. Потом рушащиеся небоскрёбы Мегаполиса, словно буря могла до них отсюда добраться. Затем я видел Мичлава, как в лесу два дня назад, когда мне стало плохо — его огромный тёмный силуэт с горящими в полутьме глазами и очертания груды тел позади. Потом опять боль. Наведённое на меня дуло полуавтомата — словно я нахожусь на плоту посреди реки и вижу, что кто-то в меня целится — безумное во всех отношениях видение. Ещё снился какой-то тесный подвал, до потолка заваленный непонятными вещами, и квазиантропы разбирали их, обсуждая качество. Снились ненавистные журналисты и фотографы, а один из них почему-то держал в руке мои часы. Опять боль… Ещё я видел со спины незнакомого мужчину в сером, я хотел заглянуть ему в лицо, а когда обошёл его — это оказался опять Мичлав… Он усмехался, но ведь секунду назад я видел другого человека — иного роста, в иной одежде, и волосы у него были светлее… Затем снова боль!

На один шаг я приблизился к пробуждению, но всё же не смог заставить себя открыть глаза. Сонное ярмо тянуло вниз. Что за бред мне снится? Надеюсь, утром мне станет лучше… Скорее бы утро. Не понимаю, что происходит. Мне казалось во сне, что чувствую какие-то боли… Где, что болит? Внизу живота. Внизу живота… Запахи, головокружение, тошнота, обморок… Если бы боли оказались реальными, я бы подумал, что…

И реальная боль в тот же миг прорезала живот — от низа к ногам — словно в ответ на мои полусонные мысли. И боль эта была такой силы, что я закричал в темноте! Закричал ещё и от ужаса постигшей меня догадки!

— Мать твою, ты что, рехнулся?! — зажглась одна из ламп, выхватывая своим светом полуголого Мичлава. — Что с тобой?

Он тут же оказался рядом, а я вцепился в его руку с такой силой, что, наверное, оцарапал её ногтями.

— Мичлав! — простонал, глядя на него, как безумный. — Это детерминация! Детерминация началась!..

Он молча выпрямился. А я смотрел со своей подушки снизу вверх в надежде на спасение. Сердце колотилось, боль скрутила жутким спазмом.

— Всё в порядке, парень, успокойся, — наконец заговорив, охотник отцепил мои руки и уложил их по обеим сторонам от меня. — Я знаю. Я видел на диагносте.

— Вы знали?! И молчали?! — я снова попытался его схватить, однако он с настойчивостью прижал меня обратно к койке.

— А ну спокойно! — прикрикнул сперва, но голос его тут же смягчился. — Да, я промолчал, зато ты хоть несколько лишних часов провёл спокойно.

— Мичлав, мне же нужно в больницу!..

— Отрезвись, мы не выедем из леса сейчас! Думаешь, я бы оставил тебя вот так? Выезжать сейчас на открытую местность — это самоубийство, парень. Мы не доедем до города. Будем справляться своими силами.

От этих слов перед глазами помутилось. Справляться своими силами — я детерминируюсь — без врачей, без техники, посреди джунглей… Сердце зашлось, я стал задыхаться от охватившей меня безумной паники! Казалось, ещё секунда, и сознание снова меня покинет — на этот раз вместе с жизнью.

— А ну приди в себя!

Меня схватили за плечи и крепко встряхнули. Влепили лёгкую пощёчину — тут я очнулся, перед взором проступили крупные предметы, вроде мичлавского лица.

— Ничего ужасного не происходит! Это естественный процесс! — придав тону твёрдости, чеканил тот, держа меня перед собой и глядя в глаза. — Раньше проходили и без врачей, в поле!

— Рожающей тут женщине вы бы тоже так сказали?! От этого тоже сдохнуть недолго!

— У меня просто так не сдохнешь. Успокойся! Ты же мне веришь, ну? Это мой тридцать первый рейд, и я до сих пор цел. Мы тут уже сколько прошли — и на тебе только пара царапин. Медикаментов у нас здесь десять килограмм, и я знаю, как ими пользоваться.

Я слушал его, сжавшись, затравленно и сипло дыша. По лбу струился ледяной пот.

— Тебе нужно-то обезболивающее и успокоительное, — видя, что слова доходят до потерянного адреса, Мичлав вновь немного смягчился. — Контроль работы органов я смогу осуществлять. Если будет возможность до конца всего этого выехать в город — поедем. Ясно? Всё под контролем. Ты тут не один.

Я всхлипнул и покивал. Вернув меня на койку, наставник подкатил к себе аптечку, сел рядом и стал готовить новую инъекцию, на этот раз обезболивающего.

Над джунглями пролетел такой громовой раскат, что несчастный маленький модуль, где мы находились, сотрясся всем корпусом…

В детерминариях процесс определения пола проходит всего за три дня. Ты пребываешь в спячке, врачи своевременно получают информацию о твоём состоянии, ведь всякое может произойти, когда на организм обрушивается такая гормональная нагрузка. А в норме детерминация идёт от пяти до восьми дней… И всплеск гормонов, и вызванные ими изменения протекают очень болезненно — почти как и всё, связанное с размножением. Такова оказалась расплата за выгодную мутацию — как когда-то человечество поплатилось крайне болезненными и опасными для жизни родами за возможность ходить на двух ногах.

Во время детерминации можно и умереть, да. Если какой-либо из органов не выдержит перегруза, если какая-либо система не успеет вовремя приспособиться к переменам. Естественный отбор. Но с современным уровнем