Исправить (ЛП) - Уилсон Киврин

— Пожалуй, я откажусь, — произносит он наконец, и это похоже на удар под дых.

Я не узнаю своего мужа. Он выглядит решительно и ни капли не расстроен.

— Ты уже говорил об этом со своими клиентами? — спрашивает его Хаммер. — Даже не вздумай кого-нибудь переманить.

— Послушай, — начинает раздражаться Логан. — Я не намерен развязывать войну. Но ты же сам знаешь, что выбор всегда остается за клиентом. Стюарт Гарнетт, к примеру, последует за мной хоть на край света, стоит мне только позвать. Но я не собираюсь вести подковерные игры, а просто хочу уйти. — И добавляет с усмешкой: — Я остаюсь верным до конца.

— Отлично. Я выкуплю твою долю. — по тому, как говорит Хаммер — торопливо и слишком отрывисто, я понимаю, что он по-настоящему расстроен. Конечно, ему тяжело терять своего Золотого Мальчика. Громко вздохнув, Хаммер добавляет напоследок: — И, блять, можешь катиться ко всем хуям.

Закатив глаза, Логан прощается.

— Увидимся в понедельник.

Я пытаюсь понять, что сейчас тут произошло и не дать мозгам в моей голове взорваться. — Ну что могу сказать, ты определенно подкинул работы своим партнерам. Им же теперь придется все выходные потратить на звонки клиентам, чтобы те, не дай бог, не побежали за тобой.

— Ага, — говорит он, пожимая плечами.

— Не могу поверить, что ты уволился с работы. — я удивленно качаю головой. — Почему?

— Я правильно расставляю приоритеты.

— Что ты имеешь в виду?

Негромко вздохнув, он потирает затылок.

— Это значит, что я хочу быть к вам ближе, неважно, разведемся мы или нет. Я хочу больше времени проводить с тобой и детьми. Хочу найти себе жилье неподалеку, если ты решишь остаться здесь. А если надумаешь переехать в Сан-Франциско, то я поеду с вами.

Мое сердце готово выскочить из груди. Мне же это не послышалось? Неужели он готов безо всяких предупреждений, переговоров и ультиматумов бросить свою карьеру — страсть и гордость всей своей жизни, вот так запросто?

— А что насчет твоего отца? — недоверчиво спрашиваю я. — Ты сможешь лишить его общения с внуками?

— Что касается отца, — похоже, он ожидал этого вопроса. — Почему он не может переехать вместе с нами? Мне кажется, ему пойдет на пользу сменить дом, в котором он жил еще вместе с моей матерью.

Да, я тоже так думаю. Но…

У меня в голове полный кавардак. И я тщетно пытаюсь остановить бешенный поток мыслей. Что это значит? Как мне к этому относиться? Какие перемены теперь нас ждут?

Однако я заявляю Логану только одно.

— Я никогда не просила тебя увольняться с работы, — потому что хочу раз и навсегда внести ясность и больше не возвращаться к этому вопросу.

— Я знаю, — отвечает он легко и беззаботно.

Чувствую, как рушится стена, которую я возводила весь вчерашний день. Каждой своей уступкой, каждой жертвой, каждым спокойным и разумным решением, он вынимает из нее по кирпичику, доказывая мне, что не стоит держаться за обиду.

— Есть еще что-нибудь, чего я о тебе не знаю? — спрашиваю я, все еще цепляясь за остатки выстроенной мной стены. Если я сейчас услышу «да», то разозлюсь еще больше. Если он скажет «нет», ничего мне не помешает убедить себя, что он лжет.

— Нет, — он медленно качает головой. И грустно добавляет: — Детка, прости меня за все.

Боже. Я опускаю взгляд, иначе не смогу выдержать его раскаяния. — Ты действительно причинил мне боль, — выдыхаю я.

— Понимаю, — с сожалением отвечает он.

Хорошо. Настала моя очередь во всем сознаваться. Посмотрим, насколько у него хватит выдержки и терпения.

Подняв на него глаза, я говорю:

— Вчера я решила тебе отомстить.

Его брови слегка сдвигаются.

— Что ты имеешь в виду?

Наклонившись, я поднимаю свой портфель, кладу его на стойку и открываю передний карман. Вчера я бездумно засунула визитку обратно, так что мне не составляет труда вытащить ее и протянуть Логану.

— Чьи это контакты?

— Парня, который провожал меня из бара на озере Тахо. Того, с кем я целовалась.

Кровь мгновенно отхлынула от его лица, а я набираюсь смелости идти до конца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вчера я позвонила ему. — пока его глаза темнеют от ярости, наношу последний удар. — Я попросила у него встречи, потому что очень хотела трахнуться с ним так, чтобы напрочь все забыть.

Он так резко отталкивается от стойки, будто та раскалилась докрасна. О, да! Я ударила тебя по больному месту?

— Я тебе не верю, — выдавливает он.

— Твое право. Просто проверь выписку по кредитной карте. Я расплатилась ею в отеле. — бросаю ему с холодной усмешкой. — Знаешь, президентский люкс в «Хилтоне» довольно милый. Большая джакузи. Под завязку заполненный бар и современная кухня. И гигантских размеров кровать. Хотя я так и не поняла, насколько она удобная, потому что спать на ней мне не довелось.

Он судорожно сглатывает. Я преподнесла так, что его воображение живо нарисовало все в красочных картинках.

— Чушь собачья, — говорит он, а затем повторяет: — Я тебе не верю.

— Ты это всерьез? — восклицаю я, взрываясь от ярости. — Ты думаешь у меня есть причины тебя обманывать? Нашему браку пришел конец только потому, что ты свято верил в то, что я тебе изменяю. И вот я сделала это, а ты опять мне не веришь?

Стараясь еще сильнее меня задеть, он только пожимает плечами и засовывает руки в карманы.

— Это ты решила, что я снова не поверил твоим словам, а я просто чувствую облегчение. У меня будто гора упала с плеч.

Я на секунду закрываю глаза, переводя дух. Похоже он специально пытается довести меня до точки кипения.

— Ну и почему?

— Ты не из тех, кто занимается сексом из мести.

Я вскакиваю со стула.

— Прекрати навешивать на меня ярлыки! Ты с самой первой нашей встречи делал это и еще ни разу не попал в точку.

— Да, все потому, что ты первая начала, — беззлобно возражает он. — Я никогда не хотел тебя оскорбить этим, Пейдж. Ты мне понравилась такой, какая ты есть. И я по сей день не хочу, чтобы ты менялась.

Боже, помоги мне. Я до боли сжимаю кулаки. У него всегда хорошо получалось обескуражить меня и заставить мое сердце биться чаще. Слишком хорошо. Но в этот раз я не поддамся его сладким речам.

Не то чтобы я сомневался, что в искренности его слов. Дело в том, что это уже не имеет никакого смысла. Я ведь ушла от него не от недостатка любви.

— Я попросила Бет подготовить документы на развод, — говорю я, в последней отчаянной попытке наказать его.

Ему требуется некоторое время, чтобы переварить это, и я вижу, как он изо всех сил сдерживает рвущиеся наружу эмоции. Затем он просто говорит:

— Ладно.

— Ладно? — Я не могу поверить своим ушам.

— Да, ты права, не ладно. — поморщившись, он вынимает руки из карманов и скрещивает их на груди, приготовившись защищаться. — Я не хочу, чтобы ты это делала.

Внезапно я чувствую, что у меня больше нет сил спорить с ним. Я словно растеряла их все в пылу борьбы. Так что вяло возражаю ему в ответ.

— А что ты прикажешь мне делать?

Он, кажется, тщательно обдумывает каждое свое слово, прежде чем просто сказать: — Прости меня.

Я смеюсь и ничего не могу с собой поделать. Потом, вскинув руки, заявляю: — Хорошо. Я тебя прощаю.

— Нет, не так. Сделай это по-настоящему.

— Что это изменит?

— Многое, — не отводя пристального взгляда, он осторожно приближается ко мне. — Ты почувствуешь себя могущественной и сможешь освободиться от всего зла, что так долго копила в себе.

Кто бы знал, как я устала… В его словах так много смысла. Он будто открыл мне скрытые ото всех истины, а я хочу безоговорочно поверить в них, как в детстве я верила в Санту. Я хочу стать сильной и свободной. И больше не хочу злиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я устало опускаюсь на табурет, кладу локти на стойку и бессильно роняю на них голову.

— Знаешь, — выдаю я факт, который мой мозг внезапно откопал в своих дальних закоулках, — Я читала, что проводились такие исследования, когда людям во время сканирования мозга показывали фотографии их вторых половинок. Оказывается, влюбленные испытуемые чувствовали себя счастливее и у них начинал вырабатываться дофамин, заставляя определенные участки мозга загораться на снимках.