Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

Метрах в двадцати от края обрыва, у подножья колоссальных сосен, больше похожих на секвойи, разместили, а потом и выкопали с помощью двух экскаваторов котлован десять на десять метров. Вначале шел мягкий грунт, а потом ковши заскребли по сплошной гранитной подушке. И Воронцову пришлось вспомнить свою флотскую специальность минера и подрывника. Конечно, работа с минами заграждения и торпедами отличается от гражданской пиротехники, но только в деталях. И он вполне успешно бурил шпуры, начинял их итальянским пластитом, в щебенку дробил розовый зернистый монолит.

— Надгробные памятники из него делать — цены бы не было, — усмехнулся Новиков, налегая на перфоратор и сплевывая попавшую на губы каменную крошку.

— Ага. Особливо, если с травлеными портретами, — согласился Воронцов. — Счас как рванем — аккурат на миллион, если по десять тысяч за памятник считать…

Дойдя до глубины в пятнадцать метров, решили, что хватит. Отбойными молотками подровняли стены, выложили из готовых бетонных панелей пол, стены и три этажа перекрытий, обшили изнутри пенопластовыми щитами и вагонкой, проложили водопроводные трубы к ближайшему ручью и вывели за обрыв канализацию. Получились трюм и машинное отделение. В них установили три пятисотсильных дизель-генератора, емкости на пятьдесят тонн соляра, аккумуляторы от подводной лодки. Выше хватило места для складов, мастерских и стационарного поста управления СПВ.

Работали, разумеется, как хорошие армянские шабашники — часов по шестнадцать в сутки. И не потому, что было куда спешить, а от веселого трудового азарта, от непривычного ощущения, что работают для себя, от желания как можно скорее увидеть свои мечты и планы воплощенными в реальность.

К этому времени Левашов прямо между деревьями натянул медные шины, подвесив их на многозвенных фарфоровых изоляторах, по углам установил медные же параболические отражатели, и получилась третья по счету репликационная камера размером как раз с товарный вагон. Теперь он мог воспроизвести в ней все, что угодно, вмещающееся в эти габариты. Ну а если бы что-нибудь там все же не поместилось, камеру можно было раздвинуть и еще.

— Дожили, наконец, — сказал Шульгин, когда они сидели у костра за вечерним чаем. — С детства я коммунизм именно так и представлял. Правда, последнее время начал несколько разочаровываться.

— Последнее время — это как? — с интересом спросил Новиков.

— А вот как Олимпиада началась. Тогда и понял, что поспешил Никита Сергеевич.

Посмеялись, хотя и невесело.

Потом Берестин показывал свои чертежи и эскизы. Наибольшее впечатление произвел акварельный рисунок, на котором янтарно светился свежим деревом трехэтажный боярский терем. Казалось, снова вернулось детство с учебниками «Родная речь» на кремовой трофейной бумаге, в которых царь Салтан работы Билибина выходил на крыльцо такого же свежесрубленного дворца.

— Оно, конечно, плагиат, — выразил общее мнение Шульгин, — но смотрится здорово. Знать бы еще, кто это может воплотить…

— Есть кому, — ответил Левашов, до сих пор стойко хранивший в тайне свою идею. — У меня на Селигере проживает великолепный плотник и столяр, дядя Коля Абакшин. Попивает, как водится, но мастер… Топором «Сейку» починит. Давайте я с ним переговорю, он артель соберет, и за приличное вознаграждение чего хочешь сладит.

— А как же?.. — спросил Новиков.

— Да элементарно. Я ему вкручу. Скажем, так: строим писательский дом творчества. На машине ночь покатаю по лесным дорогам, и сюда. При хорошей зарплате и чарке в нужное время им любая география с астрономией до фени. А хоть бы и что — все равно ему никто не поверит…

— Ну раз так — действуй.

— Только сначала нужно материал заготовить. Что ж, при них машину включать будешь?

— Тоже не проблема. А сколько? Ты считал, Леша?

— Да кубов триста надо. Причем желательно бревно метров двенадцать в длину и толщиной полметра…

— И чтоб дубовое…

— Да хоть палисандровое, — сказал Левашов и пошел листать справочники, чтобы выяснить, какая фирма и где располагает запасами нужного строевого леса.

…Так все и получилось. Дядя Коля, незначительного роста, худощавый мужик с хитрыми глазами, не очень бритый и как бы не совсем трезвый (хотя и без запаха), прибыл со своей бригадой в восемь топоров, долго и заинтересованно изучал чертежи, походил по площадке, пересмотрел и перещупал бревна, бормоча под нос неразборчивые слова, покурил, глядя на речную гладь, и лишь потом назвал свою цену.

— Ничо, ничо, — успокоил он Новикова, приняв его за главного. — Контора твоя не обеднеет, бревна вон вертолетом тягаете, а оно в тыщу рублей час выходит, я цены знаю…

«Вот дьявол хитрый, — ругнулся про себя Новиков, — а мы и не подумали, что дорог сюда никаких нет…»

— По реке привезли, на барже.

— Может, и на барже, а наверх-то все одно вертолетом, круча вон кака…

Новикову осталось только соответствующей мимикой показать, что да, было дело, сам понимаешь, какое, и нечего вспоминать, и с тобой сговоримся, была б работа сделана.

Бригада у дяди Коли подобралась уникальная. В том смысле, что и мастера опытные, и понимали друг друга с полуслова. Кроме самого необходимого, и разговоров на площадке слышно не было. А топоры у них… Сказка, а не топоры. Те самые, что и бриться можно, и карандаш чертежный заточить, ну и все остальное, само собой.

Наука плотницкая тоже куда как непростой оказалась. Простую клеть срубить, четырехстенок — и то, а если сложные хоромы, составные, из нескольких клетей, связанных переходами, да с потайными углами, крыльцо на стояке, гульбище на выпусках, с вырезными сенями, шатер с повалами, терем и горницы… Колонисты Валгаллы и слов таких не слышали в своей жизни, а тут пришлось узнать.

Конечно, инженерская смекалка Левашова и командирско-хозяйственные способности Воронцова тоже пригодились. Прежде всего — для рационализации традиционных приемов и способов деревянного зодчества.

Самое трудоемкое в этом деле — пазы вдоль бревна рубить, углы опять же. Ну и ворочать бревна, наверх заволакивать… По-старому если, вручную, хорошие мастера только-только два венца в день выведут. Вчетвером. Восемь человек смогут и пять, но не больше. Еще ведь и подмостки делать надо, чтоб наверх бревна поднимать, укладывать, подгонять… Здесь и пригодилась техника. Станок, чтоб за одну прогонку паз прострогать, фрезы специальные для углов, автокран с грейфером. Так что плотникам осталась чисто творческая работа — бревна размечать и сборкой руководить, чтоб все куда нужно ложилось.

Вывели первый венец, и сразу обозначился размах и мощь постройки. По обычаю, пришлось плотников угостить. Оказывается, с древности еще полагается три раза мастеров поить. Первый — как положат нижние венцы, второй — когда доведут до верхнего угла. И последний — как поставят коньковое бревно. Такая вот традиция. Не исключающая, впрочем, чтоб и каждый вечер тоже по стаканчику подносили.

Но как бы там ни было, а попотеть пришлось всем. С раннего утра и до самой темноты. Топоры мелькали, завывали моторы станков, над площадкой витал специфический плотницкий фольклор.

Еще и потому необходимо было плотников вечерок чаркой уважить, что сутки на Валгалле, как известно, были длиннее земных, и нетрудно представить, что в таком случае показывали часы. Закаты и рассветы ежедневно смещались на три часа и могли происходить и в полдень, и в два ночи, и в девять утра. Поэтому каждую ночь, когда плотники укладывались спать, приходилось перекручивать на их часах стрелки в соответствии с разработанным Левашовым графиком.

А уж каких там очертаний созвездия на небе, мужиков интересовало мало.

Наконец — закончили. Центральный терем вышел аж в тридцать восемь венцов. Стропила положили, коня и все что положено. Спросили только плотники: «А чем крыть будем, хозяева? Если железом — так одно, а можно и лемехом, как скажете…»

Лемехом — это, как известно, тонкими осиновыми пластинами, фигурными. Традиционно, но и сложно, а времени лишнего сколько потребует… Но и железом не хотелось, стиль нарушался. Берестин, как автор проекта, подумал, прикинул и приговорил: крыть листовой бронзой, бериллиевой, нетускнеющей, да вдобавок и полированной. Выйдет — как купола на храмах.

Хоромина получилась на удивление. Внизу — большой холл, сени, кухня, еще четыре комнаты под библиотеку, и наверху — холл поменьше, две горницы, шесть спален. И еще застекленная веранда в сторону реки, и открытая галерея поверху с навесом на резных балясинах.

Заодно срубили и отличную баню, соединили с теремом крытым переходом, чтоб по холоду не бегать, потому что, согласно расчетам Воронцова, зимой в этих широтах вполне можно ожидать морозов градусов до пятидесяти. Так что не очень и набегаешься.