Тарковские. Осколки зеркала - Марина Арсеньевна Тарковская

«Дорога» было подарено литературоведу Николаю Леонидовичу Степанову. А в сборнике «Вестник» стихотворение «Фотография» получило посвящение Ольге Моисеевне Грудцовой, с которой Тарковские дружили в то время. Ольга Моисеевна была дочерью знаменитого фотографа Наппельбаума, поэтому «Фотография», написанная задолго до выхода «Вестника», была ей очень по душе. Не знаю, по какой причине дружба эта вскоре распалась, а посвящение осталось и переходит из издания в издание.

Вот так появлялись эти посвящения-подарки. Если продолжать тему посвящений в поэзии Тарковского, то в первую очередь хочется выделить стихотворения, с самого начала обращенные к конкретным адресатам. Это стихи, посвященные А.А.Ахматовой, М.И.Цветаевой, Н.А.Заболоцкому. Написанная в 1934 году поэма «Завещание» в машинописной рукописи того же года несет посвящение Андрею, которому тогда было всего два года. В поэме есть обращение ко мне, еще не родившейся. (В сборник «От юности до старости» поэма вошла без посвящения, в другой редакции и под другим названием – «Посвящение».)

Самое большое количество стихов имеют внутреннее посвящение, то есть соотносятся с тем или иным лицом без прямого на него указания. Около двадцати стихотворений связано с именем Марии Густавовны Фальц, юношеской любви Тарковского, чувство к которой он пронес через много лет. Стихотворение «Как золотая птичка…», о котором говорилось выше, также обращено в прошлое, и, по моему мнению, это воспоминание о времени Марии Густавовны.

…И в этом зыбком свете,

Пусть выпавшем из рук,

Я по одной примете

Узнаю все вокруг.

Мне жалко, что ни свечки,

Ни спичек больше нет,

Что в дымные колечки

Совьется желтый свет…

Как здесь не вспомнить стихотворение – всего четыре строки – 1926 года об этой любви.

Свеча

Мерцая желтым язычком,

Свеча всё больше оплывает.

Вот так и мы с тобой живем –

Душа горит и тело тает.

Три стихотворения с объединяющей их строкой «Как сорок лет тому назад…» тоже обращены к Марии Густавовне. В одном из них также упоминается свеча:

Как сорок лет тому назад,

Сердцебиение при звуке

Шагов, и дом с окошком в сад,

Свеча и близорукий взгляд…

О нашей с Андреем маме, Марии Ивановне Вишняковой-Тарковской, папа писал немного. Остались письма – влюбленные, нежные, сумасшедшие, а стихов, связанных с мамой, мало. Стихотворение 1932 года «Темны фонари по углам…» несет посвящение «М.Т.» – Марии Тарковской. Это посвящение-подарок. «Колыбель» с посвящением Андрею, конечно же, и о маме. И «Игнатьевский лес». Мне жаль строчки, измененной папой, – «Ты знаешь, как любовь похожа на угрозу…» на «Все наше прошлое похоже на угрозу…». Родители расстались, и их любовь стала прошлым. Стихотворение это было написано в конце лета 1935 года на хуторе Павла Петровича Горчакова (станция Тучково Белорусской железной дороги, рядом с деревней Игнатьево). Спустя много лет, в 1973-м, на том самом месте будет построена декорация дома Горчакова, и Андрей начнет воссоздавать «утраченное время». И дядя Паша Горчаков сыграет сам себя в сцене, где горит сенной сарай, подожженный его сыном Витькой…

Легко определить стихи, в которых, как в зеркале, отразилась жизнь папы с его второй женой, Антониной Александровной Бохоновой. Это было сложное чувство, заставившее папу уйти от семьи и оставить детей, которых он любил. Красивая, одетая по моде, веселая, остроумная Антонина Александровна рассталась со своим мужем, Владимиром Владимировичем Трениным[83].

Стихи, посвященные Антонине Александровне, узнаваемы по датам их написания и по реалиям, в них заключенным:

Чего ты не делала только,

Чтоб видеться тайно со мною…

Тебе не сиделось, должно быть,

За Камой, в дому невысоком.

В этом доме, в Чистополе на Каме, оставил папа свою вторую жену с ее дочерью, Еленой Трениной, и свою мать. Морозным и вьюжным декабрем сорок первого вместе с группой писателей он выехал на подводах из Чистополя в Казань, чтобы оттуда по железной дороге добраться до Москвы. Там он получил, наконец, назначение в Действующую армию.

Все близкие жили ожиданием писем. Более двухсот писем написал папа Антонине Александровне. В одном из них, от 20 августа 1943-го, он присылает ей эти стихи:

То были капли дождевые,

Летящие из света в тень.

Ты помнишь ли – с тобой впервые

Мы встретились в ненастный день.

И только радуги в тумане

Вокруг неясных фонарей

Поведали тебе заране

О близости любви моей,

О том, что юность миновала,

Что может быть и жизнь светла,

Что как ты ни жила, но мало,

Так мало на земле жила…[84]

Как, наверное, страдала мама, читая строки, посвященные Тоне. Ведь в военные годы мама тоже была душою с папой, она тоже силой своей любви оберегала его. Но не маме, а Тоне, тете Тоне, как звали ее мы с Андреем, довелось спасти папу из военного госпиталя в Калинине (Твери) и привезти его в Москву, где врачам наконец удалось остановить газовую гангрену. (Папа чудом остался жив – от этого вида гангрены люди умирают в три дня.)

После похорон Антонины Александровны в конце марта 1951 года папа напишет стихотворение «Жизнь меня к похоронам…» – светлое воспоминание о «былой спутнице», скорбное прощание с ней, запоздалое признание своей вины перед нею. С этими же чувствами написано и стихотворение того же года «Фонари».

Другие стихи, обращенные к Тоне, – «Все стало таким, будто мост разводят…» (1939) и «Ссора» (январь 1941), слишком личные, рассказывают об их разладах, о его необоснованной ревности – папа никогда не публиковал. Они появились в 1987 году в книге «От юности до старости», которую он не мог составить из-за тяжелого своего состояния. Их включила в сборник его последняя жена, Татьяна Алексеевна Озерская-Тарковская.

Эпоха Озерской, ставшей женою отца в январе 1951 года, началась в сорок седьмом. Познакомились они в Доме творчества писателей в Переделкине в 1944-м, где папа с Антониной Александровной жил летом, выйдя из госпиталя. Озерская пятнадцать лет была замужем за милым и добрым человеком, писателем и редактором Николаем Васильевичем Студенецким. Татьяна Алексеевна стала подругой Тони и часто бывала у Тарковских в Партийном переулке на Большой Серпуховской улице…

Сорок седьмой год был роковым для папы. Совсем недавно, в 1946 году, после постановления ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», был «зарезан» сборник его стихов, который, вопреки