Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Марк Солонин

«Я оглашу очень маленькую справку. Всего, чтобы боевые машины (я исключаю совершенно колесный транспорт) обеспечить на 500 км марша, нужно для заправки 1200 т горючего». Это фраза из доклада, с которым командующий Западным ОВО (а до того — начальник Главного автобронетанкового управления РККА) генерал Павлов выступал на декабрьском (1940 г.) Совещании высшего комсостава Красной Армии. Речь шла об обеспечении горючим полностью укомплектованного по штатным нормам мехкорпуса. Все, что реально было в составе Западного фронта в июне 41-го, можно свести примерно к двум «расчетным мехкорпусам», а 500 км марша — это абсолютный максимум того, что можно и нужно было пройти танковым частям во время боев «в окружении» на территории Западной Белоруссии. Таким образом суммарная потребность горючего для танковых частей фронта можно определить в 2,5 тыс. тонн, с учетом колесных машин — в 5 тыс. тонн. Много ли это? Было ли это горючее в натуре?

«По отделу ГСМ. Всего на территории, занятой противником, находилось 25 складов. На складах имелось 33 тыс. тонн бензина 1-го сорта, 8 тыс. тонн бензина 2-го сорта, 5 тыс. тонн дизтоплива… Установлено, что в руки противника попал склад ГСМ в Молодечно с количеством бензина 1-го сорта — 2438 тонн, 2-го сорта — 947 тонн, дизтоплива — 301 тонна и разных масел 200 тонн… Начальник Бобруйского склада ГСМ Авдеев донес, что склад ГСМ уничтожен. На самом деле склад ГСМ около 900 тонн бензина достался противнику, и только нашей авиацией был подожжен… В Борисове на складе было 1 тыс. тонн бензина; были открыты заслонки цистерн, когда противник появился в расположении склада. Бензин не подожгли, установить — весь ли бензин вылит на землю — нельзя…» [316]

И так далее на множестве страниц. Бензин выливали, жгли, склады бомбили собственной авиацией… Даже при таких усилиях противник (как пишет об этом в своем дневнике начальник Генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер) покрыл треть своего расхода бензина за счет трофеев. Западнее Минска находилось 16 складов ГСМ, включая огромный склад № 932 в Барановичи с емкостями на 5 тыс. тонн горючего. (Рис. 24.) Карта-схема отчетливо показывает, что из любой точки Западной Белоруссии до ближайшего склада ГСМ было не более 50–60 км. В полосе Гродно, Белосток, Брест (а там и находились все четыре боеспособных мехкорпуса) склады расположены еще гуще. При этом не надо забывать о том, что крупным «хранилищем» бензина являются сами топливные баки боевых и транспортных машин, а непосредственно в танковых частях округа фактически находилось по две-три заправки горючего.

Ситуация боя в окружении требует от механизированных соединений больше стрелять, чем ездить (в конце концов, танк, выработавший бензин до последней капли, может быть использован в качестве неподвижной огневой точки). Боекомплект мехкорпуса — это 100 вагонов (цифра была названа на упомянутом выше декабрьском Совещании). Для двух «расчетных мехкорпусов» надо, соответственно, 200 вагонов. На окружных складах Западного ОВО накануне войны было сосредоточено 6700 вагонов боеприпасов, из них 2000 вагонов находилось на 10 складах, оказавшихся на занятой противником территории уже к 29 июня. [317] Для лучшего понимания этих «вагонных цифр» отметим, что в 1943 г. вся Красная Армия, на всем огромном (на тот момент — более 2 тыс. км) протяжении советско-германского фронта расходовала в среднем 5638 вагонов в месяц. [3]

Рис. 24. Склады ГСМ на территории «Белостокского выступа»

Переходя от вагонов к привычным единицам измерения, обратимся к телеграмме, которую вечером 24 июня направляет в штаб Западного фронта зам. начальника ГШ генерал-лейтенант Соколовский. Генштаб напоминает командованию фронта о том, что по состоянию на 20 июня округ/фронт имел 610 тыс. выстрелов к 76-мм полковым пушкам и 690 тыс. выстрелов к 76-мм «дивизионкам», 720 тыс. выстрелов к 122-мм гаубице, 480 тыс. выстрелов к 76-мм зениткам и 3604 тыс. выстрелов к 45-мм пушкам (а это не только противотанковая артиллерия стрелковых дивизий, но и вооружение двух тысяч танков и бронеавтомобилей). [318] Данных по 152-мм гаубичным выстрелам в телеграмме нет, но условно принимая ресурсы Западного фронта за одну пятую от совокупных запасов пяти приграничных округов, получаем еще порядка 560 тыс. выстрелов. [3]

При взгляде на эти цифры неизбежно возникает вопрос — кто кого окружил? Те, у кого на стационарных складах было накоплено по 7–12 боекомплектов на ствол, или наступающая армия, углубившаяся на сотни км в глубь территории противника, временно лишенная возможности доставки снарядов по железной дороге (другая колея), с одним, максимум двумя боекомплектами снарядов на грузовиках и в передках орудий?

Немаловажное значение имеет и размер «кольца окружения». Внешний обвод восточного «котла» (в полосе Новогрудок, Минск) имел протяженность порядка 400 км. Для построения устойчивой обороны на фронте такой протяженности по советским уставам (ПУ-39) требовалось не менее 200 стрелковых (пехотных) батальонов. При этом у немцев в составе шести танковых дивизий [114] арифметически насчитывалось всего 30 пехотных батальонов. Даже с учетом 6–8 моторизованных и пехотных дивизий, сформировавших в конце июня западный периметр «кольца окружения», противник имел в совокупности не более 80–100 пехотных батальонов. Создать такими силами нечто подобное тому двойному фронту окружения, который был создан в ноябре 42-го года вокруг 6-й Армии вермахта у Сталинграда, немцы не могли (строго говоря, даже и не пытались).

«Расстрелять любое количество людей…»

Подводя абстрактно-теоретические итоги всего вышеизложенного, можно было бы сказать, что ситуация для войск Западного фронта сложилась тяжелая, но отнюдь не безнадежная.

Да, у оснований «выступа» противник имел подавляющее численное превосходство, но это превосходство еще надо было переправить через полноводные Буг и Неман. Пять сотен несокрушимых бетонных «коробок» ДОТов Гродненского, Осовецкого, Замбровского и Брестского укрепрайонов, сосредоточенные у немногочисленных «дорожных направлений», теоретически позволяли по меньшей мере сбить темп наступления противника. Особенности местности (огромные массивы лесов и болот, прорезанные узкими «дорогами-ущельями») в значительной мере «обнуляли» само понятие численного превосходства. Наконец, изменить неблагоприятное соотношение сил можно было простой рокировкой сил с пассивных участков в район намечающегося прорыва.

12 стрелковых дивизий второго эшелона фронта существовали в реальности, и теоретически их можно было достаточно быстро перебросить на запад, на естественные оборонительные рубежи рек Котра, Неман, Россь, Щара, Ясельда. Худо-бедно, но 35 тыс. автомобилей, включая 25 тыс. грузовиков, в составе войск фронта наличествовали еще до начала открытой мобилизации. [128] Калькулятор подсказывает, что на вооружении 13-го и 14-го мехкорпусов числилось 840 танков и пушечных бронеавтомобилей БА-10. Да, это были технически устаревшие машины, но даже просто зарыв в землю [115] 840 бронированных коробок с 45-мм пушкой, можно было создать мощнейший противотанковый заслон.

Главным «аргументом» обороняющихся мог бы стать могучий, практически полностью укомплектованный 6-й мехкорпус. Все три дивизии корпуса компактно располагались в районе Белостока, а оттуда на Варшаву тянется бетонная лента автострады. На пути предполагаемого наступления мехкорпуса, в междуречье Буга и Нарева у немцев была одна-единственная пехотная дивизия (258-я пд); нет такой науки, по которой пехотная дивизия, обороняясь на фронте в 50 км, может сдержать концентрированный удар тысячи танков. А в Варшаве находился штаб ГА «Центр», важнейшие базы тылового снабжения, крупный железнодорожный узел. Серьезные перспективы открывал и удар 6-го и 11-го мехкорпусов в северо-западном направлении, через северный обвод «Белостокского выступа»; у противника там было всего три пехотные дивизии (87-я пд, 102-я пд, 129-я пд), растянутые на фронте в 130 км, и в случае успеха наступления танковая лавина выходила во фланг и тыл всей сувалкской группировки вермахта…

Можно, наверное, придумать и другие, не менее красивые «дебютные идеи», но, читателю, внимательно прочитавшему предыдущие сотни страниц, без долгих пояснений должно быть понятно, что вся эта схоластика никакого отношения к суровой правде жизни не имеет. Ничего подобного Красная Армия обр. 1941 г. сделать не могла — прежде всего в силу отсутствия квалифицированного, способного к смелым инициативным действиям командного состава; сколь-нибудь сложные задачи для такой армии были неисполнимы в принципе.

В протоколе допроса генерала армии Павлова, бывшего командующего Западным фронтом, обнаруживается фраза, содержащая, на первый взгляд, единственное реалистичное решение вопроса: «В армию был направлен мой помощник по военно-учебным заведениям Хабаров с моим строжайшим приказом, если нужно, расстрелять любое количество людей, но отступление 4-й Армии остановить и добиться того, чтобы штаб Армии взял в руки управление». [319] Идея простая и действенная. Военная история знает пример, когда в том же 1941 г., на советско-германском фронте приказ аналогичного содержания спас армию, стоявшую на грани неминуемого поражения. 16 декабря, на десятый день контрнаступления Красной Армии под Москвой, когда немецкие войска начали беспорядочно откатываться на запад, Гитлер издал приказ, в котором потребовал: «Удерживать фронт до последнего солдата… Командующим, командирам и офицерам, лично воздействуя на войска, сделать все возможное, чтобы заставить их удерживать свои позиции и оказывать фанатически упорное сопротивление противнику ». [320]