Охота за слоновой костью - Уилбур Смит

Отдыхая, Келли заставила себя занемевшими пальцами развязать рюкзак и вылить воду, которая вдвое увеличивала его тяжесть. Она выжала запасную одежду и вытерла, как могла, снаряжение. Работая, она сжевала высококалорийный батончик и почти сразу почувствовала себя лучше.

Она снова уложила рюкзак, надела его на спину и пошла вдоль берега на север, однако держалась в стороне от песчаной почвы: на песке ее следы мог заметить патруль хита.

Через каждые несколько сотен ярдов попадались сады и крытые тростником хижины небольших шамб. Лаяли собаки, и Келли приходилось огибать хижины, чтобы ее не обнаружили. Она надеялась, что движется в правильном направлении. Она рассудила, что капитан дау держал курс к месту чуть выше ее цели по ветру, чтобы удобнее было ее высаживать, поэтому нужно идти на север.

Она шла почти час, но считала, что прошла всего пару миль, когда с облегчением разглядела впереди светлый купол маленькой мечети, блестевший в первом жемчужном свете дня точно лысая голова.

Келли перешла на усталую рысцу, ее тянули вниз рюкзак и усталость. Она почувствовала запах древесного дыма и увидела неяркий свет костра под большим тамариндом – точно там, где ему и следовало быть. Подойдя ближе, она разглядела двух человек у костра.

– Патрик! – хрипло позвала она, и один из людей вскочил и побежал к ней. – Патрик! – повторила она, споткнулась и упала бы, если бы он ее не подхватил.

– Келли! Хвала Аллаху! Мы уже потеряли надежду.

– Патрульный катер, – выдохнула она.

– Да, мы слышали стрельбу и видели свет. Мы думали, они схватили вас.

Патрик Омеру – племянник старого президента Омеру. До сих ему удавалось уходить от солдат Таффари. Он один из первых друзей, какие появились у Келли после приезда в Убомо.

Он снял с ее плеч рюкзак, и она облегченно застонала. Влажные петли рассекли ее тонкую кожу.

– Погаси огонь, – сказал Патрик брату, и тот стал забрасывать костер песком.

Вдвоем они отвели Келли к грузовику, поджидавшему в роще манго за древней мечетью, и помогли ей подняться в кузов. Она легла на грязный пол, и ее накрыли брезентом. От грузовика несло сушеной рыбой.

Хотя грузовик подбрасывало на ухабах, Келли согрелась и вскоре уснула. Этому – способности спать в самых неудобных условиях – она научилась в лесу.

Ее разбудило неожиданное прекращение тряски и гудения мотора. Келли не знала, сколько проспала, но было светло; взгляд на часы показал, что уже утро, десятый час. Неподвижно лежа под брезентом, она вслушалась в голоса людей у грузовика.

И поняла, что нельзя обнаруживать свое присутствие.

Несколько минут спустя Патрик стащил брезент и улыбнулся ей.

– Где мы, Патрик?

– Это Кахали, старый город. Безопасное место.

Грузовик стоял во дворе одного из старых арабских домов. Здание полуразвалившееся, двор загажен – куриный помет и мусор. Куры сидят под карнизом или роются в земле. Сильно пахнет канализацией и отбросами. Семья Омеру опустилась после падения президента.

В скудно обставленной комнате с грязными стенами, по которым расклеены пожелтевшие газетные вырезки, жена Патрика покормила Келли. Подавали тушеную курицу с чили и вареную маниоку с ростками банана. Келли была голодна, и еда показалась ей вкусной.

Пока она ела, с ней разговаривали разные люди. Они неслышно заходили и садились на корточки в пустой комнате. Рассказывали Келли, что происходило в Убомо за время ее отсутствия; она слушала хмурясь. Хороших новостей было мало.

Все знали, куда она направляется, и передавали с ней сообщения. Потом выходили так же неслышно и незаметно, как зашли.

Уже стемнело, когда Патрик встал и тихо сказал ей:

– Пора.

Теперь грузовик был нагружен сушеной рыбой в плетеных корзинах. Под грузом оставили небольшое убежище. Келли вползла в него, Патрик передал ей рюкзак и закрыл ведущий к ней лаз корзинами с рыбой.

Грузовик тронулся с места и с грохотом выехал со двора. Новая часть пути составляла всего триста миль. Келли устроилась и снова уснула.

Она просыпалась всякий раз, как грузовик останавливался. И когда слышала голоса, громкие высокомерные голоса хита, говорящие на суахили с отчетливым резким акцентом, понимала, что это военный блокпост.

Однажды Патрик остановил грузовик на пустынной полосе дороги, выпустил Келли из убежища, и она ненадолго отошла в вельд, чтобы облегчиться. Они все еще ехали по открытой саванне ниже края Великого Рифта. Келли услышала поблизости мычание скота и поняла, что где-то недалеко маньятта [35] хита.

Снова проснувшись, она почувствовала какое-то новое движение и услышала ритмичные голоса перевозчиков на пароме. Звуки вызывали ностальгию, и она поняла, что уже близка к дому.

Ночью она проделала в стене своего убежища под корзинами с сушеной рыбой небольшую дыру во внешний мир. В это отверстие она видела реку Убомо, окрашенную ярко-оранжевыми и фиолетовыми тонами рассвета.

Мимо отверстия мелькали силуэты паромщиков, которые тянули трос, передвигая паром от одного берега реки к другому. Паром через реку Убомо причаливал почти на самом краю великого леса. Келли так ярко представляла себе этот лес, словно действительно видела его.

Широкая полоса реки служила естественной границей между саванной и лесом. Когда Келли в первый раз стояла на ее берегу, ее поразила внезапность, с которой начинался лес. На восточном берегу к озеру уходили открытая трава и акации, а на дальнем берегу сплошной стеной, без просветов, стояли гигантские деревья высотой сто и больше футов, а некоторые исполины возвышались еще на пятьдесят футов. Тогда лес показался ей запретным и страшным. Дорога на противоположном берегу исчезала в лесу туннелем, словно кроличья нора.

За несколько коротких лет, минувших с тех пор, лес отступил от реки: в него врубались алчные до земли крестьяне. Они рубили деревья, которые росли сотни лет, и там же сжигали их, чтобы получить древесный уголь и удобрение. Лес отступал перед этим натиском. Теперь от парома до его края почти пять миль.

А в промежутке между рекой и лесом – многочисленные шамбы, окруженные полями маниоки и банана.

Выработанную землю бросали, и она быстро зарастала сорняками и вторичным подлеском. Хрупкая лесная почва выдерживала только два-три года обработки, затем истощалась, и крестьяне расчищали новые участки леса.

И даже достигнув края леса, дорога больше не походила на туннель между деревьями под сплошным высоким пологом растительности, как когда-то. По обе стороны от дороги лес был вырублен на полмили. Крестьяне использовали дорогу для доступа в глубину леса. Они строили вдоль дороги свои деревни и расчищали место под огороды и плантации в граничащем с дорогой живом лесу.