Религии мира. История духовных поисков человечества - Олег Витальевич Корытко

появление книг, в каком-то смысле брахманам противостоящих. Усложнение обрядности делало богослужение, а следовательно, и богообщение труднодоступным для основной части населения. Между тем, духовной жаждою томимы, люди искали иные, неритуальные пути соединения с божественным и преображения собственной жизни.

В результате появляется идея внутренней жертвы, которую человек способен принести в глубине своего сердца, без всяких внешних ритуалов. Более того, жар сердца уподобляется жару жертвенного огня. Возникает идея равенства или даже превосходства внутренней жертвы над внешней.

Однако внутренняя жертва при всей своей универсальности невозможна без мистической практики, психофизических упражнений, всего того, что можно было бы назвать аскезой. Люди уходят в пустынные места, собираются в общины, ищут себе учителей, чтобы преуспеть на этом пути. Соответственно, записываются советы, составляются поучения, которые вошли в историю под названием Араньяки (буквально – «лесные»). Само название вполне значимо – это книги, написанные отшельниками для отшельников, подвижников.

В каком-то смысле их можно сравнить с монашеской аскетической литературой (например, сборником «Добротолюбие»), получившей широкое распространение в православной традиции и вышедшей по своему применению за границы иноческого круга.

Упанишады: диалоги о мировоззренческих вопросах

В эту же эпоху в среде искателей премудрости и духовного просвещения создается еще один вид текстов – Упанишады. Из всех перечисленных это самые философские, концептуально мировоззренческие книги.

«Упанишада» буквально означает «сидеть у ног». Отличительная черта этих текстов – диалоговая форма, живое общение старшего и младшего, вовлекающее и читателя в поток обсуждения мировоззренческих вопросов, и вопросы эти весьма разнообразны. Что поистине существует, а что только кажется? Кто такой бог? Кто такой человек? Что такое мир? Как они соотносятся друг с другом? Любопытно, что по ходу чтения Упанишад выясняется, что беседовать на важнейшие мировоззренческие темы могут не только люди, но и боги.

Однако, если мы, следуя привычке, сформировавшейся в европейской культурной среде, попытаемся искать в текстах, осмысляющих Веды, что-то вроде «Суммы теологии» Фомы Аквинского, где бы все было по порядку логически изложено, то будем разочарованы. Задача Упанишад – не выстроить схоластическую систему и нарисовать догматическую схему, а погрузить читателя в живую атмосферу брахманической религиозности. Естественно, мы также не можем указать на авторов этих древних книг.

Считается, что наиболее авторитетных упанишад 108, к ним со временем появились комментарии. Некоторые из Упанишад переведены на русский язык – этим еще в советский период занималась Академия наук. Ниже мы приведем очень яркий пример диалога из Чхандогья-упанишады, где персонажи рассуждают об особенностях мироздания.

* * *

Иногда Брахманы, Араньяки и Упанишады называют брахманической прозой, тем самым противопоставляя их Ведам – поэтическим гимнам.

Можно провести некоторую условную параллель с литературой православной традиции. Тогда Веды мы бы сравнили с Псалтирью (хотя последняя значительно меньше по объему). Чем они похожи? И там, и здесь нет какой-либо целостной богословской концепции – это комплексы поэтических песнопений, в которых можно вычленить образы и идеи и понять, кого в этой традиции прославляют и чтят.

Брахманы можно уподобить богослужебно-уставной литературе, в частности Типикону и текстам, истолковывающим богослужение.

Араньяки – это аскетические книги, их можно было бы уподобить текстам аскетической традиции, например «Добротолюбию» или «Лествице», наставляющим на личном пути духовного делания.

И наконец, Упанишады с их мировоззренческими, богословско-философскими вопросами – это подобие богословской святоотеческой литературы в широком смысле, с рассуждением на различные мировоззренческие темы.

Заметим, что сами индуисты не могут точно сказать, сколько у них священных книг (собственно, по аналогии и христиане, например, не могут сказать, сколько у них святоотеческих писаний).

Веды, Брахманы, Араньяки и Упанишады в совокупности называются шрути – буквально «слышание». Интересно, что в христианстве «писание», а в индуизме «слышание».

При этом главный вопрос – кто кого слушает? Европеец, возможно, нарисует себе в голове такую схему: кто-то в древности услышал божественные словеса, изрек их в форме пророчеств, кто-то это записал – и вот получились священные книги, то есть человек слушает богов.

Однако здесь все совершенно наоборот. Поскольку сердцевина этих книг – гимны, а воспевают их люди, то слушают-то как раз боги. Это тексты, предназначенные для слуха божеств, а люди – всего лишь их исполнители.

Я мыслю – значит, я Атман

Один из главных, ключевых терминов индуизма – Брахман. Мы упоминали, что он обозначает среди прочего божественность как категорию. В Ведах воспеваются конкретные боги – Агни, Индра, но и термин «брахман», как абсолютная божественная реальность, там уже присутствует.

Выше говорилось, что в ведических гимнах к каждому богу адресуются как к богу высшему. Это, возможно, и подвело древнеиндийских мыслителей к идее единой, пронизывающей мир божественности, именуемой Брахман. Она явлена нам в виде разных персонажей, словно один актер надевает разные маски. Вряд ли это можно считать монотеизмом в том смысле, к которому мы привыкли, однако здесь свое, специфическое понимание абсолютности божества, явленной, в частности, через идеи модальности форм, вечности и вездеприсутствия.

Наш мир существует только потому, что соотнесен с Брахманом, срастворен с ним. Иначе Вселенная просто не могла бы существовать. Как сказал православный мыслитель и исследователь индийской культуры Николай Трубецкой, Брахман выступает здесь в роли абсолютного «резервуара бытия».

Задача человека состоит в том, чтобы войти в неразрывное взаимодействие с ним.

Каким же образом эта абсолютная божественность может быть нам доступна? Где искать ее?

* * *

Ответ на вопрос о возможности законченного, совершенного, абсолютного познания человеком Бога самоочевиден. Но древние мыслители предлагали найти точку входа к Божественному бытию. И были убеждены, что она – внутри человеческого сердца.

Брахман есть божественность в абсолютном смысле, превосходящая своим масштабом весь мир, однако эта реальность как-то проявляется в этом мире, в конкретных обстоятельствах, здесь и сейчас. Для обозначения этого частного проявления божественности использовался специальный термин – Атман.

Но где же его искать? В чем мы должны уловить его проявление? Отвечая на эти вопросы, древнеиндийская мысль пошла по очень любопытному пути.

Общей предпосылкой рассуждения здесь стал тезис, что истинное Божество по самой своей природе чуждо всякой ограниченности, всякой зависимости и обусловленности. А это, в частности, значит, что мы его не можем никаким образом не только назвать, но даже и помыслить. Потому что в таком случае мы вступаем на путь определения сущности божества, ведь «о-пределить» – это и значит «установить пределы», ограничить. Тут самое время вспомнить рассуждения святителя Григория Богослова об именах Божиих: всякое наименование есть вид ограничения, а кто дерзнет накладывать ограничения на Безграничного.

Продолжая эту мысль, можно сказать: каким бы образом мы ни пытались