Божественная комедия. Чистилище - Данте Алигьери

1239

«После всех этих очищений сердце человека опять становится чистым и беспорочным, и оно хочет только справедливого и благого». Каннегиссер.

1240

В подлиннике: Perch' io te sopra te corono e mitrio. – «Твоя воля исцелилась от всех действий первородного греха и стала свободною от всего, что противоречит свету Божьему: ты можешь и должен ей следовать, ибо она ведет прямо к цели; поэтому-то ты и не нуждаешься в том двояком руководительстве, которое приводит в порядок все человеческое (примечание Чистилища XVI, 94–96). Теперь ты стал некоторым образом твоим собственным и императором и папою». Филалет. Сличи Скартаццини.

1241

«Божественных», насажденных рукою самого Господа. «Насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке». Бытия II, 8.

1242

Новый день, т. е. четвертый по выходе из ада. День здесь вместо солнца. – «Ступень», в подлиннике: la riva – край, берег, т. е. последняя, верхняя ступень лестницы. Отсюда начинается равнина или плоскость на вершине горы Чистилища, на которой расположен земной рай. – «Помещая земной рай на вершине высочайшей в мире горы Чистилища, Данте придерживается мнения схоластиков, в особенности Фомы Аквинского, который подробно трактует курьезный вопрос о том, есть ли земной рай место телесное, было ли это место удобно для обитания в нем человечества и проч. (Фома Акв. Sum. Theol., р. I, qu. CII, art. 1–4). Аквинат именно учит, что рай был место телесное, помещенное в восточных странах земного шара, в странах, составляющих благодатнейшие части земли. Cum autem Oriens sii dextera cooli, dextera autem est nobilior quam sinistra: conveniens fuit ut in orientali parte paradisus terrenus institueretur a Deo. Это высочайшее место, которое pertingit usque ad lunarem circulum, и кроме того seclusus a nostra habitatione aliquibus impedimentis vel montami vel mariuro, vel alicujus aestuosae regionis, quae pertransiri non potest; это – страна божественная, et digna ejus qui secundum imaginem Dei erat, conversatio; locus temperato et tenuissimo et purissimo aere circumfulgens, plantis semper floridis comatus, etc. Также Петр Ломбардский (Sent. lib, II, dist. 17) учит, что рай земной отделен от земли, ныне обитаемой, et in altro situs, usque ad lunarem circulum pertingens. И Гуго C. Виктор, по цитате Фомы: In parte orientali fertur esse locus eminentissimus, ut non aquae diluvii ibi pertingere potuissent. Наконец, в том же смысле учили Дамаскин (De orthod. Fid, lib. II, с. 11), блаж. Августин (in Genes. VIII, с. 7) и др. Но никто до Данте не помещал чистилища на откосах той горы, на вершине которой, по общему мнению, был помещен земной рай. Сличи Чистилища I, 1 и примечание». Скартаццини.

1243

Следовательно Данте, тотчас же начинающий шествие, предпочитает направление жизни деятельной направлению жизни созерцательной (сличи примечание к ст. 138 предыдущей песни). Ноттер. – «Тихо-тихо»: lento lento – оборот итальянский, значит очень тихо, как в церковно-славянском: зело-зело (весьма много).

1244

«В этом тихом ветерке древние толкователи видят вечно живую, но бесстрастную волю». Каннегиссер.

1245

Все листья нагибались к западу, куда обращена теперь и утренняя тень от горы; причина этому объяснится в примечании к стиху 103 этой песни.

1246

Аллегорический смысл: «деятельность очистившегося человека не настолько еще велика, чтобы он вследствие ее позабывал возноситься к Богу молитвою и благодарственным славословием». Каннегиссер.

1247

Т. е. сгибая ветви; ветерок был не настолько силен, чтобы мог спугнуть сидящих на них птичек. «Следовательно птицы, подобно прочим живым существам, не изгнаны из рая. Вообще птицы, по крайней мере певчие, по народному воззрению, суть такие существа, в которых удержалось нечто райское». Ноттер.

1248

В подлиннике: Che (le foglie) tenevan bordone alle sue rime. – Bordone – род толстой и длинной дудки, которая, на подобие контрабаса, издавала постоянно одну ноту (гудела), между тем как другие инструменты выводили различные ноты. Итак, шум листьев служит как бы второй пению птиц.

1249

В этом сравнении говорится о знаменитом лесе пиний – зонтикообразных сосен, с незапамятных времен растущих на адриатическом берегу, недалеко от Равенны (где погребено тело Данте), в той местности, которую Данте называет Киасси или Классе. «Живя изгнанником в Равенне, Данте часто посещал этот едва ли не самый великолепный лес Италии, и там в уединении, погруженный в свои думы, внимал этому шуму на берегу Адриатического моря». Бенвенуто Рамбалди. – Лес этот находится недалеко от запустевшего ныне приморского городка Классе, где когда-то была гавань, в которой стоял на якоре флот императоров. В подлиннике: Tal, qual di ramo in ramo si racoglie Per la pineta, in sul lito di Chiassi, т. e. как шелест, передающийся от ветви к ветви; здесь выражается как бы каждый малейший звук, прежде чем все сольется в один шелест. Вентури (Le similitudine dantesche).

Сирокко – известный южный ветер, дующий (иногда даже зимою) в Италии и приносящий удушливый жар. – «Эол» – Бог ветров. Сравнение заимствовано из Виргилия, Aen. I, 52 и след.

Aeoliam venite His vasto rex Aeolus antroLuctantes veutos tempestatesque sonorasImperio premit ac vinclis et carcere frenat.

1250

«Едва ли следует указывать читателю на величественную, чисто лирическую прелесть изображения утра посреди этого леса». Флейдерер. – «Исполненный жизни божественный лес, весь проникнутый чистым воздухом богоподобия и веянием послушания Господу, противопоставляется здесь дикому, лютому, смерть приносящему лесу греховного мира перед началом ада» (Ада I, 2 и примеч.)». Ноттер.

1251

Подобная же мысль выражена почти теми же словами при входе Данте в лес самоубийц (Ада XV, 13–15). «Данте идет медленно (стих 5) для того, чтобы все осмотреть надлежащим образом: и при направлении в активную жизнь не должна быть оставляема без внимания и жизнь созерцательная». Ноттер.

1252

Так как Данте идет с запада прямо на восток, a этот поток пересекает ему путь, то стало быть он течет с юга на север. – «Этот поток, как увидим ниже (стихи 124–128) – раздвоенный поток из одного источника; в этом месте он называется Летой, уничтожающей воспоминания о грехах, a далее, в противоположном от Леты направлении, Эвноэ, оживляющей воспоминания о добрых делах. Итак, поэта еще отделяет от настоящего рая река Лета, из которой он еще должен испить (XXXI, 101), и наконец река Эвноэ, в которую он должен будет погрузиться (XXXIII, 143) для того, чтобы вознестись на небо». Штрекфусс. – «Состояние воспринятой безгрешности обусловливает два обстоятельства: во-первых то, что воспоминание о прежних заблуждениях и прегрешениях утрачивается, a во-вторых то, что воспоминание о наших добрых делах оживает и берет перевес. Это олицетворяется двумя реками – Летой и Эвноэ. Забвение грехов при этом предшествует; потому и Данте прежде всего встречает Лету». Каннегиссер.

1253

Аллегорический смысл этой терцины был объясняем комментаторами различно. Так, например, по толкованию Бути, воды Леты означают «добродетельные мысли в душе очищенной, уничтожающие в ней память о прошедших пороках и грехах», деревья – «святые речи», солнце, не освещающее волны Леты, – «мирскую похвалу», луна – «изменчивость жизни» и проч. Но вернее полагать, что здесь Данте держался учения схоластиков. По их мнению, у воскресших в день Страшного Суда сохранится память о совершенных ими делах добрых и злых. «Quamvis multa, merita et demerita a memoria exciderint, tamen nullurn eorum erit quod non aliquo modo maneat in suo effectu, quia merita quae non sunt mortificata, manebunt in proemio quod eis redditur; quae autem mortificata sunt, manent in reatu ingratitudinis, quae augetur ex hoc quod homo post gratiam susceptam peccavit. Similiter etiam demerita quae non sunt per poenitentiam delecta, manent in reatu poenae, quae eis debetur; quae autem poenitentia delevit, manent in ipsa poenitentiae memoria, quam simul cum aliis meritis in notitia habebunt. Unde in quolibet homine erit aliquid ex quo possit ad memoriam sua opera revocare». Ѳома Акв. Sum. Theol., p. III, Suppl. qu. LXXXVII, art. 1. Согласно с этим учением, у Данте души в аду имеют память о совершенных ими делах злых и добрых; избранные души терзает память о совершенных грехах при входе в рай. По мнению Скартаццини, эта терцина не заключает в себе никакого аллегорического смысла; но Данте, как кажется, имел в виду при описании божественного леса некоторые черты Нового Иерусалима из Святого Писания, например из Апокалипсиса XXI, 23: «Город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Ангел». Этой терцине подражал, почти скопировав ее, Tacco в своем Освобожденном Иерусалиме, XV, ст. 56:

Но меж брегов муравчатых и злачных,В русле глубоком быстрая волна,Укрытая в тени деревьев мрачных,Бежит, журча, прохладна и темна;Но так светла струя тех вод прозрачных,Что явственна вся пестрота их дна,И берег их, покрытый травкой нежной.Дает приют прохладно безмятежный.

«Мрачен-мрачен» – опять итальянский оборот: bruna-bruna, см. примечание к стиху 5.

1254

Жена – это Матильда которую Данте называет по имени лишь в конце этой части поэмы (XXXIII, 119). Комментаторы весьма разногласны относительно того, откуда Данте заимствовал это имя. Большинство, однако ж видит в этой Матильде знаменитую приятельницу папы Григория III, графиню Тосканскую. Она была внучкою греческого императора; мать ее переселилась в Италию; сама она была наделена римским императором большими имениями, отличалась великим благочестием, построила много монастырей и завещала все свое имущество папскому престолу. Она погребена в 1060 году в Пизанском соборе. Следовательно, она была великая благотворительница римской церкви, но едва ли в смысле, согласном с воззрением Данте на папскую власть. Некоторые, особенно итальянские исследователи, видят в Дантовской Матильде германку, саксонку, одни – набожную супругу Генриха Птицелова, внуку Видекинда и мат императора Оттона Великого, умершую в Кведлинбурге в 968 году и впоследствии сопричисленную к лику святых. Действительно, вся ее личность превосходно соответствует всем намерениям поэта; неизвестно только, была ли она достаточно известна в Италии во времена Данте. Другие (Dr. Лубен, в Граце, в своем сочинении (1860) «La Matelda di Dante Alighieri) видят в ней святую бенедиктинскую монахиню Матильду из монастыря Хельпеде, ныне Хельфта при Эйслебене, сестру святой Гертруды. От нее (ум. 1292) сохранились некоторые «Видения», имеющие много аналогичного с Божественной Комедией и в особенности с Чистилищем; так, например, в одном из этих «Видений», описанная гора добродетели имеет поразительное сходство с горою Чистилища у Данте. Как у него, она разделена на 7 отделов, хотя несколько в ином порядке, чем у Данте. Но едва ли эта монахиня могла послужить тем символом, который придает Данте своей Матильде; к тому же сказанные «Видения» первоначально были писаны по-немецки, и едва ли Данте знал о их существовании. Наконец, третьи видят в ней просто аллегорию; между прочим Гёшель в своем посмертном сочинении весьма остроумно высказывает ту мысль, что Матильда есть не что иное, как Donna gentile его Vita Nuova и Convivio и олицетворяет собою философию, уже не как противоположность Беатриче – богословию, но примиренную с нею. – «Из примечания к Чистилища XXVII, 97 видно, что Матильда реализует представившийся Данте в сновидении образ Лии, следовательно, деятельную жизнь, ревность к добрым делам. Но точно также в Матильде можно видеть высшую степень усердия к добрым делам, именно преданность и любовь к церкви и благотворительность к ней, чем собственно прославилась историческая Матильда; следовательно, это деятельная любовь, – первая из трех благодатей. Матильда относится к Лии, как Беатриче к Рахили». Каннегиссер. – «Эту прекрасную жену всего проще, по нашему мнению, рассматривать как повторение идеи Лии (XXVII, примеч. к 101). как там Лии противопоставляется Рахиль, так здесь противоположностью к Матильде будет долженствующая скоро явиться Беатриче. И что там, как бы в предчувствии, было изображено в сновидении, то здесь совершается воочию, в действительности, именно то, что Данте, как человек, подвергшийся очищению, теперь действительно достиг цели того христианского совершенства, которое определено в XXVII песни. Это вполне доказывается той функцией, которую исполняет Матильда здесь и впоследствии. Она – хранительница, равно и вступление в земной рай, т. е. в полное совершенство; она ведет, поучает Данте, указывает ему на Беатриче, и Беатриче, в свою очередь, указывает Данте на нее для того, чтобы она окунула его в волны Леты. Итак, очевидно раскрывается здесь взаимно восполняющее соотношение двух жен, из коих одна олицетворяет деятельную, другая – чисто внутреннюю, ведущую к блаженству сторону. – Не настолько достоверно можно определить, какое именно историческое лицо разумеет здесь Данте, так как даже чисто-аллегорические свои символы Данте никогда не создает без исторической к ним подкладки. Можно даже думать, что Данте имел здесь в виду и знаменитую графиню Тосканскую, как бы мало ни согласовалась ее деятельность в пользу папской власти с теорией Данте касательно папства. Ноттер обращает здесь внимание на индивидуальное пламенное изображение Матильды (XXVIII, 46–60; 64–66; 73–75; XXIX, 1). Отсюда он заключает, что, судя по стиху 49 и следующим, здесь та «прекрасная и сострадательная» жена, о которой говорится в Vita Nuova по смерти его возлюбленной, может дать ему краски для начертания пленительного образа, хотя имя для него с намерением заимствовано или у графини Тосканской, или у монахини Мехтильды в Эйслебене. Как бы то ни было, мы должны быть благодарны поэту, начертавшему, при всем аллегорическом смысле, столь поэтический и полный жизни образ, так прекрасно оживляющий дальнейший ход развития его поэмы». Флейдерер. – Сличи: Скартаццини, La Matelda di Dante, p. 595; Ноттер, Gött. Kom., das Fegefeuer, Excurs über Mathilde, s. 359.